|
| |||
|
|
Вот оно, обещанное... Обстоятельства меняются. А мы остаемся теми , кем и были. Полусумасшедший человечек без имени и адреса живет в двух измерениях. В одном – он изгой, существующий под пятой жесткого солдафона @@@. В другом – вождь по имени ***, уверенно ведущий город ### к всеобщему благоденствию. Неосмотрительный поступок @@@ превращает наивные утопии *** в торжествующую реальность. Справится ли *** Великий с ролью властителя мира? Сможет ли абсолютное Зло обернуться Добром? Новый роман модного писателя Дмитрия Стародубцева. Читается без перерыва на обед, ужин и сон… (Аннотация к роману "Сильвин из Сильфона") А теперь, чтобы ваши ожидания не оказались обманутыми - новая глава из романа. Сильвина интервьюирует его бывший кумир - журналист "желтой газетенки"... "...Размышления Странника прервала Чернокнижница. Она сообщила о приходе Сантьяго Грин-Грима — ведущего корреспондента “БуреВестника”. Этот Гомер истории Сильфона, Микеланджело драматической ситуации, давно искал с Сильвином встречи. Его ушлые помощники, студенты факультета журналистики местного университета, регулярно проникали в ряды Чернокнижница грубо отказала — ее патрон вел затворнический образ жизни, ни с кем не общался, тем более с щелкоперами, — но сотрудница “БуреВестника” перезвонила, настаивала, и Чернокнижница для очистки совести заглянула к Сильвину. Совершенно неожиданно тот согласился, даже изобразил танец маленьких утят, и вот сегодня знаменитого менестреля изобразительного слова привезли в логово Странника на аудиенцию. Сильвин поторопился принять приличествующую, на его взгляд, позу — открытую, но повелительную, и стал ждать появления именитого журналиста. Сантьяго Грин-Грим проворной спиной втиснулся в кабинет и поспешил плотно притворить за собой дверь, будто его преследовали. Сильвин жадно навел на него фокус. Это был человек курьезного роста и лаконичной внешности; он казался, при всей своей бросающейся в глаза стилистической безукоризненности, вешалкой своего дорогого костюма. Его выручал только несколько бульварный, но эффектный, наэлектризованный взгляд, который приковывал внимание.
Г р и н – Г р и м. Очень, очень рад вас видеть! Где вы раздобыли такое чудовище, уважаемый Странник?
К вошедшему хмуро приблизился Сатана, обнюхал его и, не обнаружив ничего предосудительного, вернулся на свой коврик.
С и л ь в и н. Вы о братьях Бо-бо? Они родились в чернобыльской зоне. Г р и н – Г р и м. Потрясающе! С такой охраной сам дьявол не страшен! Не одолжите мне их на пару часиков — у меня сегодня вечером встреча с читателями?
Сильвин догадался, что это шутка, и, в попытке настроиться на игривую волну посетителя, кое-как улыбнулся. А тем временем спецкор “БуреВестника” что-то размашисто черканул в своем блокноте.
Г р и н – Г р и м. О, какая мебель! Разрешите присесть? Сильвин вспомнил, что не предложил знаменитости ни стула, ни чаю, неловко вскочил и засуетился вокруг гостя.
Г р и н – Г р и м. Не беспокойтесь, мне совершенно ничего не надо. Разве что-нибудь выпить, если можно. Нет, молоко я не пью. И фанту тоже. Коньяк? Какой? Годится. Двойной сразу, пожалуйста. А лучше тройной. И лимона побольше. Весьма признателен!
Наконец, все формальности остались позади, и интервью началось. Первое в жизни Сильвина интервью. После нескольких милейших вопросов, сдобренных терпким взглядом на брудершафт, искристым юмором и непривычной капелью комплиментов, журналист почувствовал, что его собеседник достаточно размяк — как хорошо отбитый антрекот — и не замедлил направить ему в лицо фаустпатрон своих истинных намерений.
Г р и н – Г р и м. Читатели “БуреВестника”, впрочем, как и все жители нашего города, ничего достоверного о вас не знают. Многие думают, что вы всего лишь миф. Что за иконой вымышленного образа Странника — довольно привлекательного для публики, если честно — стоят какие-то олигархические кланы… С и л ь в и н. Это неправда. Я вот он — здесь. Меня даже можно пощупать. Г р и н – Г р и м. Пусть так. Но кто даст гарантию, что вы независимы, что вы не являетесь марионеткой в руках властителей этого мира? С и л ь в и н. Разве то, что я очистил город от столичных, не говорит о том, что я сам себе хозяин? Г р и н – Г р и м. Но это может говорить и о том, что столичные, как вы их называете, вышли в тираж, образно выражаясь. То есть исторически изжили себя, уступили танцпол более могущественной финансово-криминальной империи. С и л ь в и н. Чушь. Г р и н – Г р и м. Вы хотите сказать, что покорили наш город только при помощи жалкой кучки оборванцев, которых называете странниками? Но кто в это поверит?
Почувствовав в несдержанно язвительных вопросах Грин-Грима подвох, Сильвин оскорбился и поспешил герметично замкнуться. Журналист, заметив, что карамболина этого интервью приняла нежелательный оборот, тут же сменил лицо, вновь стал лавандово-куртуазным и зачастил искусной фразерской лестью. Фурункул обиды Сильвина мало-помалу сдулся, и он под цепким контролем интервьюера постепенно заплыл в лагуну воспоминаний, поведал о своем детстве, о матери, о том, как пребывал в психушке, скитался по съемным квартирам, годами сидел без работы, голодал, ковырялся в помоях. Далее он проговорился, правда, не вдаваясь в детали, о знакомстве с Германом, о своей попытке самоубийства, и в заключение утонул в соплях переживаний о Мармеладке — единственной женщине в своей жизни, которая погибла при взрыве на площади Согласия. Блокнот Сантьяго Грин-Грима разбухал на глазах.
Г р и н – Г р и м. Но каковы Ваши цели? Ради чего всё? Вы сейчас не только решили свои финансовые проблемы, но и обеспечили на всю оставшуюся жизнь. Почему бы вам теперь не уединиться где-нибудь в тиши гламурных островов, на вилле с бассейном, и под шелест ласковых волн не заняться мемуарами? Мне о таком только остается мечтать…
Сильвин, как мальчишка, съежился под прямым и чуть укоризненным взглядом местного пророка.
С и л ь в и н. Я никогда не видел в деньгах какого-либо смысла. Мне они вовсе не нужны. Я к ним не привык, они меня пугают. Но в них нуждаются тысячи обездоленных нашего города, миллионы в стране и сотни миллионов по всему миру…
Журналист бегло строчил в своем разлапистом блокноте.
Г р и н – Г р и м. Вы хотите сказать, что Ваша цель — облагодетельствовать всех бедных? Но за счет кого? Богатых? Отнять и поделить? Или как? Не кажется ли вам, что это элементарная эксгумация до боли всем знакомых и давно отживших химер?
С и л ь в и н. Химер? Вы все время феноменально искажаете смысл моих слов. Кто говорил отнять? В мире достаточно богатств, чтобы все люди на планете жили счастливо. Просто их требуется перераспределить. Справедливо перераспределить. Г р и н – Г р и м. Для этого существует государство и различные благотворительные организации. Многие из них весьма преуспели на ниве усовершенствования общественных отношений. С и л ь в и н. Да ну? Особенно в нашем городе. Г р и н – Г р и м. Вы не сердитесь на меня за мои вопросы. Я просто дискутирую с вами, от имени наших читателей. Я предвижу их сомнения, хотя сам прекрасно вас понимаю и безоговорочно и с наиискрейнейшим сочувствием принимаю Вашу программу. Итак, кто будет решать, что справедливо, а что нет? Бедные? Сильвин, наконец, не выдержал. Под чудовищным напором встречных мотиваций, которые приходили ему в голову, кран сорвало, и стихия мыслей понесла его к созвездию Большой Медведицы. Сильвин говорил и говорил — даже Сатана насторожил уши, прислушиваясь, — и казалось, что он стоит на вершине действующего вулкана и поплевывает вниз, в кипящий кратер. Потому что впервые он публично высказывал соображения, которые столько времени не давали ему покоя. В считанные минуты он соорудил перед посетителем грандиозную фортификацию из своих дремучих идей. Впрочем, маэстро и глазом не повел, лишь отхлебнул алкоголя, закурил без спроса и далее одним щелбаном превратил в руины всю титанически выстраданную систему ценностей Странника.
Г р и н – Г р и м. Не кажется ли вам, что по крайней мере часть отверженных обществом людей сами виноваты в своих бедах? Их сегодняшнее положение — не что иное, как наказание за многие проступки. Другими словами, как они жили — то и заслужили.
Сильвин вскипел, немедленно ответил, вновь долго говорил о странниках, об обществе высшей справедливости, воздвигнул целый меморандум, величиной в солнечную систему. Грин–Грим, в свою очередь, потихоньку, не желая спугнуть удачу, продолжал препарировать Сильвина: оспаривал его тезисы, запутывал его пластичной казуистикой, мастерски подхваливал, подстегивал ироничными репликами. Через два часа он окончательно загнал визави в лабиринт неразрешимых дилемм, из которого имелся только один выход — макароны по-флотски, запах которых, проникший в комнату, давно не давал Сильвину покоя. Не сговариваясь, собеседники смолкли, и кто остался с носом, не определил бы и фотофиниш. Г р и н – Г р и м. Отлично, вы меня чертовски выручили! Получится блестящий материал! Это настоящая бомба! С и л ь в и н. Только умоляю вас, не надо ничего искажать. Г р и н – Г р и м. Да что вы! Поверьте, Ваши смелые идеи заслуживают самого бережного к ним отношения. Если бы это было в моих силах, я бы посвятил им отдельное заседание ООН! Но в любом случае обещаю: я сделаю из вас звезду! Вас будут любить, вам будут поклоняться! Телеканалы будут умолять вас дать интервью на любых условиях. Вы правильно сделали, что согласились со мной встретиться! Вы меня еще благодарить будете!
Только когда Сантьяго Грин-Грим ушел, Сильвин вспомнил, что так ни разу по-настоящему и не заглянул ему в глаза..."
Искренне Ваш, Dmitry A. Starodubtzev, writer etc. |
|||||||||||||||||||