| 5:16a |
[]
влопавшись в пахучую жизнь и навстречу тебе
валятся деревья пейзажами своими,
воют самолеты в тучах земли
мертвецами в себе отравив
все живое.
прорезая тьму по карте полей
тревогу памяти выколотили из предмета,
раздвигая древесные перепонки в пустых артериях
след от взрыва березы бросает зигзагом гаснущую лампаду.
березу раскрой.
посмотри: в облаках серебрятся львы,
умирая, звери валятся на колени,
и над ними смерть стоит, оскалив клыки,
превращенная в купол плывущий в огнистых зрачках гниения.
воспаляется небо сотней дымящихся дыр,
небо кто-то затеял будто бифштекс
с аппетитной кровью.
у людей из глаз течет и шевелится косматый луг;
монгольфьеры сорванными звездами не взрываются,
а внутри омертвения хрупких шкур изумрудной мякотью прорастают на части, —
с неба ветром сбитый летящий хлам
осторожно зарылся в больные хворью травы,
берега растут на задворках счастливых кладбищ...
здесь каждый гроб — механизм для тебя,
лесом паническим, шумом,
так движутся значки от моего языка, —
самым голодным моторным весельем;
нарисованные разрушения издают звуки ужасные;
каждую букву в новом предложении записываем как данность
для обозначения тени от шарика.
а что же в природе?
почти всегда отрава дня,
и еле слышные гневные проклятия
от тех, кто тяжело дышит в небесах.
желтоватые зори киснут во мгле болот.
в ту пустоту, в которой пустота не везде,
кладбищенски вечную воткнули набор окон,
в ней, словно взаперти заточенной, и голова порой не болит.
но в солнце безостановочно бьет раскаленная турбина,
неподвижный огромный котлован заполненный истекающими жизни испарениями,
рисующий сложные фигуры предметов.
этот бегущий к нулю бесконечный маятник, тикающий в тебе, повторяя тебя,
эти петли, расставленные между тобой и концом.
однажды сама не свой выходишь ты на экскурсию
на разбитные полустертые буквы чужой книги. |