| 2:30a |
*
«Я думаю, что атеизм -- это нечто очень простое, – сообщил он кому-то. – До Бога мне как до луны. Но
чем больше я понимаю, чем больше я размышляю, тем больше начинаю понимать, что если бы
я отказался от своего символа, я перестал бы быть собой».
«И это очень просто, -- откликнулся кто-то. – Перестань
выражать свои чувства, мысли и движения в какой-то определенной форме, откажись от речи,
если ее некому слушать, и начни говорить сам для себя. Это похоже на игру в
«перебрасывание косточками».
«А есть ли такой человек, с которым можно играть в «перебрасывание
косточками»? – спросил первый. – И если есть, то как его найти? И можно ли назвать его
«утопленником»? И может ли он восстать из моря, чтобы говорить с тобой?»
«Найти такого человека и спросить можно, – ответил второй. – Но вряд ли его можно
назвать «утопленником».
На какую-то секунду в комнате воцарилась тишина.
«Кажется, вы что-то сказали?» – спросили у первого.
"Нет, – ответил он. – Я ничего не говорил".
«Так что же вы тогда бубнили себе под нос?»
«По-моему, кто-то только что бросил мне косточку», – заявил первый.
«А, тогда понятно... Но вы не спешите... Мы ведь все находимся здесь не
для того, чтобы сменить тему, не правда ли?"
Значение высказывания «не спешите» кажется столь же бессмысленным, как и употребление
во множественном числе слов «если» или «может быть».
«Я думаю, – сказал первый, – что многие из нас решили, что хотя все уже не
вернется назад, хотя все уже кончается, хотя даже настоящее начинается с начала, но мы
все еще продолжаем притворяться, что кто-то еще не ушел. А ведь это все равно, что
дать кому-то почувствовать, что он еще не ушел. В этом нет смысла. Невозможно продолжать
играть в то, в чем все закончилось. Не так ли?»
Здесь автор выражает свое мнение на этот счет.
«Может быть, это и к лучшему, – продолжает он, – что я сейчас один».
Но кто же не слышит во фразе «многие из нас решили, что хотя все уже
закончилось, хотя уже началось, хотя даже настоящее начинается с начала» что-то
для него печальное? Кто, читая ее, не думает о том, как все было. «Я думаю,
что многие из нас решили, что хотя все уже закончилось, хотя уже началось, хотя
даже настоящее начинается с начала» говорит нам о том, что автор, уже по-своему
ушедший от ответа, все еще остается участником определенного разговора,
который сейчас продолжится?
О том, что этот разговор ведет не кто иной, как автор, напоминает и
звучание каждого слова.
Выражение лица отца моего слепого отнюдь не предвещало ничего плохого,
но оно изменилось и в ту же секунду стало словно безжизненным, точно маска.
Во всех этих высказываниях слышим мы язык, на котором говорит автор
«страшных» произведений, к тому же «очищенный» от «выражений чувств».
Не хочет ли он начать все заново, начиная с
конца? Он ждет, чтобы ему ответили на его вопрос. Он говорит с нами в надежде
на ответ, который есть не что иное, как его самопонимание, его самовосприятие.
К его нетерпению мы должны быть готовы, иначе он заговорит с нами на своем
родном языке.
Ты спрашиваешь, как можно найти потерявшегося? И ты спрашиваешь
с того же самого места.
А кто не хочет уходить, если действительно
все позади? Не хотел бы ты вместе со
мной удалиться к последней странице?
Тут автор встает и выходит из комнаты. «Что вы там делали?» – спросили у него.
«Я говорил с писателями и помогал им», – ответил он.
«Как они ответили на вашу помощь?»
«Одни лишь насмешки. Иной раз даже мат».
Уходят? Если ушли они, то
что же остается тебе? Ты вышел из дома и медленно спускаешься вниз.
Куда ты идешь? |