Я прожил с ней под одной крышей почти 24 года, но в последний год не отходил ни на шаг, хоть она была весьма и весьма здоровой для 88 лет. Сама ходила каждый день в магазин и настаивала, что движение - это жизнь.

У нас было прекрасное лето. Солнце заливало балкон, зелень шелестела во дворе, а мы вместе смотрели старые фильмы на огромном кинескопе. Она привезла его из Японии, ходила в моря в молодости и повидала весь мир, пока Союз гнил за железным занавесом.

Каждое утро бабушка усердно конспектировала утренние шоу о здоровье, обзванивала подруг и делилась рецептами и рекомендациями врачей. Сама она всю жизнь проработала судовым медиком и поставила бесчисленное количество человек на ноги. Да, с возрастом болячки давали о себе знать - подагра от морской диеты, боли в пояснице и суставах. Но она усердно себя лечила, а уж о смерти и вообще думать не собиралась, лишь один раз сказав мне, что больше всего в мире боится умереть в больнице. Умереть она, если и хотела, то только на своих условиях - дома, во сне, пока ещё на ногах.

Когда пару недель назад она внезапно слегла с обычными признаками ОРВИ, врача она отказалась вызывать сразу. В прошлый раз же за три дня вылечилась! К моему неописуему ужасу, ей становилось всё хуже. Я вызвал врача против её воли. Диагноза мы не получили, а получили лишь обрывок распечатки с названиями обезболивающих. У бабушки пропали силы и аппетит, и она больше не могла без помощи справить нужду. Я был парализован от страха, плакал, выл, звал ещё врачей - но она на это только злилась. До конца не понимала и не принимала положение дел. "Да что же ты меня хоронишь заранее? Поправлюсь, вот увидишь".

Другой врач обнаружил явные признаки пневмонии. Бабушка перестала выговаривать простые слова, но два всё-таки выговорить ещё могла. "Отстань" и "больно".

Госпитализация. Господи, почему я выношу бабушку вперёд ногами на носилках? Это сон? Уличные фонари мелькают в окне кареты скорой помощи. Уколы обезболивающего. Рентген. Томография. "Принеси воды". В больнице нет питьевой воды. Осторожно даю ей попить из своей бутылки. Фельдшер скорой снимает кардиограмму, улыбается. "Сильное сердце у нее". Шучу, что утром её найдут на больничной кухне, будет там завтрак готовить.

Увозим на седьмой этаж, в пульмонологическое отделение. Укладываем в палату. Я умоляю начальника отделения дать остаться с ней на ночь. Отказывают - мол, из-за "СВО" нельзя. Всю дорогу домой думаю - почему?

Собираю ей передачку на завтра. Любимую одежду. Заряженный телефон. Она обязательно поправится. Блин, надо будет убраться в квартире перед ее возвращением.

Меня разбудил звонок из больницы. Остальное - как в тумане. Я в тумане на всю оставшуюся жизнь, без неё.

24 года бесконечной любви, тепла и мудрости, а взамен - одинокая, болезненная смерть в окружении беспомощных врачей в тёмной, обшарпанной больнице. Она пережила войну, пережила переезд в Калининград из Саратова, пережила совок, но не пережила проклятого старика из телевизора, который при виде его стала выключать. Не пережила развязанное им бессмысленное кровопролитие, из-за которого меня не пустили к ней в палату.

Сбылось то, чего она боялась больше всего, и я не смог этого предотвратить. Вся её боль теперь моя.

С одной стороны - не то, чтобы я заслуживаю жить.

С другой - я считаю дни до тех пор, пока мы снова не будем вместе.