Однако потери нашей стороны были тяжёлыми. 1 августа около здания представительства в Хараре был застрелен глава нашего представительства в Зимбабве Джо Гкаби. В ноябре было найдено тело Гриффитса Мксенге - известного юриста из Дурбана, занимавшегося вопросами прав человека, и на нем насчитали более сорока ножевых ран. Это было продолжением более сотни случаев гибели людей в полицейских застенках и растущего числа политических убийств внутри Южной Африки и за её пределами. Пытки и убийства, осуществляемые силами безопасности, становились частью правительственной политики.

      Я был в Свазиленде 4 июня 1982 года, когда были убиты заместитель представителя АНК Петрус Нзима и его жена Джабу. Петрус повернул в своей машине ключ зажигания и раздался взрыв...
      Через два месяца после этого взрывом бомбы, присланной по почте в бандероли, была убита Рут Ферст. Эта трусливая акция показала, что Претория боится не только вооружённых бойцов МК, но и ума блестящего ученого, сделавшего основной вклад в исследование вопросов развития в Африке. Год ещё не кончился, когда 9 декабря 1982 года коммандос совершили налёт на Масеру, столицу Лесото. И вновь шпионы в наших рядах указали на дома АНК. Было убито 42 человека, среди них 12 граждан Лесото.
      После периода тяжёлых дискуссий Самора Машел объявил о намерении подписать мирный договор с Преторией. Это был унизительный поворот на 180 градусов для ФРЕЛИМО и огромное поражение для АНК. Я был первым членом АНК, для которого закрылись двери Мозамбика.

***

      Нападения Претории не запугали нас, а вызвали ещё более твердую решимость. В мае 1981 года была двадцатая годовщина создания расистской республики. АНК запланировал кампанию борьбы против празднования этой даты, которая сочетала массовые протесты, подпольную пропаганду и боевые операции. Наконец нам удалось найти правильное сочетание тактических средств, которые вдохновляли подъем масс и создание популярных демократических организаций. Мы уже могли видеть, что апартеид, в конечном счёте, был обречен.
      Мы договорились о встрече с командирами боевых подразделений. Командиром подпольной сети провинции Наталь был Тами Зулу. Аналогичный пост по провинции Трансвааль занимал Сипиве Ньянда, подпольная кличка которого в МК была "Гебуза". Тами только недавно прибыл в Свазиленд, чтобы возглавить подпольную сеть, которая потеряла своего способного начальника штаба Звелаке Ньянда - брата Гебузы. Звелаке застрелили 22 ноября 1983 года во время нападения на один из домов, принадлежащих АНК.
      Оба командира отреагировали на сообщение о происходящем в Мапуту в том же философском духе, с каким все мы встречали любую неудачу. Если мы были в состоянии разработать ответные меры, то никакого упадка духа не могло быть. Вот почему лозунг "А luta continua" был столь популярным в наших рядах.
      Однажды утром мы встречались в конспиративном доме, принадлежащем Гебузе. Вдруг один из его ближайших помощников, Джабу, долговязый парень с тихим голосом, прервал нас. "Плохо, плохо", - пробормотал он вполголоса, обращаясь к Гебузе. Глаза последнего широко открылись, и он дал понять, что мы должны немедленно покинуть это место. Джабу получил предупреждение, что свазилендская полиция намеревается произвести налёт на этот дом.
      Мы решили ехать обратно в город. Как только я сделал разворот, нас остановили два человека с винтовками. Они потребовали сообщить, кто мы такие и что нам здесь нужно. Я почувствовал, что это Специальный отдел свазилендской полиции и, изображая подобающее случаю удивление и раздражение, но без высокомерия, ответил: "Мы бизнесмены. Подыскиваем дом в Пайн Вэлли. А вы кто?". "Полиция, - был резкий ответ. - Пайн Вэлли сзади, по главной дороге".
      С измененной внешностью мы чувствовали себя достаточно уверенно и поэтому решили спокойно оценить ситуацию за чашкой кофе. Когда я шел к машине, то почувствовал, что за мной следят. Человек, который вызвал у меня подозрение, был молодой, просто одетый парень. Я заметил, что он сидел за соседним столиком в кофейном баре и вышел оттуда сразу после меня. Я зашёл в магазин мужской одежды и начал рассматривать пиджаки на вешалках. Мой "друг" остановился снаружи и даже украдкой заглядывал в магазин, чтобы увидеть, что я собираюсь делать. Мне нужно было вернуться назад к машине и забрать Эбе, поэтому я не мог терять времени. Это была ситуация, которая требовала жёсткой тактики.
      Я пошёл по тихой улице, повернул за угол и подождал. Конечно же, мой "друг" торопливым шагом завернул за угол и почти столкнулся со мной. Я ударил его в грудь сжатым кулаком. "Если ты собираешься ограбить меня, то следующий раз получишь пулю!". Я оставил его там на углу в растерянности и быстро пошёл назад к "Свази Плаза".
      Вверх по холму быстрым шагом, тяжело дыша от волнения, поднимался Крейг Уильямсон - офицер полиции безопасности, с которым я последний раз встречался в Лондоне. Я узнал бы его везде - красный цвет лица, узкие глаза, тучное тело. Мы слышали от наших людей, что он живет в одной из местных гостиниц и что он часто наведывается в Свазиленд, чтобы создать здесь шпионскую сеть.
      Существует железное правило техники обнаружения слежки: никогда не оглядывайся через плечо. В тот день я нарушил его первый и последний раз. Я посмотрел назад - Уильямсон тоже обернулся на меня через плечо. С его стороны это означало, что или он только что узнал меня или он уже знал о моём присутствии здесь и о моей новой внешности. Что бы я ни думал о Уильямсоне, но он был противником с крепкими нервами и со способностями.

***

      Тами Зулу и я попали под огонь около Мбабане, когда наша машина была опознана, и свазилендская полиция устроила погоню. Пуля попала в шину и Тами, сохраняя хладнокровие, увел машину с дороги и направил её в буш. Мы выпрыгнули, пули свистели над головой и мы из всех сил рванули к дому одного из наших друзей, который, к счастью, находился неподалеку.
      В другом случае мы договорились, что Гебуза заберёт меня и Эбе из гостиницы "Холидей Инн" в долине Эзулвени. Ожидая его, мы с Эбе разговаривали около бассейна. Я понял, что мы стали привлекать внимание, когда заметил, что двое белых мужчин разглядывают нас из бара. Они были из Специального отдела полиции ЮАР. В этом не было сомнения. Как раз в этот момент один из помощников Гебузы прибыл, чтобы забрать нас.
      Мы вышли за гостиницы, а за нами вышли шесть тяжеловесов. На парковочной площадке стояло несколько длинных рядов машин. Машина Гебузы и резервная машина с его охраной были в ста метрах. Один из наших противников попытался перерезать нам дорогу. Казалось, что перестрелка неминуема. Я сунул руку в карман, и тот отпрянул. Они, однако, по-прежнему шли за нами. Но когда мы подошли к машине Гебузы, они остановились. Возможно, им не понравился вид наших ребят в машинах. Когда мы отъезжали, один из наших прицелился в них из "Калашникова", и они попрятались в кусты.
      Сразу же после Рождества Гебуза, который, казалось, был живуч как кошка, чуть не попался во время налёта на его квартиру в Мбабане. Полиция взломала дверь квартиры. Гебуза и ещё один товарищ по имени Матау попытались бежать через балкон. Матау сорвался и упал, сломав обе ноги и несколько ребер. Пока он лежал, корчась от боли, ему ещё и прострелили колено. Гебуза сумел взобраться на крышу, где прятался весь день и всю ночь, а затем успешно выбрался оттуда и сумел реорганизовать свою подпольную сеть.

***

      У меня никогда не было ни малейших сомнений в том, что наша вооружённая борьба была средством защиты от насилия со стороны правительства. Нас вынудили на массовую политическую борьбу, на вооружённые действия тем, что все пути продвижения к демократии были закрыты. Оливер Тамбо выразил это в сжатой форме, заявив. "Не было бы вообще никакого насилия, если бы мы не стали объектом насилия со стороны системы апартеида".

***

Декабрь 1986 года был особенно трагическим месяцем для нас. В Масеру ударная группа, используя оружие с глушителями, убила семь наших товарищей. Среди погибших были два моих слушателя из Анголы - Нон-коси Мини (или Мэри Мини) и Луламиле Дантиле, известный как Морис. Нонкоси была дочерью казнённого героя Вуйсиле Мини, которая пережила бомбардировку в Ново-Катенге. Морис был найден убитым в машине. Были также хладнокровно расстреляны Леон Мейерс - оперативник МК и его жена Джеки Куин. Их обнаружили в их доме. Они сами открыли дверь кому-то, кого они, очевидно, знали и кому доверяли. Их дочь была обнаружена живой, прижимающейся к матери. Стало вновь ясно, что это было делом рук шпиона, приникшего в наши ряды и выдавшего их всех.

***

      Правительственная политика, основанная на применении грубой силы, потерпела поражение. АНК объявил 1986 год - 25-ю годовщину МК - Годом "Умконто ве Сизве". Лозунг "Каждый патриот - боец! Каждый боец -патриот!" отражал сочетание массовых действий с вооружённой борьбой. Чрезвычайное положение, убийство активистов, расстрел демонстраций, рейды в соседние государства - всё это не могло ни подавить волну протестов, ни устранить противоречия, свойственные апартеиду.
      Мы фиксировали до 150 операций, проводимых бойцами МК, в год. Многие операций оставались незафиксированными, поскольку у нас не было связи со многими подразделениями. Режиму не удалось ликвидировать наши подпольные структуры ни в одном из "передовых районов", включая Мозамбик и Свазиленд. Рейды групп убийц в Лесото не смогли изгнать оттуда АНК. В период между сентябрем 1984 и апрелем 1986 года более 800 домов полицейских подверглись нападению и разрушению.

***

      1991 год. Я председательствовал на совещании по подготовке массового митинга, посвященного началу легальной деятельности ЮАКП. В середине совещания пейджер у меня на поясе начал подавать сигналы. Сообщение заставило меня подпрыгнуть: "У Лары пищевое отравление. Следи за своим самочувствием. Свяжусь с тобой позже. Джеки". "Ларой" был Мак Махарадж. Ссылка на отравление означала, что Мак только что был арестован и что я находился в такой же опасности. Я передал функции председателя одному из товарищей и быстро пошёл к своей машине, стараясь одновременно не выдать себя торопливостью движений. Я оставил машину в нескольких кварталах. В течение последних двух недель я жил с предчувствием катастрофы.
Собираясь перейти пустынную улицу и оглядываясь, нет ли поблизости машин, я одновременно проверял, нет ли слежки. Создавалось впечатление, что "хвоста" не было, Я вглядывался вперёд, пытаясь углядеть кого-либо, кто ожидал бы моего появления, и испытал облегчение, увидев свою машину, которая была неизвестна полиции. Никто даже из моих коллег не знал, на какой машине я езжу. Помимо нескольких других факторов, включающих изменение внешности и неизвестного полиции жилья, моя безопасность сейчас зависела от наличия "надёжной" машины.
      Как бы мне ни хотелось прыгнуть в машину и умчаться, я прошёл мимо машины, перешёл дорогу, обошел квартал и вернулся обратно теперь уже в полной убеждённости в том, что всё в порядке.
      Мотор завелся, и это звучало музыкой для меня, но я по-прежнему не мог расслабляться. Возможно, за мной наблюдали на расстоянии? Я проскочил перекрёсток как раз в мгновение перехода с зелёного на жёлтый. Никто позади не попытался проскочить на красный, чтобы не отстать от меня. Существовала ещё возможность, что за мной следовали по параллельной улице. Я быстро набрал скорость, не превышая при этом верхнего предела в 120 километров в час. Затем сбросил скорость, позволяя другим машинам обгонять меня. Убедившись в том, что за мной нет "хвоста", я смог расслабиться и обдумать свои дальнейшие действия.

***

      Проблема заключалась в том, следовало ли мне выполнить обещание выступить на следующий день на обеде в Ассоциации иностранных корреспондентов. Мы обсудили опасность, которая могла возникнуть, и, с другой стороны, огромный выигрыш для нашего движения, если бы мне удалось публично заявить о нашей оценке происходящего.
      "Все эти международные клячи будут есть из твоих рук только потому, что ты рискнёшь показаться на их обеде, - предположил Эррол, широко улыбаясь. - Ты обыграешь их тем, что дашь свою версию событий раньше, чем они. Помни правило: именно первая интерпретация новостей производит наибольшее впечатление".
      Казалось, что практически все иностранные журналисты Йоханнесбурга собрались к часу дня в "Кухне Майка" - ресторане в пригороде Паркгаун. Эррол высадил меня на соседней улице, и я пошёл туда, пытаясь выглядеть как можно спокойнее. Меня приветствовал Джон Баттерсби - председатель Ассоциации. При этом он выглядел более встревоженным, чем я. Мы вошли в зал, заполненный журналистами. Более пятидесяти пар глаз повернулось ко мне.
      "Мы благодарны Ронни Касрилсу за то, что он пришел, - начал Джон. - Вряд ли нужно подчёркивать, что это едва ли будет одним из наших обычных обедов. С учётом того, что Мак Махарадж был арестован вчера вечером, и слухов о так называемом "Красном заговоре", Ассоциация не хотела бы задерживать Ронни слишком долго".
      Я испытывал большое удовольствие от возможности нанести ответный удар по правительству и, особенно, по полиции безопасности. Статья Шона Джонсона в газете "Уикли мейл" даёт представление о случившемся: "Мне лучше стоять рядом с окном", сказал Ронни Касрилс, человек, которого в этот момент полиция, несомненно, ищет особенно активно и который вчера смело появился из "подполья", чтобы встретиться с журналистами. Хотя полиция, по-видимому, сидит у него на хвосте, один из членов Исполкома АНК, бывший руководитель разведки и член Коммунистической партии...решил ("авантюристически", по его признанию) выйти из подполья и публично осудить сделанное правительством заявление о "Красном заговоре".
      Это была, несомненно, самая необычная сцена из всех, когда-либо происходивших на "Кухне Майка"... Касрилс поразил журналистов: он появился, несмотря на активные разговоры о том, что он - следующий в полицейском списке. Касрилс, явно напряжённый, но улыбающийся и отпускающий шутки, войдя в зал ресторана, попросил двойную порцию виски и извинился за то, что не может сесть и неторопливо пообедать. "Я надеялся, что смогу побыть здесь достаточно времени, но сейчас, как мне кажется, мне будет лучше убраться отсюда через несколько минут". Касрилс сказал, что полиция предполагала схватить его одновременно с Маком, но "мне слегка повезло, точно так же, как и в 1963 году, когда мне удалось избежать ареста".
      Когда ему задали вопрос, не собирается ли он покинуть страну, чтобы избежать ареста, Касрилс сказал, что провёл в изгнании уже слишком много времени. Когда он шел к своей машине, в саду ресторана его вновь окружили репортёры. Женщина, обедавшая с ребёнком, подошла, чтобы узнать, что происходит. "С кем это они говорят? - спросил ребёнок. Женщина обратилась с этим вопросом к одному из журналистов и вернулась к ребёнку с выражением ужаса на лице. "Это коммунист", - сказала она. С этим Касрилс исчез".
      В течение обеда над нашими головами кружил вертолет. Затем он полетел за "Мерседесом", предоставленным мне Ассоциацией. Но под прикрытием деревьев в саду ресторана мне удалось, однако, пересесть в другую машину, и я исчез.

***

      29 июля Южноафриканская Коммунистическая партия, созданная 30 июля 1921 года и запрещённая в 1950 году, на массовом митинге на стадионе возле Соуэто объявила о возобновлении своей легальной деятельности. Там собралась ликующая толпа примерно в 50 тысяч человек. Я приехал в гриме и поспешил в раздевалку, чтобы привести себя в соответствующей случаю вид. Я появился из тоннеля, по которому игроки выходят на поле, в красной партийной рубашке, украшенной серпом и молотом и надписью "Укрепляй партию" на груди, и с шарфом цветов АНК (чёрный, зелёный и золотистый) поверх кожаной куртки. Холодная погода не охладила ликующего настроения толпы, часть которой взорвалась приветствиями: они узнали меня в тот момент, когда я пересекал поле, направляясь к сцене, на которой собралось руководство.
      Я обменялся рукопожатиями с Манделой, Слово и Сисулу. Они были удивлены и обрадованы. Когда наступила моя очередь подняться и приветствовать толпу, Шерил представила меня, сказав: "Да, даже я не ожидала увидеть этого товарища сегодня здесь с нами!". Когда митинг закончился, полицейский вертолет уже в который раз совершал круг над нами. Я начал с лёгким волнением размышлять, удастся ли мне вернуться в безопасность. Пробраться на стадион незамеченным было одно дело, а выбраться отсюда - совершенно другое.
      У всех на виду я сел в одну машину с Ахмедом Катрадой. Через несколько минут после того, как она отъехала от стадиона, полицейские машины заставили водителя Катрады остановиться. Они обыскали машину и багажник и после этого доложили по рации: "Этого гада здесь нет".
      В это время я был в другой машине, которая уносила меня в противоположном направлении. Машина Катрады на мгновение остановилась в туннеле на выезде со стадиона, я выпрыгнул и перебежал в раздевалку для футболистов, где надвинул на голову кепку и приклеил фальшивые усы.
      По сообщению одного из журналистов, "инцидент на "Кухне Майка" и партийный митинг укрепили репутацию, которую проникавшие в страну бойцы создавали для Касрилса среди активистов в чёрных посёлках. Охота за ним продолжается, хотя полиция утверждала, что ордер на арест Касрилса не выдавался. Ирония ситуации дошла до журналистов только через неделю, когда они поняли, что за те тридцать лет, которые прошли с момента вступления Касрилса в Умконто, полиции никогда не нужен был ордер для ареста какого-либо политического активиста".
      Глава 9. Поколение Соуэто Июль 1977 года. Восточная Германия
      В июне 1976 года Южную Африку потрясло восстание чёрных школьников. Оно началось в Соуэто и вскоре распространилось по всей стране.
      Его непосредственной причиной было решение правительства ввести язык африкаанс как обязательный язык для обучения в школах для чёрных детей. Когда школьники Соуэто организовали 16 июня массовый марш протеста, то полиция открыла огонь. Двенадцать детей были убиты. Однако это проявление жестокости не смогло подавить гнев поколения, которое выросло в период после расстрела в Шарпевилле и поражения в Ри-вонии, когда их родители были покорны властям. Молодёжное сопротивление, как лесной пожар, распространилось по стране.
      Бушевали уличные битвы, когда подростки использовали крышки от мусорных баков для защиты от пуль. На полицейских и солдат сыпались камни и бутылки с зажигательной смесью. В боях, в которых преимущество одной стороны было слишком велико, погибли сотни молодых людей. По некоторым оценкам, эта цифра составила за год более 600 человек. Многие из них имели самое туманное представление об АНК и "Умконто ве сизве".
      Начало быстро увеличиваться число желающих вступить в Афрканский национальный конгресс (АНК). В предыдущие годы они шли тонкой струйкой, а теперь потекли мощным потоком. Подростки покидали Южную Африку толпами, направляясь в соседние страны в поисках АНК с единственным желанием: научиться стрелять, получить оружие и вернуться назад домой, чтобы покончить с бурами.
      Молодёжь обратилась к АНК, как к наиболее популярной и последовательной из организаций чёрных южноафриканцев. Как только движение сопротивления приобрело развитую форму, они обнаружили среди поколения своих родителей бывших политических заключённых, которые могли направлять их. Большинство из них были ветеранами АНК и диверсионной кампании. У АНК были инфраструктура и возможности для подготовки бойцов. И он поддерживал тесные отношения с партизанскими движениями, такими, как ФРЕЛИМО и МПЛА, которые изгнали португальцев из Мозамбика и Анголы. Пропагандистские акции, планировавшиеся из Лондона, также производили свое действие.
      Телевизионные передачи об уличных битвах, о героизме подростков, бросающих вызов бронемашинам, о первой жертве - 13-летнем Гекторе Петерсоне, изо рта которого текла кровь и которого уносил на руках мальчик в комбинезоне, - всё это побуждало нас в Великобритании удвоить наши усилия.
      В Южной Африке наши пропагандистские группы работали круглосуточно. Но не без риска. Раймонд Саттнер в 1977 году был арестован и приговорён к семи годам тюрьмы за распространение литературы АНК. В то время ему было 30 лет, и он был старшим преподавателем права в Натальском университете.
      Мы объединили в одну группу Джереми Кронина с Дэвидом и Су Рабкин. Как и другие подразделения, они работали в лихорадочном темпе. Тим Дженкин и Стивен Ли также действовали в Кейптауне. Мы готовили проекты листовок в Лондоне и тайно провозили их в Южную Африку в невинных подарках. Затем их перепечатывали на ротапринтах, спрятанных в гаражах и кладовках, и рассылали в тысячи адресов. Они также разбрасывались с помощью листовочных бомб около железнодорожных и автобусных станций. Тим Дженкин в этом вопросе оказался самым способным из наших оперативников. Он иногда устанавливал одновременно до восьми листовочных бомб в центре города. Когда бомбы Тима взрывались, то я вспоминал о Су и её вопросе о численности подполья. Тим в одиночку мог создать у неё и у полиции безопасности впечатление, что у нас в Кейптауне действовала целая армия.
      Листовки, которые мы писали в Лондоне, были пронизаны духом открытого неповиновения. В листовке, распространённой в Йоханнесбурге в марте 1977 года, после неудачного вторжения южноафриканской армии в Анголу, говорилось: "Условия для развития нашей освободительной борьбы, для разгрома апартеида и завоевания свободы сегодня лучше, чем когда бы то ни было. Ничто не может скрыть того факта, что белая Южная Африка находится в состоянии необратимого кризиса. Форстер думал, что он может направить свою армию в Анголу и привести своих марионеток к власти. Но МПЛА растрепала его в боях и заставила его белых солдат и марионеток бежать в ужасе".
      Через несколько дней после бойни в Соуэто, листовочные бомбы начали взрываться по всей стране, разбрасывая послание, написанное Дэвидом Рабкиным, в котором он чествовал мучеников Соуэто. Оно призывало людей к действию, и в нём говорилось: "Форстер и его убийцы не вынесли никакого урока из Шарпевилля. Он снова призвал своих убийц стрелять в невинных людей во имя сохранения "закона и порядка"... Выходите на демонстрации против жестокого убийства наших детей. Выражайте протест против государства апартеида и бойни наших людей".
      В начале июля Дэвид и его беременная жена должны были возвращаться в Лондон, где должен был родиться их второй ребёнок. Я с нетерпением ожидал встречи с ними, чтобы получить информацию из первых рук. Но за день до отлёта они и Джереми были арестованы.
      Мы недоумевали о причине их ареста. Потом выяснилось, что один из первых людей, с которыми Джереми вступил в контакт ещё в 1968 году, тоже был арестован. Этот человек, журналист, был склонен к болтовне в трактирах, и мы "заморозили" отношения с ним. Джереми узнал в тюрьме, что именно этот наш бывший партнёр был тем слабым звеном, которое привело к арестам.
      Судебный процесс над Су, Дэвидом и Джереми оказался рекордным по быстроте, поскольку проводился в соответствии с печально известным Актом о терроризме. Судьба Су, которая в момент вынесения приговора была на восьмом месяце беременности, получила огласку, и это ускорило ход событий. Её отец, знаменитый педиатр, который ездил на велосипеде из своего врачебного кабинета на Уимпол Стрит на пикеты к посольству ЮАР, несомненно помог делу.
      Дэвид, которому тогда было 28 лет, был приговорён к 10 годам тюрьмы, а Джереми, которому было 26 лет - к 7 годам. Су была приговорена к месяцу тюрьмы. Она родила дочь Франни и была депортирована обратно в Великобританию.
      Полиция безопасности праздновала ещё один успех, когда в марте 1978 года они арестовали Тима Дженкина и Стефена Ли. Их обвинили в распространении 17 листовок и взрыве почти 50 листовочных бомб за два года. Они также были организаторами нескольких удачных уличных магнитофонных выступлений. Тим был приговорён к 12 годам, а Стефен - к 8 годам тюрьмы.
      Их усилия не были бессмысленными. На многих из поколения 1976 года непосредственно повлияла наша пропагандистская деятельность. АНК направил некоторых из нас из Лондона в Восточную Германию - в тогдашнюю Германскую Демократическую Республику - чтобы помочь политическому обучению наших новобранцев, которые проходили там подготовку. В число преподавателей входили Азиз Пахад и Палло Джордан. Каждый из нас вёл обучение в течение двух недель...
      Мне было интересно встретиться с молодыми бойцами и сравнить их с моим поколением - "mgwenуа" 60-х годов.
      То поколение опиралось на опыт нерасовой политики Движения Конгрессов. Это же поколение не было знакомо с АНК, который был запрещён на протяжении большей части их жизни. Они были молоды и выросли в политическом вакууме. Единственными белыми, с которыми они были знакомы, были высокомерные инспектора школ, администраторы чёрных посёлков и надутые от важности хулиганы в полицейской форме.
      А теперь их обучали офицеры армии ГДР, их обслуживал штат пожилых женщин, и я должен был читать им лекции по истории борьбы.
      Мой опыт учёбы в Одессе придал мне нужную уверенность. Слушатели были одеты в военную форму; было видно, что они находились в хороших отношениях преподавателями и работницами столовой. Командиром группы был беззаботный молодой человек по имени Сейисо. Он сразу же тёплым приветствием снял мою напряжённость.
      Моё преимущество заключалось в том, что Палло и Азиз уже побывали в школе и познакомили слушателей с ранними этапами истории. Я должен был рассказать им о создании и развитии МК.
      Я начал с рассказа о воздействии Шарпевилльской бойни и о запрете АНК в конце марта 1960 году. Я почувствовал, как внимание моей аудитории усилилось по мере того, как мы анализировали условия, в которых было принято историческое решение о начале вооружённой борьбы. Я отметил, что основным мотивом была не ненависть к белым и любовь к насилию, а тот факт, что режим апартеида, как все тиранические режимы в истории человечества, не оставил нашему народу никакой альтернативы.
      Товарищей интересовал марксизм, который был включён в учебную программу, и все они особенно подчёркивали свое презрение к религии. Однако во время матча по волейболу, в который они часто играли по вечерам после занятий, выяснилось, что они были предрасположены к суеверию. Озорной молодой парень по имени Боб, который в ходе дискуссий показал определённое знание сельской культуры, играл в проигрывающей команде. И вот наступила его очередь подавать.
      - Я собираюсь заколдовать вас, - заявил он, поводя рукой над мячом. - У меня есть сильнодействующее muti (колдовское средство).
      Его соперники начали издеваться над ним, но он подал такую мощную подачу, что соперники не смогли принять её.
      Его товарищи заорали от восторга, а он готовился подавать снова, уверенно и хвастливо заявляя, что его снадобье действует. Следующая подача была повторением предыдущей, и я разглядел тень испуга в глазах Сейисо, когда тот пытался реорганизовать свою команду. Две следующие подачи Боба заставили его соперников лишь обороняться и после нескольких суетливых попыток удержать мяч в игре, они проиграла эти два очка.
      Встреча начала приобретать нервный характер, а Боб хвастался перед своими товарищами по команде и заявлял о силе muti. Он опять подал, и собравший все свои силы Сейисо с трудом смог принять мяч и поднять его в воздух. Последовала ожесточенная борьба за очко. Сейисо подбадривал свою команду, а Боб носился по площадке, пытаясь нанести заключительный удар. Мяч взлетел высоко над сеткой, и выпрыгнувший Сейисо сильным ударом послал его вниз, завоевав своей команде право на подачу.
      Команда Сейисо пришла в экстаз и начала отпускать ехидные замечания насчёт muti Боба. Преодолев кризис, они выиграли и всю встречу. На следующий день на занятиях я объявил тему: "Старик и колдун".
      История, которую я им рассказал, была случаем из жизни. Смешанная группа бойцов МК и зимбабвийских партизан проникла в Родезию из Замбии в 1967 году. После первых столкновений с войсками Яна Смита они нашли убежище на холмах около одной деревни.
      Затем они познакомились со стариком по имени Мадала, который начал помогать им. Он стал посылать им пищу и передавать информацию, а также согласился поместить одного из раненых партизан в своей хижине в деревне. Он выдал его за больного родственника из города. От Мадалы партизаны узнали, что в деревню должен был приехать знаменитый sangoma (колдун). Местный вождь должен был по этому случаю забить корову и выставить пиво. Некоторые из партизан считали, что, по крайней мере, один из них должен участвовать в этом культовом событии вместе с Мадалой и раненым товарищем. Тогда они смогут получить благосклонное отношение местного вождя и благословение колдуна. Это предложение, однако, столкнулось с возражениями со стороны остальных бойцов, которые сочли, что это рискованно.
      Рассказав это, я предложил сделать перерыв на десять минут и попросил слушателей, чтобы они приготовились после перерыва принять решение, "как будто они были членами той партизанской группы, на холмах". Шум в коридоре, пока они обсуждали следующий шаг в этой истории, стоял оглушительный. Директор школы, кабинет которого был в конце коридора, выглянул с любопытством и улыбкой на лице, чтобы узнать у меня, что происходит. "У нас сейчас будет интересный спор между сторонниками диалектического материализма и идеализма", - объяснил я.
      Спор разгорелся с силой, по страстности сравнимой с волейбольным матчем. Боб и Сейисо опять были на противоположных сторонах. Спорщики разбились ровно на две части, как это и было в действительности в Зимбабве. Одни утверждали, что обычай требовал, чтобы они приняли участие в церемонии. Некоторые, как Боб, с достаточной уверенностью заявляли, что средство колдуна должно было помочь им нанести поражение солдатам Яна Смита.
      Несогласные с ними утверждали, что это было крайне опасным предприятием, что колдуну попросту нельзя было доверять, что в снадобье не было никакой силы и что при всей важности культовых традиций, прежде всего имели значение соображения безопасности.
      В конце концов, я рассказал им о том, что их обсуждение точно повторяло спор, который в действительности разгорелся на зимбабвийских холмах. Тогда было решено, что один товарищ должен сопровождать Мадалу и раненого товарища на угощение с пивом. Они должны были сказать, что приехали из города. Когда они встретились с колдуном, он пристально посмотрел на них и внимательно исследовал рану бойца. Колдун сказал им, что ощущает, что они подвергаются большой опасности. Затем он произнес заклинание, заверив их в том, что в следующий раз, когда они подвергнутся опасности, на них опустится густой туман и укроет их от врагов. В ту ночь после празднества Мадала отвел двух бойцов в свою хижину. На следующее утро деревня очень рано была разбужена родезийскими силами безопасности, которые прибыли в поисках старика и его двух друзей. Мадала поднялся рано, чтобы собрать хворосту. Он видел издалека, как солдаты окружили хижину и открыли огонь по её обитателям. Он побежал к холмам, чтобы предупредить партизан.
      Наши товарищи уже поднялись, разбуженные выстрелами и грохотом вертолетов, - объяснил я. - Они увидели, что Мадала бежит вверх по холму в сторону их позиций, а его преследуют солдаты. Поняв, что они его догонят, он изменил направление, с тем чтобы увести их от партизан. И в тот момент, когда он пересекал ручей, в него ударила пулемётная очередь.
      Вот что случилось с Мадалой, - завершил я. - Он был смелым старым человеком, который отдал жизнь за освободительную борьбу.
      Я остановился, и в классе повисла долгая тишина. Все были опечалены жертвой, которую принес Мадала. Об этой истории я узнал из первых уст от одного из товарищей, который уцелел. Заключительная часть лекции состояла в напоминании о необходимости бдительности, безотносительно, веришь ли ты в мир духов или нет.
      Всё это не означало неуважительного отношения к культурным традициям наших народов. Традиционные знахари могли быть исключительно хорошими знатоками трав и психологами. Современной медицине можно было многому поучиться у них. Но когда дело доходило до вопросов безопасности, все остальные соображения должны отходить на второй план. Было ясно одно: магия не обеспечивает безопасности. Невозможно вызвать туман в тот момент, когда в нём возникает нужда. Нет muti (снадобья), которое сделает вас непобедимыми. Победа зависит не от muti а от знаний, подготовки и от того факта, что мы ведем справедливую войну.
      Товарищи работали в течение недели, зачастую проводя целый день, а иногда и часть ночи в окружающих школу лесах. Они занимались тактикой, устраивали друг другу засады и совершали внезапные налёты на учебные цели. На одной из стадий подготовки они жили в подземных бункерах, которые сами же и построили. Здесь было гораздо больше творчества и практических занятий, нежели когда мы учились в Одессе. Это, по-видимому, было результатом опыта, накопленного в течение последних десяти лет...
      Я присутствовал на лекции по вопросам безопасности, которую проводил сам директор. Он рассматривал проблемы в революционном движении, которые возникали из-за проникновения врагов в его ряды. Он подчёркивал, что в этом была большая опасность, нежели в непосредственном нападении. После лекции, за кофе в его кабинете, я сказал директору, что проникновение шпионов становилось всё большей головной болью для нашего Движения, особенно с наплывом в наши ряды такого большого числа людей, неизвестных нам. Проблема была в том, что во многих случаях без убедительных фактов трудно было проверить подозрения.
      - Где же, в конечном счёте, - спросил я, поскольку меня это очень интересовало, - ответ на этот вопрос?
      Он постучал по носу, понюхал воздух и ответил одним словом:
      - Интуиция.
      Это удивило меня.
      - Интуиция? - спросил я с сомнением. - Не оказываемся ли мы в царстве мистики?
      Он засмеялся. Его глаза заблестели, и в них появился интерес.
      - Нет! Нет! Сначала идёт теория. Практическое применение возникает на базе знаний. Из практики возникает опыт. И тогда... - заявил он с триумфом, - из большого, большого опыта возникает нечто, похожее на шестое чувство... - Он опять постучал по носу, в его глазах были искорки, - ...интуиция.
      Все его преподаватели были людьми столь же убеждёнными, как и он. Они производили впечатление людей с хорошим знанием предметов, которые преподавали, и с прочными идеологическими взглядами. Они были тверды и уверены во всём. Ни один из них не выказывал никаких признаков сомнений. Эта необходимость в решительности проистекала из угрозы со стороны их большого соседа - Западной Германии. Тень Федеративной Республики падала на все дискуссии. Она рассматривалась как преемник гитлеровского антикоммунизма. Это было государство, которое мягко относилось к бывшим нацистам. Оно было намерено разрушить ГДР, и именно поэтому "Стена" была необходимой. Что плохого в границе между двумя государствами, одно из которых вело себя исключительно враждебно по отношению к другому? Всё это звучало убедительно.