2 февраля 1893 года
У французского посла при русском дворе, графа Луи Густава де Монтебелло, устроен блестящий бал, на котором присутствует весь петербургский высший свет во главе с самим императором. На втором этаже в столовых гостей ожидают роскошные буфеты, в бальной зале играет струнный оркестр лейб-гвардии Преображенского полка. У заиндевевшего окна стоит растерянный маленький человечек в мундире министерства внутренних дел. На воротнике три золотых звезды тайного советника. Спустя два дня «Правительственный вестник» опубликует именной высочайший указ, данный Сенату: "Директору Департамента полиции, тайному советнику Дурново — всемилостивейше повелеваем присутствовать в Правительствующем Сенате."

Но это будет позже. Переданное только что Петру Николевичу Дурново повеление государя значительно грубее: "Убрать эту свинью в 24 часа".

Петр Николаевич Дурново был, по всему видать, неглупым человеком. Окончил кадетский корпус, ходил в дальние морские походы и даже дал свое имя острову и банке в Японском море, потом закончил Александровскую военно-юридическую академию, служил прокурором, управляющим судебным отделом департамента государственной полиции МВД, и с 1884 директором Департамента полиции. Более того, он был достаточно умным человеком. В октябре 1905 он даже стал на полгода министром внутренних дел в парвительстве Витте и решительной рукою пытался давить революцию, а в 1914 предупреждал Николая II, что вступление России в войну с Германией обернется для нее катастрофой. А его поговорка насчет административного ареста и административной ссылки - "Дальше едешь, тише будешь" - была известна любому жандармскому офицеру.

Женат он был на Екатерине Гавриловне Акимовой, сестре будущего министра юстиции, и имел двух детей: сына и дочь. Жесткий и решительный администратор, он оказался слаб в отношении женского пола, и это-то и послужило причиной его отставки.

Как-то мне попалась в руки книжка Юлиана Семенова, где создатель Штирлица писал о Дурново:

"Во время прошлого царствования Дурново, служивший тогда в департаменте по контрразведывательной части (добывал шифры и копию переписок послов, аккредитованных при Дворе), имел флирт с очаровательной баронессой фон Киршнер Пелагеей Антоновной та однако, вскорости предпочла ему бразильского посланника. Дурново заподозрил что делит с кем-то любимую, но фактов не имел. Каково же было его изумление, когда среди документов, принесенных в департамент его агентурой для перефотографирования, обнаружил в бумагах коричневатого бразильского дипломата письма возлюбленной "Моя нежность, я просыпаюсь с воспоминанием о ночи, которую провела в жарких объятиях..."

Дурново отправился к баронессе. Та была в пеньюаре уже, нежно поцеловала бывшего гардемарина, оставившего море для того чтобы посвятить жизнь идее охраны монархии, шепнула, прикоснувшись сухими губами к мочке уха, что мечтает о нем дни и ночи. Дурново поинтересовался: "Обо мне ль одном?" - и бросил изменнице в лицо письма к бразильцу. Наутро заморский дипломат посетил министерство иностранных дел и заявил официальный протест по поводу того, что его корреспонденция подвергается перлюстрации. Вечером об этом скандале узнал государь и повелел "гнать дурака Дурново взашей". Бедолагу уволили, пожаловав однако званием сенатора - с дураками и умеренными казнокрадами Россия расстается по-доброму, с перемещением - нельзя же право дворянина, из своих, травмировать отставкою, с любым грех может случиться."

Но эта красивая романтическая история про баронессу в пеньюаре -- совершеннейший бред. Иметь любовницу из своего круга, но гораздо чаще из артисток было по тогдашним понятиям делом совершенно обычным. Скажем, любовницей градоначальника Грессера была артистка Николаева. Но Дурново оригинальничал, и его любовницей стала жена одного из его подчиненных, подполковника Ивана Александровича Меньчукова. Дурново заводил себе любовниц на долговременной основе. Для Меньчуковой была снята квартира, у которой по распоряжению Грессера был выставлен городовой, а ее муж, служивший приставом 2-го участка Рождественской части, был переведен в пригородный Полюстровский участок, место отдаленное и зимою почти безжизненное (в нем даже дворников толком не было и для ночных дежурств в дачных местах было разрешено нанимать на ночь особых сторожей). Ходили слухи, что Дурново практиковал отправку своих любовниц развлекаться в Париж, оформленных агентамитайной полиции, с выдачей им 5 тысяч рублей на поездку, а потом, снедаемый ревностью, отправлял следить за ними уже настоящих агентов полиции, но удостоилась ли г-жа Меньчукова этой чести - мы не знаем.

Однако о том, что она изменяет с бразильским поверенным в делах, Дурново действительно узнал из перлюстрации, произведенной на Петербургском почтамте в "черном кабинете". Он приставил к любовницы для слежки своего агента, тот оказался ловким малым и, то ли сам устроившись к бразильцу лакеем, то ли сговорившись с уже служившим, выкрал у поверенного в делах переписку и доставил своему начальству.

Последовало какое-то выяснение отношений, подробности которого неизвестны. Издатель и спелтник Суворин передавал слух, что Дурново в течении месяца скрывал произошедшее, но потом каким-то образом английский посол явил случившееся свету. Автор глупых и развязных мемуаров Клячко утверждал (должно быть выдумал!), что бразилец дал Дурново пощечину. В итоге бразильский атташе пожаловался товарищу министра иностранных дел Шишкину, реально руководившему во время отсутствие самого министра иностранным ведомством, тот - генерал-адъютанту Черевину, руководившему охраной царя, который и изложил произошедшее безобразие Александру III во время бала.

Возмущены были все. Царь - аморальностью директора Департамента, сенаторы - тем, что в их число был включен такой прохвост (нового сенатора за глаза прозвали "прелюбодейным"), Дурново - ужасными порядками в этой дикой России.

«Удивительная страна! -- говорил он спустя три недели в доме у известного врача-курортолога Бертенсона. - 9 лет я заведовал тайной полицией, поручались мне государственные тайны, и вдруг такой растакуэр, бразильский секретаришка, жалуется на меня, и у меня не требуют объяснения и увольняют! Какая-то девка меня предала, и меня не спросят! Я не о себе, мне сохранили содержание, дали сенаторство. Я знаю, что с этого места в министры не попадают, но что это за странная страна, где так поступают с людьми — в 24 часа!..»