Известна фраза «о мёртвых или хорошо, или ничего». Она стала своеобразным «законом» для многих Православных людей. Но насколько буквально её стоит толковать и насколько верно следовать ей в своих действиях? Я вижу наиболее жизненным следующее толкование.

Вот смотрите: Гитлер и Сталин мертвы? Мертвы. Чезаре Борджиа мёртв? О да, мёртв уже несколько столетий. Что же мы можем сказать об этих людях плохого или хорошего? Если мы не будем говорить о них вообще ничего, то совершим серьёзную ошибку, поскольку их поступки и идеи во многом определяли жизнь окружавших их людей, да и не только ближайших – они определяли жизнь целых поколений и, их анализ – это очень полезное дело для живых людей (а ориентироваться надо на живых, вспомните, кстати, что говорилось о мертвых в Евангелии).

Если мы будем говорить о них только «хорошее» (как мы его понимаем) - это будет в любом случае лицемерием. Это будет своего рода попыткой вторгнуться в качестве свидетеля защиты на Страшный Суд, который вершить не нам, да ещё и подтасовать факты при этом. И зачастую те, кто при жизни хаял и поносил кого-либо, а затем после смерти начинают якобы по христиански неистово любить и оплакивать умершего, были или являются откровенными невротиками, подобным образом лелеющими свой комплекс вины.

Хаять же уже мёртвого человека не только некрасиво (он не может ответить), но и бессмысленно (пустое сотрясение воздуха – мёртвый всё равно самостоятельно ничего уже изменить не может).

Остаётся говорить… «ничего». Я не ошибся. Говорить правду, но «ничего личного», т. е. говорить голую правду, которую мы знаем, анализировать его поступки и т. д., извлекать уроки, но внутренне уже не осуждая его, вот в чём соль и перец. Не зачитывать умершему «приговор», а просто вспоминать что именно было и как это влияло на людей – и это ЧЕСТНО.

То есть воздерживаться от аффектации, вспоминая человека, совершившего много злодеяний в отношении других. И всё. Но вспоминать и мотать на ус.

Примерно как у меня не осталось злобы на тестя, или нет ЛИЧНОСТНОЙ злобы в отношении Сталина и Гитлера, совершивших много зла. И если я говорю, например, что Чезаре Борджиа, насколько мне известно, был подлым убийцей, то ключевое слово здесь – «был». Те же слова, сказанные при жизни этого персонажа, имели бы иной оттенок в силу того, что я испытывал бы иные чувства к нему как к живому.

А так – это характеристика его поступков (а не «приговор», как при жизни), выраженная кратко, не более того.

Так что «говорите на здоровье о бывших злодеях что угодно, только поменьше вкладывайте в это душу и не распыляйте её ненавистью» – вот о чём эта фраза.

А вот о тех, кого мы любили, говорить хорошо, вкладывая в это душу, не возбраняется. Потому что это не деструктивное чувство. И сушащая душу ненависть заменяется трезвым анализом – это хорошо, а любовь продолжается – это ещё лучше.

Но главное не впадать в лицемерие – это ещё хуже, чем ненависть. Лицемерие в таких вопросах – это ложь прежде всего себе, а ложь себе – это признак болезни.