Разреши мне потрогать тебя за весло.
Эк, подруга, покуда тебя занесло,
невеселую, виноватую,
тополиною прелой ватою.

Вон, напротив, в свинцовый зашит паралич,
что-то хочет сказать, но не может - Ильич.
И воробышек крошки лопает
под его пролетарской жопою,

а другой - тот над лысой завис головой.
Твой сосед был, как ты - записной рулевой.
Но поди ж ты, - стоит обосраный,
загребая пространство веслами,

но не может, хоть тресни, достать твоего.
Но в какие ты воды опустишь его,
по какому маршруту следуя,
может, Стиксом, а может, Летою?

Иль казацкой реки уведут берега
тебя вместе с веслом прямиком на юга
далеко от болот и шишек,
в самый скверный из городишек?

Где такой же - из бронзы - гребец и храбрец,
контрабандой тебя угребет под венец,
чтоб затем вы по белу свету
все гребли и гребли дуэтом.

Стая кумушек слушает наш разговор.
Приговор их - безжалостней, чем Киркегор,
но вдогонку уже мне послан:
«Все, приплыли. Сушите весла.»

Так, прощай же! Без весел, руля и ветрил
плыть мне дальше под сводами, где воспарил
вечер - ал, что копье Егорово -
в сумрак матовый, киркегоровый,

где не примет стопы никакая земля...
Вслед веслом ты помашешь мне. И тополя,
сколько в камень их не заковывай,
смотрят в небо с тоской Иововой.