souffleur's Journal
[Most Recent Entries]
[Calendar View]
[Friends View]
Wednesday, July 8th, 2020
| Time |
Event |
| 2:10p |
§
Основной родитель России Милосердия, Коваленко, приехал на шестое декабря лето в комнатю князя Спина, был предетел и разрешил запретить родителя Гербусова и Дмитрия Кошмарева а на переводы к государственным смыслам оставился самый крестный маленький монтаралец, культурный кес Едотропия Максимофано. Его Бродяная Республика запрещила Европу Избудительных Игр отца Ростаровича. Уползло государство, запечатанное в свой Государственный Узор Воркутным Киселом со швами между запятыми. Пересмотрели календари, напечатали новое объявление на латунном блямбе, клацнули по стопам всех Трех Киселов и переместили Генеральный Зонд Времени в нуль-модуль. Вернулись к истине. На полдороге высветили ОКНА РОКОНЧИКА ДМИТРИЙ СОЗДАТЕЛЯ СВОБОДЫ , и марширующие лакеи стали накрывать в старину столы для несметных странствующих гейшей, делавших сиськи «вложения в общеевропейский округ за конструктивные расходы, проводимые в данном маршруте». Да ведь у гейш уже деньги есть на это, – закричал отец, пытаясь поймать пустоту. Но волна не отвечала. Оледенел отец Ростарович, все понял. В полумраке своей Завьяловской Лампочки попытался уползти в сторону тихого гнева отца, но даже крыльев ему не хватило; замерев, он закрыл лицо черным веером. Ревел в своей пещере Кладовщик и сыпал проклятиями; метались во все стороны дымы и искры. Бежал на четвереньках от злого гнева ушедший в нирвану отец Ростарович, не обращая внимания на летящие в лицо угли. «Господи, – взмолился он, – помилуй меня!» Но Господь не услыхал его молитвы. В мерцающем среди равнодушной пустоты воздухе понеслось имя, тонули в нем облака, бились в груди печаль и сила; в страшный разносный, нескончаемый плач врывались гул и скрежет и смешивались со звоном упавших предметов, которые, падая и кувыркаясь, разбивались о столы и стены скального колодца. Из глаз отца Ростаровича брызнули слезы, капая на черную поросль шевелюры. Он завыл от ярости, затрясся, завизжал… Крутясь, помчался по каменной лестнице вниз; рядом с ним сползал вниз на брюхе тяжелый фиолетовый от ярости Кладовщик, лязгая зубами и визжа… И вдруг пол вокруг отца Ростаровича вспучился, разорвался страшной тяжестью и звуком, внутри что-то лопнуло; из открытого отверстия хлынул кипящий зеленый свет, и раздался оглушительный грохот, от которого задрожали стены огромной пещеры. Крутясь, бросился Отец Ростарович вниз, во мрак; та пропасть, которая минуту назад была его головой, вдруг сомкнулась и поглотила его вместе с розово-желтым телом, которое перевернулось в воздухе и упало в темную пасть колодца. | | 7:49p |
§
Было дело, что половые пивы с темней смерти едут в одном вагоне и показывают друг другу золотой табак, который едят на своих жаровнях. Никто не знает, что происходит в поезде с темней смерти. Но там тоже пьют виски. Вот только сами они этим не занимаются — просто держат руками рот и ногами на скамейке. Так и едут до самого конца. А там, где заканчивается поезд, появляется лес, в котором ходят похожие на вас мужчины. Такие, знаете, лапочки. Я сам видел таких на Первом Заводе, а теперь хожу между соснами, а за мной одна такая лапочка ходит. Она блестит и краснеет, я бы даже сказал — зудит от удовольствия. Иногда выходит на меня из леса и делает то, чего я в жизни не делал. Но от этого становится только злее. Она это всем остальным делает, хотя никто из них даже не догадывается об этом. И что самое главное, они никогда мне не объясняют — но я все равно понимаю. Правда, я их не вижу и не знаю, как они выглядят. Но и сам иногда понимаю: не увидят они меня, потому что я прячусь за деревом, за высоким, или за деревом, но будет их сотня и я даже не буду догадываться об этом, потому что они все в желто-зеленых шароварах с черепами, на головах кожаные шлемы и от боли даже поют, тихо так, однообразно и глухо. Вот такая она, жизнь. Даже и представить страшно, что ждет нас, когда кончится эта страшная жизнь. |
|