Из Алексея Ивантера (ivanter@lj)
***

Поднимается ветер из степи, наливается силой земной, и гудит в европейском укрепе говорок сладковатый степной, там где речь обтрепалась в отрепья, наступает живая вода и бежит Кулундинскою степью, затопляет весной города. Встанешь утром на Малой Грузинской, переступишь подъездный порог, а в тебя говорок кулундинский, сладковатый такой говорок. Это что-то со слухом, наверно, если слышу иные миры, или в гулком пространстве каверна, наподобьи «кротовой норы». Поднимается ветер из степи, наливается звуком грудным, и скрипят подмосковные крепи под могучим дыханьем степным. Эта речь – из алтайского лука, этот звук наступает волной и садится на потную руку, как орёл приручённый степной. От того-то и жизнь сладковата, и не хочется встречи с концом, что Россия ещё торовата удивительным певким словцом. И как ветер из выжженной степи, поднимая то пепел, то чад, ты проходишь сквозь стены и крепи, и слова, наливаясь, звучат, в них звенят такелажные цепи и осколки колымского льда, и не сам ли я ветер из степи – сквозь года долетевший сюда?

***

Три старухи

В землю возвращается земное, долго не останется в долгу. И гудит пространство волостное, от колодца хвоя на снегу. Скорбное готовя столованье, зябнущие в холод и жару, белый лоб последним целованьем три старухи тронут поутру. Со скамейки встанут три старухи, по обряду вымоют порог, три старухи молча сложат руки, а четвёртой – утром вышел срок. Вышел срок не первый, а повторный, первый срок-то кончился давно, там где катер лагерный моторный лёг весной на илистое дно, там где сталь зубчатая звучала, вековые рушились стволы… Он не мог создать её сначала без кайла и лагерной пилы! В день восьмой забытого Творенья у горнила стынущей Земли на пилу горячую от тренья тени не наставшего легли, и по зимней улице бетонной в сотворённом Господом году покатился ПАЗик похоронный, оставляя сбоку Слободу.