| |||
![]()
|
![]() ![]() |
![]()
Рассказ ![]() Трудилась я тогда в ЧерноморскНИИпроекте. Времена были советские, застойные, можно сказать на излете. А это означало: андроповские перегибы, борьба с опозданиями и т.д. Довольно большая лаборатория годами не делала ничего, то есть абсолютно ничего: давно разработанные задачи крутились где-то в портах, отчисления шли, оклады были очень недурны, чего еще? Но приходить надо было упаси боже не в 8.31, а ровно в 8.30, и замдиректора института всесоюзного значения по науке, импозантный мужчина, похожий на актера Баталова, лично бдел по утрам на проходной. Негодяи и моральные разложенцы, пришедшие в 8.31 и позже, были изловляемы, препровождаемы и с них брались слезные объяснительные, а их начальнику вставляема была большая и витая свечка. Уходить следовало тоже не ранее 17.45, за чем у нас бдительно следил наш завгруппой Леопольд Борисович. Однажды он даже перестарался: когда ротатая Мальвина Николаевна по прозвищу Жучка встала и завозилась в 17.30, он ей бархатным голосом указал. О, тут и самому Ахиллесу Пелеевичу пришлось бы худо, а уж Леопольда-то Жучка просто порвала, как Тузик грелку, громко вопия, что собиралась вовсе в туалет и так далее и тому подобное... и с тех пор, намереваясь свершить это обычно свершаемое укромно посещение, она громко мяла бумажку чуть ли не перед носом Леопольда Борисовича... а он уже никогда ни о чем ее не спрашивал. Таким вот образом и получалось, что промежуток времени между 8.30 и 17.45 нужно было находиться на месте, а делать ничего было не только не надо, но даже и невозможно, т.к. на желающих чего-то такое поработать дружный коллектив смотрел подозрительно. Поэтому бабы все это время отдавали упражнениям по выработке яда и обсуждениям рецептов и фасонов. А сам Леопольд дремал. Вот эта его дрема-то и была причиной моих страданий, до которых я никак не доберусь. Дремал он, естественно, в позе "ученый за столом", т.е. на столе развернуты книги и распечатки, в руке авторучка, голова подперта. И постепенно клонился, клонился, клони-и-и-ился... так что его черный с поволокой глаз угрожающе приближался к торчащей в руке авторучке! Все затаивали дыхание... но тут срабатывала какая-то защита, и он выпрямлялся. Биосистема работала совершенно стабильно, оторваться было невозможно: все ждали, когда ж он наконец наденется глазом на карандаш?!!! Ужас, до чего это было утомительно. Я так не уставала даже когда вся эта контора с развалом СССР прокисла и мне случилось некоторое время поработать с восьмикилограммовым утюгом на глажке совершенно помойных брюк из конверсионного х/б, которые шились в подвале на Тираспольской с этикетками "Италия" (снаружи), "баумволь" (внутри) и "Тайвань" (на упаковке) одновременно (пролетарий Коля в ответ на мой вопрос об этом несоответствии рявкнул: "вот теперь я вижу, что мозги только мешают! Тебе какая разница?! Покупают!"). Таки покупали. Тогда все покупали... Воспоминание об этом леопольдовом процессе у меня ассоциируется с двумя вещами. Во-первых, как-то раз в троллейбусе на сидении возле двери ехал мертвецки пьяный мужик. Сиденье как раз лицом к складной двери, поэтому при рывке троллейбуса с остановки его швыряло назад, он переваливался (спя) через поручень, так что, резко открывшись, дверца должна была неминуемо (и хорошо) его долбануть по башке. Но при торможении его отшвыривало назад - и он опадал на спинку. И опять рывок... система тоже работала весьма стабильно, все пассажиры напряженно ждали, когда ж его долбанет, но его так и не долбануло. Пьяным, как известно, вообще везет. Второе, что мне напоминал наш Леопольд, это была такая стеклянная птица на длинных ногах, которая была как-то так устроена, что должна была пить воду. Внутри у нее был фитиль, он пропитывался, центр тяжести смещался и птица выпрямлялась, потом опять наклонялась и т.д. Может, у кого-то еще была такая игрушка... А вообще-то он был мужик ничего себе, и даже специально не вредный. Так, служивый. Когда мы переезжали, он приволок мне люстру со свово плеча - до сих пор у нас висит... |
|||||||||||||
![]() |
![]() |