О Третьей мировой. Многие ошибочно считают, что это будет старая война за географические границы, а я уверена, что линия фронта будет проходить между поколениями. Не между Россией и Европой, а между новыми и старыми ценностями.

Эпоха хиппи, либерализация, волны феминизма, борьба за права меньшинств и другие послевоенные движения утверждали окончательную ценность – ценность частной человеческой жизни. Важно, что ценность это не экслюзивно европейская, ведь у нас было то же самое. Ну почти. Вместо частной собственности – хрущевки на одну семью, вместо Антониони – Хуциев, вместо борьбы за женское избирательное право – общедоступные ясли. И там, и тут вдруг все согласились, что жизнь важна сама по себе, а значит самый маленький, неприкаянный и слабый тоже имеет это право.

Но слабый всегда проиграет сильному, и старые ценности XX века предсказуемо вернулись и победили. Пацифистов и людей мягких у нас теперь называют презрительным эпитетом «соевые». Но проблема в том, что «соевыми» является сегодня буквально вся Европа. Догадываетесь, что будет, если война с Европой действительно начнется? Военнообязанные европейцы просто уедут куда глаза глядят и будут правы. Можно сколько угодно говорить про военный потенциал, но это чистая математическая абстракция. Армия – это не цифра, не ВПК, не Арматы с Леопардами, это в первую очередь сам опыт войны. Когда у России его не было, над армией даже чиновники смеялись: вспомните времена Сердюкова, «вторая сильнейшая» звучало как стеб. Сегодня это сложно себе представить, про нашу армию больше не шутят: все все понимают. Потому что опыт и постоянная обучаемость в бою – это самый драгоценный актив для участия собственно в войне. У Украины он тоже есть, но как раз за счет отказа от той самой ценности. Чтобы стрелять, из дула нужно вынуть вставленный пацифистом цветок.

Пацифизм сыграет с Европой злую шутку. Невыгодно быть слабым, когда кто-то рядом становится очень сильным и угрожающе заносит кулак. Получается, в самой этой ценности содержится внутреннее противоречие.

Ценность человеческой жизни разбивается о невозможность эту ценность защитить.

Цветок, вставленный в дуло винтовки, – красив, но обречен.