| 11:21p |
{{}}
Сидели девушки, пили чай. Высокий лоб, ярко-синие глаза. Умные, правильные черты лица, темно-русые кудри - все в нем было светло. Густые брови, темные глаза, изящные ноздри, короткий нос, слегка впалые щеки - разве это мужчина?
Мне нравились девушки. Что ж, не дурак же я. К тому же за последнее время я навидался их вдоволь. Они мелькали, мелькали в лицах моих товарищей по учебе и работы, моих однокурсников, друзей - одна за другой. И все они нравились мне. А они, кажется, обо мне забыли, и у них были свои, какие-то свои разговоры, свои мысли. Какие? Никогда не поймешь. Как бы то ни было, но эта девушка обратила на себя мое внимание, она понравилась мне, вот и все.
Я ей рассказал стихи, которые я недавно сочинил, - необычные стихи. Я сразу понял, что она запомнит их, так как раньше я рассказывал ей свои стихи с некоторым усердием. Помню, когда я пришел в общежитие, то забыл эти стихи в кармане. В нашей комнате никого не было. Только одна старушка сидела в кресле у окна. На полу лежала папиросная бумага, стояла корзинка, был накрыт стол, чайник со стаканом и чашка. Мне бы сразу уйти, стать где-нибудь в коридоре и предаться мыслям, например, о девушках, как я мечтал, чтобы это поскорее кончилось. Но я не ушел, а пошел к старушке, сел рядом, попросил у нее помощи и попросил огня. Старушка улыбалась. Почему она улыбалась? Я не мог вспомнить, я забыл, забыл свои обиды. Она сказала:
"Ах, вы поэт, поэт! Какие у вас красивые стихи!" Я ответил: "У вас есть кто-либо, кто тоже так думает?" Она покачала головой. "А кто вам их читает?" - спросил я, поднимая крышку корзинки и машинально вдыхая запах ландышей.
Старушка улыбнулась. Боже мой, неужели она знает, ведь вот же она сидит со мной. Вот она, эта старая женщина, разговаривает со мною, будто и не стара. Неужели это просто случай? И неужели мне нравится в ней все это? Так вот она какая, старая, седая, светлокудрая старушка. Чудеса, да и только! Мне хотелось смотреть на нее, смотреть, слушать ее голос. Ведь это же чудо, быть с нею рядом. Так приятно смотреть и слушать, видеть и чувствовать - чувствовать всем сердцем ее красоту. Потом мне стало стыдно. Зачем это я так? Ведь она замужем, ее муж работает на заводе, рядом живут две маленькие девочки, муж ждет ее домой. Да и она сама не очень-то молода. «Ну, старик, ты погляди на вещи с такой стороны», - сказал я себе. Куда как просто. Ясно как дважды два. Ну и что же? Почему, собственно говоря, к этому надо относиться так серьезно? Да, однако, если рассуждать, должно быть очень стыдно, наверное, у меня ноги подогнулись. - «Нет, постой! Что это такое, черт возьми? Конечно же, стыдно! У меня даже ноги подкашиваются». - Постой, друг, при чем тут это, боже ты мой? - ответил я сам себе и почувствовал, почему это мне стыдно: оттого что такие чувства к ней возникли из-за стихов. Очень может быть, все, в общем, это было смешно, глупо, натянуто. Интересно только, можно ли объяснить этот случай любовью? Нет, конечно, нельзя. Злоба такая: ни минуты ни о чем другом не могу думать! Надо, старина, надо брать себя в руки, научись быстро засыпать, вместо того чтобы писать стихи!
Перед самым отъездом я ей написал, написал из дому: «Когда вас увижу, напишу вам о большом чувстве, которое я сейчас испытываю к вам, учитесь, пожалуйста, читать между строк».
Мы шли по брусчатке, по отлогому склону,
Сначала мы шли молча, потом вдруг она сказала мне: -
- Знаешь, со смертью, знаешь, уж как тут быть?
Порой она брала меня за руку, сжимала мне пальцы, взглядывала мне в лицо, улыбалась и шла дальше. Ветер трепал ее волосы, платье. Порою она смеялась, часто смеялась. Меня тянуло к «трупу».
В школе мы вели игру, и нас просили вспомнить все слова, какие они знают. Мы подходили к уроку по алфавиту. Жидкие буквы бежали перед нами. Скамейка, названия улиц, лестницы, стены, дворы, булыжник, огромная картина из сказки про Карлика-в-сапогах. Все это вдруг вырастало перед нашими глазами. Наступала тишина. Лишь ветер стучал в окно. А слова приходили из дали веков, стучались в наши умы, хотели понять нас. Сердце вдруг билось, лицо горело. Как только я начинал, она опять сжимала мою руку. Колени дрожали, пересохли губы. И все новые, новые слова проносились передо мной, теснились в моем мозгу. Они были вроде музыки. Казалось, их выговаривала чья-т лопнувшая струна. Ничто их не понимало, даже ветер. Тогда я говорил:
- Слушайте, слушайте. Вы что, глухие? Здесь слова так просто: зима, снег, сосульки, солнце, облака, любовь, сева, четверг, воскресенье, улица, номер дома, имя, фамилия, конец урока, лес, сова, деревня, камень, река, пароход, труп.
Мы говорили и говорили, «записывали», как в школе. Имена, числа, лица, похороны, улицы, цифры, города. Слова шли вместе с нами по дорожкам, отделенные друг от друга только бумагой. |