Из Р.Сервиса, сборников 7 и 9
В продолжение раскапывания подвалов и перетряхивания шкафов.
Переводы из Р.Сервиса, не попавшие ранее в журнал. Переводы сделаны в 2003 г., кроме "Эльдорадо" (оно - в 2004).
Под "катом" - довольно много строк...

Из сборника 7 - "Songs of a Sun-Lover"

ПОСВЯЩЕНИЕ ПРОВИДЕНИЮ

Я с рифмой затевал игру,
Вплетал причуды в ткань стихов;
И раздавался на ветру
Звон слов, как звон колоколов.

Стих, как поток, струясь, блистал;
И расцветал рефрен цветком…
Быть книге – праздником! Мечтал
Я, стихоплет, о том.

О, яркость листьев и лиан
В сияньи, что с небес лилось;
Лиловых сумерек туман,
Пронзенный звездами насквозь…

Стал труд игрою; я пишу –
И счастлив. Так прими сей том,
О дивный Край Стихов! Прошу
Я, стихоплет, о том.

Dedication to Providence

I loved to toy with tuneful rhyme,
My fancies into verse to weave;
For as I walked my words would chime
So bell - like I could scarce believe;

My rhymes rippled like a brook,
My stanzas bloomed like blossoms gay:
And that is why I dream this book
A verseman's holiday.

The palm-blades brindle in the blaze
Of sunsets splendouring the sea;
The Gloaming is a lilac haze
That impish stars stab eagerly. . . .

O Land of Song! Oh golden clime!
O happy me, whose work is play!
Please take this tribute of my rhymes:
A verseman's holiday.


СРАЖЕНЬЕ ЗА БРЮШКО

В морском круизе моему шотландскому нутру
Хотелось всё, за что платил, умять на корабле.
Я ел, Нептуну вопреки, чтоб не пропасть добру,
А качки я не ощущал – как будто на земле.

Но ныне я на берегу, и плачу, и скорблю;
О, сколько фунтов я набрал – и молвить нелегко…
Теперь планирую живот опять свести к нулю;
Я очень сильно пострадал
в Сраженье за Брюшко.

Не стану яйца и бекон есть утренней порой;
Омары к ленчу – ни за что, и майонезу – нет!
Я от эклера откажусь за чаем, как герой,
Цыплят с гарниром и десерт не закажу в обед.

Клянусь: отныне пожирать не стану фуа-гра,
И ночью в холодильник лезть, чтоб отыскать пивко;
На обезжиренный творог мне перейти пора,
И да поможет мне латук
в Сраженье за Брюшко.

Когда же, мерзкий мой живот, ты уберешься прочь?
Гляжу на твой округлый вид, зверея и скорбя.
Тебя давлю, тебя луплю, скребу – и день, и ночь,
Но – в том симметрией клянусь – избавлюсь от тебя!

Округлость наглую твою диета победит;
Ты похудеешь – и тогда вздохну я глубоко,
И для меня откроешь ты моих ботинок вид…
Борьба идет, победа ждет
В Сраженье за Брюшко.

Battle of the Bulge.

This year an ocean trip I took, and as I am a Scot
And like to get my money's worth I never missed a meal.
In spite of Neptune's nastiness I ate an awful lot,
Yet felt as fit as if we sailed upon an even keel.

But now that I am home again I'm stricken with disgust;
How many pounds of fat I've gained I'd rather not divulge:
Well, anyway I mean to take this tummy down or bust,
So here I'm suet-strafing in the
Battle of the Bulge.

No more will sausage, bacon, eggs provide my breakfast fare;
On lobster I will never lunch, with mounds of mayonnaise.
At tea I'll Spartanly eschew the chocolate eclair;
Roast duckling and peche melba shall not consummate my days.

No more nocturnal ice-box raids, midnight spaghetti feeds;
On slabs of pate de foie gras I vow I won't indulge:
Let bran and cottage cheese suffice my gastronomic needs,
And lettuce be my ally inthe
Battle of the Bulge.

To hell with you, ignoble paunch, abhorrent in my sight!
I gaze at your rotundity, and savage is my frown.
I'll rub you and I'll scrub you and I'll drub you day and night,
But by the gods of symmetry I swear I'll get you down.

Your smooth and smug convexity, by heck! I will subdue,
And when you tucker in again with joy will I refulge;
No longer of my toes will you obstruct my downward view . . .
With might and main I'll fight to gain the
Battle of the Bulge.


ТЩЕСЛАВИЕ

Ей нравилось, как я танцую;
А я – полюбил ее вмиг.
«Писатель? Поведать прошу я –
Написано много ли книг?»

«Немало. Бестселлеров куча»
«Какие?..» – Средь белого дня
Как будто надвинулась туча–
Она не читала меня.

Была она так симпатична!
Моя же известность, увы,
Была ей совсем безразлична:
«Романов не пишете вы…»

О, злые капризы Амура!
О, слава – пустая тщета!
Не знает кокетка и дура
О книгах моих ни черта!

Что с ней через годы случится?
Представил: сидит у окна;
Слеза над романом струится.
О Боже! Ужасно жирна…

Такую любовь – на помойку!
Бежать – и бежать поскорей!
Но ужас: прочла она бойко
Вдруг строки поэмы моей.

Vanity

My tangoing seemed to deligh ther;
With me it was love at first sight.
I mentioned That I was a writer:
She asked me: "What is it you write?"

"Oh, only best-sellers," I told her.
Their titles? . . . She shook her blonde head;
The atmosphere seemed to grow colder:
Not one of my book shad she read.

Oh, she was a beauty ensnaring,
And I was an author of note;
But little I saw she'd be caring
If never a novel I wrote.

Alas for the caprice of Cupid!
Alack for the phantom of Fame!
I thought her just homely and stupid:
She didn't know even my name.

I saw her a score of years after;
She gushed as I took off my hat;
But inwardly loud was my laughter,
For she was enormously fat.

Thank heaven I'd not made that error;
I saw Love drive off in a hearse;
But I too retreated in terror . . .
She started to quote me my verse.


БИНГО

Девица из деревни Мэр -
Красы и свежести пример,
Очарованье!
Навек отдал я сердце ей,
Хоть о любви молчу своей;
В душе - терзанье.

У милой - славная caniche
(Так кличет пуделя Париж);
А мой-то Бинго -
Он шпица с таксою гибрид,
Несется быстро, как болид,
Как дикий динго.

Девица из деревни Мэр
Со мною свыше всяких мер
Parlez любила;
С трудом я крест подобный нёс:
То, что британцы - я и пёс,
Причиной было.

Собачки нынче поутру
Вели обычную игру;
Хвосты виляли...
Они бы завтра и всегда -
Когда бы не стряслась беда-
Вдвоем гуляли.

* * * * * * *

Девица из деревни Мэр
Сегодня слово "изувер"
В слезах твердила.
Я речь о драме поведу:
С собачкой вечером в саду
Она бродила.

Мы с Бинго повстречали их -
Её с Фролеттой; вечер тих;
Мила тропинка...
Вдруг - этой случай или рок -
Мой Бинго сделал к ней прыжок...
Бесстыжий Бинго!

Девица из деревни Мэр,
Простишь ли этот адюльтер?
Увы, не знаю...
Ты не спасла своюcaniche;
Ты, верно, до сих пор дрожишь,
Припоминая...

Любовь найдет свой путь - о да,
Она нашла его тогда...
И мне не спится;
Гадаю ночью об одном:
Родятся пудели потом -
А может, шпицы?

BINGO

The daughter of the village Maire
Is very fresh and very fair,
A dazzling eyeful;
She throwsupon me such a spell
That though my love I dare not tell,
My heartis sighful.
She has the cutest brown caniche,
The French for "poodle" on aleash,
While I have Bingo;
A dog of doubtful pedigree,
Part pugor pom or chow maybe,
But full of stingo.

The daughter of the village Maire
Would like to speak with me, I'll swear,
In her sweet lingo;
But parlez-vous I find abore,
For I am British to the core,
And so is Bingo
Yet justto-day as we passed by,
Our two dogs haulted eye to eye,
In friendlyposes;
Oh, how I hope to-morrow they
Will wag their tails in merryplay,
And rub their noses.

* * * * * * *
The daughter of the village Maire
Today gave me a frigid stare,
My hopes are blighted.
I'll tell you how it came to pass . . .
Last evening in the Square, alas!
My sweet I sighted;
And as she sauntered with herpet,
Her dainty, her adored Frolette,
I cried: "By Jingo!"

Well, call it chance or call it fate,
I made a dash . .. Too late, too late!
Oh, naughty Bingo!
The daughter of the village Maire
That you'll forgive me, is my prayer
And also Bingo.
You should have shielded your caniche:
You sawmy dog strain on his leash
And like a spring go.
They say that Lovewill find a way -
It definitely did, that day . . .
Oh, canine noodles!
Now it is only left to me
To wonder - will your off spring be
Poms, pugs or poodles?


ОХОТНИК ДО ЧУЖИХ КНИГ

Я тих и кроток – но убью
Того тупицу,
Кто, книгу одолжив мою,
Загнет страницу.

Но хуже враг, который том
Возьмет для чтенья
И даст другим его потом
Без разрешенья.

А самый подлый – это тать
(Достойный ада),
Кто мнит, что книги отдавать
Совсем не надо.

О книги! Вы дороже мне
Зеницы ока…
Кто книги тащит – пусть в огне
Горит без срока!

Book Borrower

I am a mild man, you'll agree,
But red my rage is,
When folks who borrow books from me
Turn down their pages.

Or when a chap a book I lend,
And find he's loaned it
Without permission to a friend -
As if he own edit.

But worst of all I hate those crooks
(May hell-fires burn them!)
Who beg the loan of cherished books
And don't return them.

My books are tendrils of myself
No shears can sever . ..
May he who rapes one from its shelf
Be damned forever.


КНИГОЛЮБ

Да, книг собрал немало я,
И мне их не прочесть;
Твердит про это мне семья,
И что-то в этом есть.

Когда приюта просит том –
Беднягу приласкав,
Несу я том немедля в дом
И сразу ставлю в шкаф.

Но каждый шкаф уже забит,
И гнутся полки в нем,
«Ох, разгрузите...» – он хрипит,
А я: «Потом, потом».

Скупал я книги – все подряд;
Я на шкафы глядел,
Брал книги… ставил их назад… –
Уж очень много дел.

Стерн недоступен – и Дефо,
И незнаком Монтень;
Вот Свифт – мне не прочесть его,
Поскольку краток день.

На ужин Бэкона не взять;
Шекспир не по плечу –
Стихи, стихи, стихи опять
Строчу, строчу, строчу…

Стал Чехов для меня икрой;
Пруст – редкостью (а жаль);
Я от Бальзака сплю порой,
И скучен мне Стендаль.

Прочесть пытался их давно;
Их и других творцов;
Но мне их, знаю, не дано
Прочесть в конце концов.

И я мечтаю потому,
Чтоб – за свои грехи –
Я как-то угодил в тюрьму
И не писал стихи.

Мечтал о книгах я всегда
(И деньги вроде есть);
Книг много куплено – о да! –
Но мне их не прочесть.

Book Lover

I keep collecting books I know
I'll never, never read;
My wife and daughter tell me so,
And yet I never head.

"Please make me," says some wistful tome,
"A wee bit of yourself."
And so I take my treasure home,
And tuck it in a shelf.

And now my very shelves complain;
They jam and over-spill.
They say: "Why don't you ease our strain?"
"some day," I say, "I will."

So book by book they plead and sigh;
I pick and dip and scan;
Then put them back, distrest that I
Am such a busy man.

Now, there's my Boswell and my Sterne,
my Gibbon and Defoe;
To savour Swift I'll never learn,
Montaigne I may not know.

On Bacon I will never sup,
For Shakespeare I've no time;
Because I'm busy making up
These jingly bits of rhyme.

Chekov is caviare to me,
While Stendhal makes me snore;
Poor Proust is not my cup of tea,
And Balzac is a bore.

I have their books, I love their names,
And yet alas! they head,
With Lawrence, Joyce and Henry James,
My Roster of Unread.

I think it would be very well
If I commit a crime,
And get put in a prison cell
And not allowed to rhyme;

Yet given all these worthy books
According to my need,
I now caress with loving looks,
But never, never read.


ИЗВИНЕНИЯ РИФМОПЛЕТА

Увы, рифмоплёт я - не боле,
Невежда в искусстве - о да...
Но знаю Брет Гарта! Я в школе
Его полюбил навсегда.

Я рот перед Райли разину,
Пред Хэем я шляпу сниму.
Они мне подходят по чину,
Кто выше - те мне ни к чему.

Скучаю я, классики, с вами,
Гляжу на обложки с тоской;
Но родич мой Бернс - пред глазами;
И Киплинг, мой друг, - под рукой.

Им следовать всюду - лишь в этом
Цель жизни моей и мечта...
Но звать рифмоплета поэтом-
Напраслина и клевета!

Рифмач я! - и прежде, и ныне,
Баллад грубоватых певец,
Я в Матушке вижу Гусыне
Единственный свой образец.

Но я верю, что скажет могильщик,
Услыхав, как клиента зовут:
"Парень славный, смотрю:
Им написан 'Мак-Грю'" -
Вот и будет мне праведный суд.

A Verseman's Apology

Alas! I am only a rhymer,
I don't know the meaning of Art;
But I learned in my little school primer
To love Eugene Field and Bret Harte.
I hailed Hoosier Ryley with pleasure,
To John Hay I took off my hat;
These fellows were right to my measure,
And I've never gone higher than that.

The Classics! Well, most of them bore me,
The Moderns I don't understand;
But I keep Burns, my kinsman before me,
And Kipling, my friend, is at hand.
They taught me my trade as I know it,
Yet though at their feet I have sat,
For God-sake don't call me a poet,
For I've never been guilty of that.

A rhyme-rustler, rugged and shameless,
A Bab Balladeer on the loose;
Of saccarine sonnets I'm blameless,
My model has been – Mother Goose.
And I fancy my grave-digger griping
As he gives my last lodging apat:
"This guy wrote McGrew;
'Twas the best he could do" . ..
So I'll go to my maker with that.


Я НЕ СТАРОЖИЛ

Суров Юкона суд: за старожила тут
Признают лишь того,
Кто в лося смог попасть, песок чужой украсть,
И ЛЕЧЬ С ИНДЕЙСКОЙ СКВО.

Такая вот беда: я, верно, никогда
Не буду старожил,
Поскольку из ружья стреляю плохо я
И лося не убил...

No Sourdough

To be abony feed Sourdough
You must, by Yukon Law,
Have killed a moose,
And robbed as luice,
AND BUNKED UP WITH A SQUAW. . . .

Alas! Sourdough I'll never be.
Oh, sad is my excuse:
My shooting's so damn bad, you see . . .
I've never killed amoose.


КЭТЛИН

Весь Юкон знал об "Элис Мэй"- о пароходе том,
Что шлепал тихо по реке из Доусона в Ном.
Там Сайлас Гир был капитан, хозяин, рулевой;
Порой он льдины обходил, путь пролагая свой;
А если лёд дыру пробьет - латал он дыры сам,
И сам же ёлки для котла рубил по берегам;
Он не боялся бурных мест, знал хитрости реки;
Бывало - смело направлял он судно в ручейки;
Осадке малой "Элис Мэй" не зря дивились все,
А кэп твердил: "Мой пароход пройдет и по росе".
Суда придут, суда уйдут, уж так устроен мир -
Но пароход за годом год вёл, как и прежде, Гир.

Кто с ним знаком - тот слабаком назвать его не смел;
Но лишь молочную еду Гир из-за язвы ел.
Корову Кэтлин он купил - источник молока:
Круглы бока, мила, мягка, как голубок, кротка.
Без молока придет беда! Он знал - и потому
Корова всюду и всегда нужна была ему.
Каюта Сайласа была и одному мала -
Но он ее разгородил, чтоб Кэтлин там жила.
Она его приятным "му-у" будила по утрам,
И он, погладив морду ей, шел по своим делам.
Как день пройдет среди забот, и ляжет в койку он -
Лишь под коровий громкий храп к нему являлся сон.
С восторгом Юкон наблюдал всегда картину ту,
Как плыл бывалый капитан с коровой на борту.

Она жевала, он курил... Глядели на закат...
К ним поэтесса как-то раз пришла - Белинда Бадд.
Просилась в рейс на "Элис Мэй", чтоб сочинять, она -
Мол, "будет книга о реке романтики полна".
Был удивлен немного он: "На корабле моем
Для пассажиров места нет, и мы их не берем.
Моя лоханка - грузовик; нет номеров для дам;
Каюта есть - она моя и непригодна вам.
Ее длина и ширина - пожалуй, футов шесть,
Причем живем мы там вдвоем: еще корова есть!"
Она в слезах сказала: "Ах! С коровой - ну и что ж?
Я так прошу! Я опишу, как Юкон наш хорош!"

Был жарок пыл - и подкупил! Гир молвил: "Ну и ну!
Каюту вам отдам, а сам на палубе засну".
Шел пароход три дня - и вот явилась мисс к нему:
"Корова мне мила вполне! Но надоело "му-у"...
Лишь рассветет - трубит фагот (вот так мычит она...);
Когда же спит - она храпит, а я лежу без сна.
Не только"му-у" мне ни к чему, но и ее любовь!
(Ее язык - шершав, велик - мне больно лижет бровь...)
И нет поэм - увы, совсем... Ваш добрый нрав ценя,
Хочу просить переселить корову от меня".

Был мрачен кэп, почти свиреп; он прорычал в ответ:
"Плохой сюрприз! Для Кэтлин, мисс, другого места нет.
Нам не до муз - на судне груз: и сверху, и внизу;
И спит на палубе народ - старателей везу...
Мне очень жаль, что здесь едва ль поскачет ваш Пегас,
Что вас от строк совсем отвлек янтарь коровьих глаз.
Глаз этих свет! - прекрасней нет на свете ничего;
Ее язык! - я так привык к шершавости его...
Хоть я далек от строф и строк - проблема мне ясна;
И я возьмусь, и я клянусь: не устоит она!"

Сидела мисс коровы близ, судьбу свою ждала -
Скучна, кисла... Зато была корова весела.
А Гир - искал, весь день мечтал уладить дело он,
Придумать план... (А капитан был дьявольски умен!)
И вот он встал и заорал матросам: "Всё о-кей!
Я очень рад! Тащите Бадд на палубу скорей!
Ура, друзья! Придумал я! Настал конец тревог!
На целый мир лишь только Гир придумать это мог".

Услышав крик, она за миг по трапу поднялась;
Решила Бадд: "Закончен ад; о, как я заждалась!"
На трап другой ступив ногой, шел к Кэтлин капитан;
Он был, как черт, собою горд, был от блаженства пьян.
Потом - назад! Глаза горят! На палубу взошел -
И нашу мисс по трапу вниз немедленно повел.
"И ночь и день - коль вам не лень - пишите сто поэм...
Отныне нет у вас, мой свет, с коровою проблем!
Я размышлял, и час настал - я гением блеснул;
Я Кэтлин взял - и отвязал, и - гляньте - развернул!
Конец всему! Не будет "му-у"! Додумался о том
Я нынче сам! Корова к вам теперь стоит хвостом".

Kathleen

It was the steamer Alice May that sailed the Yukon foam.
And touched in every river camp from Dawson down to Nome.
It was her builder, owner, pilot, Captain Silas Geer,
Who took her through the angry ice, the last boat of the year;
Who patched her cracks with gunny sacks and wound her pipes with wire,
And cut the spruce upon the bank sto feed her boiler fire;
Who headed her into the stream and bucked its mighty flow,
And nosed her up the little creeks where no one else would go;
Who bragged she had so small a draft, if dew were on the grass,
With gallant heart and half a start his little boat would pass.
Aye, ships might come and ships might go, but steady every year
The Alice May would chug away with Skipper Silas Geer.

Now though Cap geer had ne'er a fear the devil he could bilk,
He owned a gastric ulcer and his grub was mostly milk.
He also owned a Jersey cow to furnish him the same,
So soft and sleek and mild and meek, and Kathleen was her name.
And so his source of nourishment he got to love her so
That everywhere the captain went the cow would also go;
And though his sleeping quarters were ridiculously small,
He roped a section of them off to make Kathleen astall.
So every morn she'd wake him up with melli fluous moo,
And he would pat her on the nose and go to wake the crew.
Then when he'd done his daily run and hitched on to the bank,
She'd breath above his pillow till to soothing sleep he sank.
So up and down the river seeded sourdoughs would allow,
They made a touching tableau, Captain Silas andhis cow.

Now as the Captain puffed his pipe and Kathleen chewed her cud,
There came to him a poetess, a Miss Belinda Budd.
"An epic I would write," said she, "about this mighty stream,
And from your gallant bark 'twould be romantic as a dream."
Somewhat amazed the Captain gazed at her and shook his head;
"I'm sorry, Miss, but we don't take she passengers," he said.
"My boat's a freighter, we have no accommodation space
For women-folk – my cabin is the only private palce.
It's eight foot small from wall to wall, and I have, anyhow,
No room to spare, for half I share with Kathleen, That's my cow."
The lady sighed, then soft replied: "I love your Yukon scene,
And for its sake your room I'll take, and put up with Kathleen."

Well, she was so dead set to got he Captain said: "By heck!
I like your spunk; you take my bunk and I'll camp on the deck."
So days went by then with a sigh she sought him so anew:
"Oh, Captain Geer, Kathleen's a dear, but does she have to moo?
In early morn like motor horn she bellows overhead,
While all the night without respite she snores above my bed.
I know it's true she dotes on you, your smile she seems to miss;
She leans so near I live in fear my brow she'll try to kiss.
Her fond regard makes it so hard my Pegasus to spur...
Oh, please be kind and try to find another place for her."

Bereft of cheer was captain Geer; his face was glazed with gloom:
He scratched his head: "There ain't," he said, "another inch of room.
With freight we're packed; it's stowed and stacked – why even on the deck.
There's seven salted sourdoughs and they're sleeping neck and neck.
I'm sorry, Miss, that Kathleen's kiss has put your muse to flight;
I realize her amber eyes abstract you when you write.
I used to love them orbs above a-shining down on me,
And when she'd chew my whickers you can't calculate my glee.
I ain't at all poetical, but gosh! I guess your plight,
So I will try to plan what I can fix up for to-night."

Thus while upon her berth the wan and weary Author Budd
Bewailed her fate, Kathleen sedate above her chewed her cud;
And as he sought with brain distraught a steady course to steer,
Yet find a plan, a worried man was Captain Silas Geer.
Then suddenly alert was he, he hollerred to his mate;
"Hi, Patsy, press our poetess to climb on deck and wait.
Hip-hip-hooray! Bid her be gay and never more despair;
My search is crowned – by heck, I've found an answer to her prayer."

To Patsy's yell like glad gazelle came bounding Bardess Budd;
No more for lorn, with hope new-born she faced the foaming flood;
While down the stair with eager air was seen to disappear,
Like one inspired (by genius fired) exultant CaptainGeer.
Then up he came with eye aflame and honest face aglow,
And oh, how loud he laughed, as proud he led her down below.
"Now you may write by day or night upon our Yukon scene,
For I," he cried, "have clarified the problem of Kathleen.
I thought a lot, then like a shot the remedy I found:
I jest unhitched her rope and switched the loving creature round.
No more her moo will trouble you, you'll sleep right restful now.
Look, Lady, look! – I'm giving you... the tail end of the cow."


СЕНТИМЕНТАЛЬНЫЙ ВОРОТИЛА

О, дайте хижину в глуши,
Где больше нету ни души;
В тени деревьев буду я
Сидеть на берегу ручья;
Чтоб видеть по утрам восход -
Жар-птицы огненной полёт;
Хочу форель поймать в реке,
Чтоб рыбка билась на песке;
Ее зажарить на огне -
Вот это жизнь! Она - по мне!

Но я прикован к Уолл-Стрит,
Где всяк с почтеньем говорит,
Что миллион в мою казну
Идет, лишь только я мигну.
Увы, загублена душа
Постыдным делом торгаша,
Проклятым миром спекуляций,
Инфляций и манипуляций...
Хоть Бог нас для добра творит,
Я стал акулой с Уолл-стрит...

И зависть вызывает тот,
Кто жизнь свободную ведет.
Из шкуры сшитые штаны
Мне больше золота нужны.
За нрав суровый и рванье
Богатство отдал бы свое.
Тогда - без золотых цепей -
Я пьян бы волей был своей;
Такой устроил бы разгул -
Луну бы я с небес стряхнул.

Да что мне золото? Зола!
Алмазы - не ценней стекла!
Мне стал бы золотом рассвет;
Роса - вот лучший самоцвет...
Будь проклят груз златых оков!
Но что поделать - я таков;
И что ворчать мне? Каждый час
Творю я злато, как Мидас.
Что делать в случае таком?
Остаться золотым мешком.

Sentimental Shark

Give me a cabin in the woods
Where not a human soul intrudes;
Where I can sit beside a stream
Beneath a balsam bough and deam,
And every morning see arise
The sun like bird of paradise;
Then go down to the creek and fish
A speckled trout for breakfast dish,
And fry it in an ember fire –
Ah! there's the life of my desire.

Alas! I'm tied to Wall Street where
They reckon me a millionaire,
And sometimes in aday alone
I gain a fortune o'er the 'phone.
Yet I to be a man was made,
And here I ply this sorry trade
Of Company manipulation,
Of selling short and stock inflation:
I whom God meant to rope asteer,
Fate mad a Wall Street buccaneer.

Old Time, how I envy you
Who do the things I long to do.
Oh, I would swap you all my riches
To step into your buckskin britches.
Your ragged shirt and rugged health
I'd take in trade for all my wealth.
Then shorn of fortune you would see
How drunk with freedom I would be;
I'd kick so hard, I'd kick so high,
I'd kick the moon clean from the sky.

Aye, gold to me is less than brass,
And jewels mean no more than glass.
My gold is sunshine and my gems
The glint of dew on grassy stems . . .
Yet though I hate my guts its true
Time sort a makes you used to you;
And so I will not gripe too much
Because I have the Midas touch,
But doodle on my swivel chair,
Resigned to bea millionaire.


Из сборника 9 -"Lyrics of a Low Brow"

ЭЛЬДОРАДО

В лесу палатку я разбил;
Всё лето, день за днём,
Работал не жалея сил
На прииске своём.
Я видел золото во сне,
Но днем - добычи нет;
И травы не открыли мне
Им ведомый секрет.

И вот, охваченный тоской,
Я бросил свой "надел";
Вот так зазря махать киркой
Я больше не хотел.
И швед в ту рощу заплутал,
Копнул всего разок...
Где спал я - там он был, металл!
Таков судьбы урок.

Пусть Бог хранит нас от побед,
Что голову кружат;
Вино... и бабы... Вскоре швед
Нашел дорогу в ад.
Я - грузовик гоняю свой;
Нелегок хлеб дорог...
Но умер он, а я живой -
Таков судьбы урок.

Eldorado

I pitched my tent beneath apine
Upon a grassy mound,
And all that summer worked my mine,
Yet never wealth I found;
Each night I dreamed of fortune dear,
of pokes of virgin gold:
Alas! what riches were so near,
The grass roots could have told.

So broke and burdened with despair,
Abandoning my "lay,"
Believing that no gold was there,
I upped and went away;
And then a Swede came to my mound;
With careless pick he struck,
And where I slept a fortune found,
For that's the way of Luck.

God save us all from sudden wealth
That makes the head to swell;
Champagne and women mined his health
And he went plumb to hell.
And me? To win my bread I drive
A heavy highway truck . ..
But he is dead and I'm alive,
– And that's the way of Luck.