| 5:40p |
Тимофей чувствовал, что на него смотрят
из всех щелей:
из ямки, скрытой кустарником,
из норы под корнями и
из-под камня.
Изо всех щелей смотрели
звуки, запахи и светлячки.
Тимофей не хотел их замечать.
Однако ничего не помогало.
Он слышал шуршание, хихиканье,
шепот, шелест и
звон монет.
Словно лесным жукам,
крышам, сараям и стенам
нужен был кто-то — кто-то живой и близкий.
Что ж, вот вам он.
Вот вам Тимофей в белом пальто,
застегнутом на все пуговицы.
Живой и близкий.
Его тотчас окружили, обступили
сырым мохнатым боком.
Приземлились, обвили мохнатым брюхом.
Спрыгнули, зацепив колючим хвостом,
пыльным и жестким,
как древесный листок.
Осыпались на лицо колючей прохладной
хвоей.
Вздрогнули, вдохнули, запахнулись
в мох,
В плотный, грубый, косматый ворс.
И он испуганно рванулся, порвал паутину
на теле,
Заискрил, побежал...
А они — все больше, больше...
Они заполнили собою все.
Все увидали в нем
собственную тень,
Жалобы, вопросы и ответные крики.
Они напевали тихонько песенку
и стучали в ухо часами.
Они заигрывали с ним,
показывая свои острые клыки.
Они смеялись и сердились
немножко,
Иногда, наверное, шутили.
Они всползали ему на лицо и руки,
во рту их было что-то острое,
В груди пылало, стучало, жгло,
и даже тихонько гудело.
И они,
крепко ухватив за его плечи и грудь,
свернули его,
сломали его,
выдернули душу из него
и отпустили его
на волю.
Повалили его, как поленья
зимнего костра,
На землю —
под деревья и на корни.
Приклеились комьями к лицу и к волосам.
Вот так же он сбросил с себя деревья и камни.
Вот так же он пытался
глухими ночами
собственными руками
дотронуться
до своих глаз,
дотронуться
до своих ушей,
Дотронуться
до своих рук,
Выкарабкаться
из запутанных закоулков
в темно-зеленую густую траву.
Вот так же он пытался
по-своему понять
боль свою и радость.
Вот так же он сдавленно кричал,
выл, кричал...
А они хохотали,
надрывались, стонали,
но не могли его
унять.
Это была лишь игра. |