Иришка

 

Пишет Иришка:

По краю...

Ходить по краю пропасти так легко и сложно одновременно. Легко обычно потому, что это не твой выбор и не от тебя это зависит – идти вот тут балансируя на краю или по широкому безопасному шоссе. А сложно, потому что соблазн сделать один неосторожный шаг, который решит все, очень велик. Особенно когда тропинка над пропастью никак не кончается. И не ясно кончится ли вообще. Но… вы видели когда-нибудь канатоходцев без страховки между двумя небоскребами? Им без разницы что там на другом конце каната, им добраться до того второго небоскреба и нафиг не нужно. Им интересен сам процесс. Вот и решила я, что коль конца и края моей тропинки по краю пропасти не видно, буду получать удовольствие от самого процесса. Мазохистское такое удовольствие, но…

То что произошло с 7 июля трудно описать словами. Часть стерлась из памяти, часть не задержалась в затуманенном наркотиками мозге. Часть наверное захотелось забыть. От каких-то воспоминаний хочется отделаться побыстрее, но не можешь… Страх, ужас, надежда, отчаянье – весь спектр эмоций. Факты… для меня часть фактов – и есть эмоции. Там, где другой никак бы не среагировал, я впадала в панику. Потому что знала… знания приумножают скорбь – это верно!

«Хочу быть в сознании столько, сколько это возможно!» - попросила я. «Будет сделано» - взяли под козырек анестезиологи. Начали с самой простой части – поставить катетер в артерию, откуда потом можно брать анализы и постоянно мерить давление. Самая простая часть заняла 30 минут и жуткие гематомы на обоих руках. Закончив с этим анестезиолог сделал несчастное лицо и сказал «Ир, давай спать уже, а?». Ира великодушно согласилась и под аларм (тревогу) монитора (потому что страшно так, что сердце выскакивает из груди) провалилась в наркоз. Еще 2 часа работы анестезиологов. Найти вену… руки, ноги – парочка крохотных катетеров установлена, но нужно намного больше. 7 попыток на одном бедре, 8 на другом, 4 слева под ключицей – ноль. Сосудистые хирурги. Вскрытие вены на бедре – невозможно провести катетер. Вскрытие вены под ключицей – удается запхнуть пару сантиметров катетера и на глазах у хирурга вена тромбируется. «Пусть остается так» - командуют все. И я наконец переезжаю в операционную.

По краю пропасти... несколько часов я, хирурги, анестезиологи – все мы шли по этому краю. Вернее все они несли меня по нему. И очень старались не оступиться, не уронить. Цена малейшего неверного шага, крохотного камушка на пути могла стать моя жизнь. «Ценой»… сколько стоит моя жизнь? Я не знаю. Но наверное достаточно для того, чтобы в этот день тысячи людей зашли на страничку, где обновлялись новости обо мне, чтобы тысячи людей объединились в молитве за меня и за тех, в чьих руках была моя жизнь.

«Операция была сложная, но мы все сделали» - сказал маме постаревший на несколько лет Бушнак. «Состояние тяжелое, до завтра будет спать» - сказал ей же реаниматолог. Это через 3 дня он скажет мне «тебя привезли из операционной ТАКОМ состоянии… ну у тебя было твердое намерение умереть в течение суток. Не было ни печени, ни почек, ни свертывания крови, ни гемоглобина, ни электролитного баланса… ничего не было, все рушилось на глазах. А к утру ты развернулась на 180 градусов и решила выжить. И это было круто!».

«Гутен морген» сквозь наркотический сон… взгляд на часы… в окно… на лица… попытки понять какой нафиг морген, меня что, всю ночь оперировали? Или не будили? Почему? Что произошло? И снова часы и окно, в попытке понять – это 8 часов вечера или утра. Если утра – то какого дня?! «сделали ли операцию, удалили ли систему?» - второй вопрос, который крутится в голове. Ведь еще до операции было оговорено – если риск выйдет за грань возможного, операцию остановят. Бушнак не заходит в палату. Смотрит на меня с порога. С жалостью и ужасом. Я щупаю грудную клетку – вот он разрез в месте, где стоял сам аппарат. Больно… значит удалили. Значит удалили и электрод. Это тоже было заранее оговорено – если нельзя будет удалить электрод, не станут трогать и сам аппарат. Вздох облегчения… вздох… вздох ли… дыхание… ощупываю рукой трахеосстому. Подключен аппарат… я не дышу сама. Страх и снова вопрос «что произошло и что происходит?!». Засыпаю, просыпаюсь, опять засыпаю. В перерывах щупаю трахеостому – аппарат все так же подключен. Очередное «гутен морген», теперь от Бухера. «Как ты?» - устало прикрываю глаза. «Держись!!!» - в ответ опять прикрываю глаза, на большее не способна.

«Я изменю режим ИВЛ, пробуй дышать сама» - реаниматолог регулирует аппарат. Я не могу… мне не хватает воздуха. Беспокойно двигаю головой. «все, все, вернул на прежний уровень. Подождем еще» - я засыпаю. «Как ты?» - спрашивает на немецком очередной врач. Другой поправляет его «она понимает только английский», первый глядя на меня улыбается «по-моему в данный момент она и свой родной не понимает». Я язвительно улыбаюсь в ответ. «ООООО, замечательно!» - радуются оба.

«Ирина, это неправильно, так нельзя! Мы отключим аппарат, но пожалуйста, не форсируй события. Нельзя так!!!» - в отчаянье переводит взгляд с меня на монитор реаниматолог. Он пытается уменьшить поддержку аппарата ИВЛ, мне не хватает, но я не признаюсь, я героически пытаюсь дышать сама. У меня плохо получается, это видно по монитору. «Пожалуйста, Ирина!» - в отчаянье гладит меня по плечу. Я киваю и мы снова подключаем аппарат.

Шприцы с лекарствами, инфозоматы, перфузоры. Одними губами «что это?». Отвечают. Страшно… потому что я знаю что кроется за каждым названием. Очередной анализ крови на содержание кислорода и прочих нужностей. Я уже дышу сама. Протягиваю парализованные кисти (гематомы послу установки артериальных линий сдавили нерв, кисти полностью парализованы) к листочку «можно посмотреть?» - медбрат отдает бумажку. Смотрю на цифры и улыбаюсь. Все ок. Я дышу сама. Мне хватает.

По краю пропасти… я четко понимаю это… я не знала только насколько близок был этот край. Разговор с реаниматологом на 3 сутки. Глаза в глаза. Без виляния и смягчения формулировок. Ответы на любые вопросы. Выполнение самых странных просьб… по моему это было указание Бухера… он знал что я все равно буду все понимать или догадываться. Лучше уж пусть буду знать, чем строить догадки…

6 суток реанимации. Потом опять интенсивная терапия. Больно, тяжело, устала, не могу… СТРАШНО! Иной раз станешь, прислонишься к стене на этом самом краю пропасти и все, не можешь дальше идти, страх сковал. Кажется еще шаг – и все, сорвешься. Но заставляешь себя идти дальше. Потому что стоять нельзя. Не знаю почему, просто нельзя…

Конца этой тропинке все еще не видно. Впереди еще ой как не легко. Но потихоньку будем идти, ползти, двигаться в перед. Любой ценой… и снова цена… насколько ценна моя жизнь? Я не знаю. Но я знаю что много-много людей сделали безумно много чтобы сохранить ее. Значит зачем-то я им нужна. Правда ведь?