В новостях: "Руками не трогать! В Тюмени и пригороде появились змеи со смертельно опасным ядом. Есть простой и действенный способ избежать их нападения".

ИСКУССТВЕННЫЙ. Basil V. Kotov: "Только мы подъехали к дому, он решил сделать еще одно признание. Со словами «Кстати, он у меня искусственный» он вытащил глаз, положил себе в руку и засмеялся. Сказать, что я была в шоке"

ЧТО БЫЛО В МОЁМ ЖУРНАЛЕ ДЕСЯТЬ ЛЕТ ТОМУ НАЗАД. ЖЕНЩИНА ПО ФАМИЛИИ ГОЛИКОВА (окончание)
Его не надо искать – Он приходит и говорит. Берёт – и делает. Ты мечтаешь изменить свою жизнь и Он неузнаваемо изменяет всю твою жизнь. После смерти матери, когда я маленькая в деревне жила, то чертей видела. Вот, помню, выглянула в окно, а они сидят на улице и самокрутки курят. Мохнатые, с копытцами. А один раз за деревней видела, как чёрный шар на дорогу упал, плюхнулся, растёкся по дороге и вмиг его не стало. В деревне я всё время играла в похороны, это была самая любимая моя игра. Бабушка и тётя очень сильно меня за это ругали, мол, что это ещё за игры такие! Училась там в селе Успенском в успенской школе. Ну, а что? Школа как школа. Рассказывали в пятом классе друг другу басню про козла: пошёл козёл в кооператив, купил козёл презерватив. Копали в Успенке, помню, картошку – вкусная, рассыпчатая успенская картошка! А какой тётя пекла рыбный пирог в деревенской печке… Ничего вкуснее не ела я за всю свою жизнь. Вот, наверное, единственное, о чём я скучаю – об этом пироге. Нет такого пирога в удивительном городе-лабиринте, где я сейчас живу. Вот едешь, едешь на север и от города уже ничего не остаётся, смотришь, а это и не город вовсе, а сельская местность. Вот едешь, едешь, едешь и приезжаешь в округ Блейн, где всё поросло кустарником, где полно жилых автоприцепов и мерзких захолустных баров. Вот гоните вы свою машину по лабиринту городских улиц и, наконец, попадаете на автостраду. С рёвом врываетесь вы в поток машин, которые тщетно пытаются отскочить в сторону и врезаются в разделительное заграждение. Вы мчитесь, мчитесь, мчитесь вперёд; скоро оказываетесь за городом и съезжаете с автострады, катите по пыльным просёлкам, по кочкам. Бросаете машину, какое-то время идёте пешком до первого попавшегося магазина, покупаете новую одежду и находите другой автомобиль. Где вы сейчас совершенно непонятно, местность незнакомая и тревожная и нужно возвращаться назад в город.

За шесть лет до смерти матери отец с ней развёлся и уехал к себе во Владимир. Он, помню, приезжал ко мне в село уже после маминой смерти и привёз большого плюшевого медведя. Потом он разругался с тётей и медведя этого назад забрал. Мне было так обидно – я сидела и горько плакала весь день. Ничего меня не могло утешить. Отец через десять лет разбился на смерть: он сорвался с балкона любовницы и разбился. Любовница потеряла ключ, а отец решил от соседей через балконную форточку влезть в квартиру и открыть её изнутри. Да вот поскользнулся и упал вниз с пятого этажа. Говорят, он несколько месяцев умирал в больнице в страшных мучениях. После школы я поступила в университет на французский язык. Слушала на магнитофоне Мирей Матье, Жоржа Брассенса, Далиду. Переводила тексты. Сама пела, да как классно пела! Взяли меня певицей в ансамбль «Ровесник». Исполняла, помню, песни Аллы Пугачёвой и Софии Ротару. Ах, эти летние дожди… Сделать хотел осу, а получил козу. Арлекино, Арлекино… Помню, как поехали выступать с ансамблем «Ровесник»: в автобусе пили портвейн и вопили песню про «Садко», матерную, ту, где есть слова «Три дня не унимается, бушует океан». Чего я хотела тогда, в этом советском автобусе? Хотела стать знаменитой на всю страну певицей, хотела выйти замуж за француза и уехать с ним жить во Францию. Почему за француза? Потому что мне очень нравился французский язык, я легко запоминала нужные слова и хорошо говорила с французским прононсом. А сейчас, в этом новом мире произошло самое главное – исчез страх. Я больше не боюсь никого и ничего. Я мчусь на квадроцикле, стреляю на ходу, забираюсь на водонапорную башню. Я запрыгиваю с вездехода на крыло самолёта. Я одного за другим убиваю из снайперской винтовки охранников газовой станции и взрываю газовую станцию к чертям собачьим. Ощущенье свободы – неописуемое, пьянящее ощущенье свободы, когда можно всё, что только захочешь, можно стрелять во всех подряд, можно резать людей на улицах… И ещё – тут очень красиво! Сияющие бары, стрип-клубы, вечеринки, яхты. Изумительная грязь, летящая из-под колёс мчащегося автомобиля. Глядя на эти сочные цвета, я и не вспоминала грязно-серую Тюмень 70-х годов ХХ века и грязно-серое село Успенское и ледяной Салехард, куда меня звали за приличные деньги певицей в ресторан. В Рокфорд-хиллс, где я теперь живу, стоят богатые и шикарные городские особняки, гольф-клубы и теннисные корты. Конечно, у меня и сейчас есть проблемы, но они совсем другие, чем в той прежней жизни, когда я много раз заканчивала жизнь самоубийством, зная, впрочем, что, насмерть отравившись таблетками, я через некоторое время открою глаза и увижу белоснежную больничную палату. Лос-Сантос не Тюмень и не село Успенское. Лос-Сантос – это Лос-Сантос, мать его!

Когда-то давным-давно в Успенском кошка лапкой гостей намывала. Рядом с ней блюдечко стояло с молоком и из этого непрозрачного молока смотрел на меня Тот, кем мы живём и движемся и существуем. И сердце во мне было глагольно, чревато Именем. Кошка Нюша, что лапкой гостей намывала, да собака Тобик. У тёти муж был дядя Федя, танкист; он в войну в танке горел. Бабушка, помню частушки пела, дикие какие-то, не совсем понятные: это чё же, от чего же выгорают колки? Иногда плакала бабушка вечером и говорила мне: «У дедушки-то перед смертью очень сильно голова болела, он мне жалуется, а я возьми да и скажи, дура, мол, голова болит – жопе легче. Вот какая дура была!». А потом и бабушка умерла. Потом я замуж вышла, но что это за жизнь с мужем была? – сплошные скандалы. Да и пил муж, каждый божий день пил. Переносицу мне сломал. А жить тогда в городе Тюмени так страшно было! За один месяц бесследно исчезли двадцать маленьких детей и никто так и не узнал, что с ними стало. Милиция искала-искала да так ничего и не нашла. А я родила двух сыновей, двух братьев. Теперь всё реже вспоминаю про них и даже не думаю – как они там? А они пусть лучше думают, что я умерла. Младший взял с собой друга и ушли они вдвоём из садика на Северный Полюс. Я, пока их искали, чуть с ума не сошла от ужаса. Нашли их уже поздним вечером в посёлке Мыс. Сыновья остались в прошлой жизни, написать им теперь я уже не могу и уже свыклась с этой мыслью, хотя сначала осознать это было очень тяжело. Да и как напишу я им, если я сейчас - Майкл де Санта и живу я в своём доме на Рокфорд Хиллз. Разве смогут они это понять? У меня жена Аманда и двое детей. Конечно, и с женой и детьми всё сложно и даже очень сложно, но всё равно по-другому, чем было у меня когда-то в городе Тюмени и селе Успенском. Я - бывший грабитель банков и нахожусь под покровительством программы защиты свидетелей ФБР. Но и теперь мне снова приходится сколачивать банды для ограблений из профессиональных взломщиков, стрелков и опытных водителей. И как это прекрасно: попадать в новые ситуации и начинать новые миссии, знать, что снова и снова до бесконечности будут деньги, секс, автомобили, мотоциклы убийства на свободных и увлекательных просторах, называемых GTA V .

Товарищ Глухов даёт руководящие указания.