Мировая стратегия энергетической сверхдержавы
http://www.vvprf.ru/archive/clause677.ht
В мире, где народы и экономики все более взаимосвязаны и взаимозависимы, все более важной и необходимой становится проведение разумной, детально проработанной и тщательно выверенной внешнеэкономической политики.
МОДЕРНИЗАЦИЯ ЭНЕРГЕТИЧЕСКОЙ СВЕРХДЕРЖАВЫ
Говоря о прошедшем саммите АТЭС во Владивостоке, Владимир Путин подчеркнул, что «для нас этот саммит является крайне важным и в связи с тем, что Россия стала полноправным членом Всемирной торговой организации. Мы создали на постсоветском пространстве Таможенный союз вместе с Беларусью и Казахстаном и Единое экономическое пространство, и для нас очень важен диалог, чтобы наши партнеры поняли, мы могли бы им объяснить, могли бы показать преимущества такого объединения на постсоветском пространстве, которое бы помогало нам в сотрудничестве». «Тем более что эти объединения, о которых я сказал, созданы на принципах ВТО», – добавил глава государства.
Между тем Россию, ставшую по факту энергетической супердержавой, не только экспортирующей нефть, газ и уголь, но и строящей за рубежом тепловые, ядерные и гидроэлектростанции, высоковольтные линии электропередач, энергоподстанции, производящей для них оборудование и комплектующие, этот статус не вполне устраивает. Президент говорит о необходимости модернизации наших экономик и обществ: «Нам нужна новая экономика с конкурентоспособной промышленностью и инфраструктурой, с развитой сферой услуг, с эффективным сельским хозяйством. Экономика, работающая на современной технологической базе. Нам необходимо выстроить эффективный механизм обновления экономики, найти и привлечь необходимые для нее огромные материальные и кадровые ресурсы».
Речь идет об интенсификации экономического воспроизводства в стране благодаря инновационному развитию, энергетическому и информационному переоснащению производства, превращению науки в производственную и экономическую силу и развитию рационального управления производством. Важно понимать, что планирование и осуществление модернизации российской экономики зависит от имеющегося ресурсного обеспечения, которое во многом определяется состоянием мировой экономики и местом нашей энергетической сверхдержавы в ней.
Потребность в тщательной разработке внешнеэкономической политики на национальном уровне и ее координации на глобальном уровне сегодня не менее настоятельна, чем в разгар кризиса. Кризис, порожденный безответственностью банкиров и финансистов развитых стран, требует переосмысления большинства традиционных подходов. Путин подводит итог: «модели развития, опирающиеся на рост долгов, больше не работают. Совершенно очевидно, что недавние лидеры уступают сегодня свои позиции и уже не могут быть примером взвешенной макроэкономической политики, чему совсем недавно еще они нас учили. Более того, долговой кризис и в Европе, и в Соединенных Штатах Америки усугубляется тем, что их экономики находятся практически на грани рецессии. Ясности относительно их оздоровления как не было, так, к сожалению, для всех нас, и для нас в России тоже, пока нет».
Стратегия инновационного развития России до 2020 года, фактически представляющая дорожную карту инновационного развития страны, предполагает, что главным показателем эффективности стратегии должен стать реальный спрос на российскую наукоемкую продукцию как на нашем внутреннем рынке, так и за рубежом. Путин подчеркивал: «Сегодня наша доля на мировом рынке высокотехнологичной продукции ничтожно мала – 0,3%. При том, что некоторые наши соседние государства уже в 10 раз больше выдают продукции. Понятно, там тоже есть определенное своеобразие: эта высокотехнологичная продукция или часть продукции, попадающей в такой разряд, может быть, и не является самым писком, что называется, последним словом в науке и технике, но, тем не менее, доля там достаточно приличная. Нужно в нашем случае ситуацию, конечно, менять. И менять ее нужно не только за счет наших традиционных отраслей, там, где мы традиционно сильны (это энергомашиностроение или вооружение), но и благодаря продвижению новых, перспективных направлений (фармацевтика, химия, биотехнологии, нанотехнологии)».
Сейчас все страны мира ведут напряженную работу по формированию своей стратегии развития, что подстегивает широкую глобальную дискуссию о мировой экономике, внешней торговле, инвестициях, свободной торговле и протекционизме, региональной и межрегиональной интеграции и порождаемых ими рисках и проблемах.
Как энергетическая сверхдержава Россия лучше многих понимает необходимость обеспечения надежных поставок нефти и природного газа на мировой рынок и справедливых цен на энергоресурсы, устраивающих как поставщиков и потребителей, так и инвесторов, готовых рискнуть и вложить свои средства в долгосрочные проекты. Безусловно, прав в этом отношении развивающий грандиозные энергетические проекты Игорь Сечин, и совсем не случайно Владимир Путин на саммите, отвечая на вопросы журналистов, публично назвал его «очень эффективным работником», заслуживающим и внимания к себе и подарка.
В разделе «Экономическая дипломатия» своей программной статьи «Россия и меняющийся мир» Путин указывает: «Если попытаться проанализировать, как мы продвигаем российские экономические интересы на международной арене, становится ясно, что мы еще только учимся делать это системно и последовательно. Еще не хватает умения, как это удается многим западным партнерам, грамотно лоббировать на внешнеэкономических площадках выгодные отечественному бизнесу решения». «Задачи же на этом направлении, с учетом приоритетов инновационного развития страны, стоят более чем серьезные – обеспечить России равноправные позиции в современной системе мирохозяйственных связей, свести к минимуму риски, возникающие при интеграции в мировую экономику, в том числе в контексте упомянутого вступления в ВТО и предстоящего присоединения к ОЭСР», – развивает свою мысль президент.
ДИАЛЕКТИКА ЦЕЛИ И СРЕДСТВА
Логика Путина, согласно которой вступление в ВТО само по себе нейтрально (организация не является ни добром, ни злом), представляет собой не цель, а лишь средство, инструмент в достижении поставленных задач, глубже, чем принято думать. Дело в том, что во внешнеторговых переговорах позиции России исключительно сильны – мы являемся крупнейшим мировым импортером, а позицию «покупателя, который всегда прав» всегда полезно занять (и часто удобно не давать ее занять контрагентам по переговорам).
Но для этого России необходима единая скоординированная внешнеэкономическая стратегия, нужно восстановить единство внешнеэкономической политики. Сейчас же внешняя торговля подчиняется Минпромторгу, а вся остальная внешнеэкономическая деятельность – Минэкономразвития, которому подведомственны и торговые представительства России за рубежом, и секретариаты российских частей Межправкомиссий по торговому и экономическому сотрудничеству. Совершенно отдельно и автономно управляется военно-техническое сотрудничество.
Это всегда не очень удобно и часто не очень эффективно. Нужно менять ситуацию, причем не обязательно путем воссоздания МВЭС: есть и другие органы власти, включая и наднациональные, в рамках Таможенного союза и ЕЭП.
Не только президент Путин, но и руководители многих других государств на саммите АТЭС развернуто говорили о свободной торговле и угрозе протекционизма. Это вполне оправданно. Хотя в международной торговле появились признаки повышения спроса на глобальном рынке под влиянием оживления деловой активности в мире, большинство развитых стран мира начали принимать протекционистские меры для решения внутренних проблем, связанных с глобальным кризисом.
При этом новый протекционизм касается не только тарифных или нетарифных барьеров для импорта, но и инвестиционной составляющей. Например, в ЕС обосновывается концепция «инновационного протекционизма». С другой стороны, Владимир Путин не согласился с оценкой состояния наших отношений с Евросоюзом как «торговой войны», назвав их «очень добрыми и конструктивными». Впрочем, иностранным журналистам и не то можно сказать!
Хотя президент и подчеркнул, что «на пике кризиса удалось избежать скатывания в тупик глухого протекционизма и жестких торговых войн и, напротив, выбрать логику совместных антикризисных действий, продолжить долгосрочную повестку реформирования системы финансового регулирования». Нельзя забывать и о том, как Россия вела переговоры о вхождении отечественного капитала в Европе в автомобилестроение (Opel), некоторые секторы электронной промышленности, другие высокотехнологичные отрасли. Мы говорим, как нетрудно догадаться, о сделках, которые сорвались по неэкономическим соображениям.
Фактически речь может идти о том, что на Западе Россию не воспринимают как партнера по полноценному и равноправному инвестиционному сотрудничеству. Не радует и то, что в последнее время Запад увлекается санкциями против разных стран, нет решительно никаких гарантий, что при очередной смене власти (или без нее) не будут вводиться санкции против России, если западников не устроит уровень нашей независимости.
Да и сейчас санкции по факту существуют, просто они принимают технический или финансовый характер, как в случае с гражданской авиацией в объединенной Европе. Это уже невозможно сочетать с принципом свободной торговли. Порой происходят просто абсурдные вещи: в России при вступлении в ВТО были отменены квоты на трубы, но по инерции еще действуют два соглашения: одна квота введена на два года, другая – до конца этого года. Еврокомиссары по торговле в связи с этим официально и жестко заявили, что Россия нарушает правила ВТО, и потребовали принятия защитных мер. Как остроумно подметил министр по торговле Таможенного союза Андрей Слепнев, «рыночная правда на нашей стороне».
Хотя вступление во Всемирную торговую организацию не лишает и не лишит российскую экономику ни государственной поддержки, ни защиты от демпинга, в этих целях будут использоваться иные, разрешенные правилами ГАТТ-ВТО механизмы, западные страны могут из-за них отказаться от отмены дискриминационных мер против нашей продукции.
ЕВРОПА ПРОТИВ «ГАЗПРОМА»
Если протекционистские и стимулирующие меры ранее были направлены преимущественно на продукцию с высоким уровнем добавленной стоимости, а международная торговля сырьевыми товарами и полуфабрикатами продолжала устойчиво развиваться темпами около 8% в год (выше среднего в историческом контексте), то сейчас ситуация начала меняться.
Тяжелое экономическое положение в Еврозоне привело ЕС в целом и ряд его членов к массированной атаке на «Газпром». Издание «ВВП» рассказывало, что еще в прошлом году в Европе нашлись силы, которые, сделав попытку использовать против нас «энергетическое оружие», организовали проведение обысков в некоторых зарубежных офисах «Газпрома». Глобальный кризис выявил уязвимое место «Газпрома» – объективное противоречие между тем, что магистральный газопровод как дорогостоящая транспортная система в принципе требует заключения долгосрочных контрактов и монопольной цены, и краткосрочными изменениями рынка.
Европейский парламент и Совет ЕС совместным решением приняли пакет нормативных правовых актов, регулирующих газовую и электроэнергетическую отрасли ЕС под условным названием Третий энергопакет, введя правило обязательного доступа третьих лиц к газовым сетям, подразумевающее обязанность «Газпрома» доставлять не принадлежащий ему газ, получая за свои услуги лишь плату за транспортировку, регулируемую государственными органами. Риски падения спроса тем самым фактически тоже перекладываются на «Газпром», который нуждается в долгосрочных контрактах, тогда как Европа предпочитает спотовые контракты как основу конкурентного газового рынка.
КОНЕЙ НА ПЕРЕПРАВЕ МЕНЯТЬ НЕ СЛЕДУЕТ
Цены на российский газ по долгосрочным контрактам привязаны к ценам на дизельное топливо или мазут с отставанием в 6–9 месяцев. При этом предусмотрено разделение рисков: последствия падения цен на энергоносители ложились на «Газпром», а последствия сокращения спроса – на потребителя на основе принципа «бери или плати». Такая система контрактов снижает риски инвестиций, а следовательно и их стоимость (а инвестиции, в конечном счете, оплачивает конечный же потребитель) и естественна для рынка трубного газа, на котором продавец не имеет возможности выбирать покупателей, а покупатель – продавцов. Раз в три года европейские клиенты и «Газпром» могут пересматривать контрактные цены. Газпрому необходимы гарантии спроса на газ на европейском рынке, без этого не будут «отбиваться» уже сделанные инвестиции в трубопроводы и невозможно будет найти кредиторов для новых проектов.
Европейцы, которым очень нравились устойчивые поставки газа из России, когда цены на дизельное топливо были низкими, сейчас, когда цены держатся на высоком уровне, решили поменять правила игры. Но коней на переправе менять не следует, как и не следует менять условия использования инвестиций, сделанных на десятки лет вперед.
Владимир Путин комментирует происходящее так: «Теперь, видимо, кто-то в Еврокомиссии решил, что мы должны взять на себя часть нагрузки по этому субсидированию [экономик стран Восточной Европы, вступивших в ЕС и еврозону]. То есть объединенная Европа хочет сохранить политическое влияние и чтобы мы за это еще немножко заплатили. Но это неконструктивный подход... Думаю, что мы должны оставаться на почве реальности сегодняшнего дня. Современная Россия не брала и не будет брать на себя никаких дополнительных обязательств, связанных с нерыночным регулированием экономик этих стран». И это правильно. Максима «покупатель всегда прав» хороша для среднего размера оптово-розничного рынка, но не для стратегических отношений с огромными инвестициями – тут нужно защищать свои позиции жестко. Иначе впредь средств для инвестиций просто не будет. Не дадут их банки, хорошо умеющие считать деньги.
О ЧЕМ, СОБСТВЕННО, РАЗГОВОР?
Кстати, нынешнее расследование ЕС ведется по требованию Литвы, пытающейся национализировать принадлежащий «Газпрому» трубопровод, в отношении восьми стран – бывших республик СССР или членов СЭВ. Верно, что в их энергобалансах доля «Газпрома» составляет от 60% до 100%, но по ЕС в целом лишь 20–25%. О чем, собственно, разговор?
В ответ Владимир Путин подписал указ «О мерах по защите интересов РФ при осуществлении российскими юридическими лицами внешнеэкономической деятельности», предусматривающий элементы государственного контроля над деятельностью российских компаний, которые отнесены к категории стратегических. Согласно указу, стратегические компании России должны будут согласовывать с правительством действия при предъявлении к ним требований иностранными государствами.
«Газпрому» нужен европейский рынок, но еще больше Европе нужен «Газпром». «Импорт газа из России, – пишет Financial Times, – остается для объединенной Европы необходимостью, а «Газпром» продолжает расширять свой рынок сбыта, аргументируя это необходимостью начать добычу газа в Арктике, для финансирования которой необходимо запастись долгосрочными контрактами на поставку».
Хотя добыча сланцевого газа превратила Северную Америку из импортера газа в его экспортера, его технологические и физико-химические особенности не позволяют транспортировать сланцевый газ по заточенным под природный газ трубопроводным системам. Газ из Катара является заложником угрозы войны в Персидском заливе, причем США не заинтересованы в защите европейских потребителей, а с Ираном европейцы поссорились сами, введя санкции на поставку иранской нефти.
Теперь европейцы решили попытаться выкрутить руки нам. Но это ложные надежды. На газ всегда есть покупатели – это хороший товар. На саммите АТЭС «Газпром» подписал с японскими партнерами соглашение об очень большом по мировым меркам проекте по сжижению газа – Япония очень крупный потребитель энергоресурсов. Как подчеркивает президент, «с Японией мы работаем в этой сфере на чисто рыночных принципах. И мы, и японские партнеры удовлетворены тем, как идет работа на Сахалине. Будем расширять эту работу по всем направлениям».
Ответственность стран, гарантирующих неизменность условий заключенных контрактов, не должна ставиться под сомнение, и никакой наднациональный Третий энергопакет не является оправданием для их пересмотра. Причем тут важны не столько юридические правила, которые, кстати, однозначно работают в пользу «Газпрома», сколько долгосрочная экономическая целесообразность. Восточноевропейские государства, через которые проходит транзит энергоресурсов, может, и смогут на короткий срок платить за энергоносители меньше, но с ними просто никто не станет в дальнейшем работать, энергетическая инфраструктура со временем обветшает, и дорого им в конечном счете придется платить за сиюминутную выгоду.
Мы хорошо понимаем, что объединенная Европа переживает сейчас тяжелые времена, и мы вполне искренне желаем нашим европейским соседям успехов и благосостояния. Только не за наш счет.
Саид ГАФУРОВ
Предчувствие новой кавказской войны
Автор: С.Гафуров и Д.Митина в ср, 30/09/2009Нет смысла морализировать по поводу политики невмешательства, говорить об измене, о предательстве и т.п. Наивно читать мораль людям, не признающим человеческой морали. Политика есть политика, как говорят старые прожженные буржуазные дипломаты. Необходимо, однако, заметить, что большая и опасная политическая игра, начатая сторонниками политики невмешательства, может окончиться для них серьезным провалом.
Вообще говоря, война — дело очень дорогое, и именно поэтому серьезные и ответственные политики пытаются обычно войн избежать. Максиму о том, что политика и дипломатия — это искусство возможного, не все понимают правильно, между тем ее значение довольно просто: политика определяется не столько желаниями и стремлениями государственных акторов, сколько внешними и внутренними обстоятельствами, в корне которых лежат глубинные экономические интересы правящих социальных групп.
С точки зрения коллективной деятельности люди разделены на сообщества — страны или регионы, в каждой из которых могут прийти к власти разные социальные группы, имеющие часто взаимоисключающие интересы. Природа любой политики — это компромисс, но устраивающий всех компромисс возможен не всегда, и тогда может начаться война. Карл Клаузевиц так определял войну: «война — это акт насилия, имеющий целью заставить противника выполнить нашу волю». Иными словами, война выиграна, когда достигнуты цели и задачи, поставленные перед ее началом, а ресурсы, затраченные на ее ведение, оказываются меньше, чем блага, полученные в ходе войны»... Клаузевиц так развивал свою мысль: «Первоначальные политические намерения подвергаются в течение войны значительным изменениям и в конце концов могут сделаться совершенно иными именно потому, что они определяются достигнутыми успехами и их вероятными последствиями».
Если проанализировать российскую внутреннюю политику на Северном Кавказе после распада СССР, то может создаться впечатление, что она представляет собой цель сплошных провалов. России не удается добиться ни экономической, ни политической, ни военной стабильности в этом регионе. Постоянно расширяется повстанческое движение, направленное против центральной власти, причем оно может принимать как национальную, так и религиозную окраску. Суть же этих центробежных сил — как и везде — экономическая.
Нынешнюю войну на Кавказе финансируют структуры, чьи интересы тесно связаны с интересами нефтедобывающих компаний ряда стран Персидского Залива. Когда в регионе нет промышленности и организованного товарного сельского хозяйства, то единственным способом выжить становится либо государственная служба (а должностей, как и пряников, на всех не хватит), либо уход в натуральное хозяйство, либо эмиграция, либо криминал.
В этих условиях чабану получить 100 долларов за убитого офицера российских вооруженных сил или государственного чиновника означает накормить семью на месяц вперед. Понятно, что чеченцы и ингуши, карачаевцы и черкесы, даргинцы и аварцы, адыги, лезгины и другие народы, как и все люди, войну ненавидят. Обычный чеченец или ингуш не хочет убивать, но для своего выживания и выживания его семьи он убивает — ему за это деньги платят.
Чтобы предоставить ему возможность самооправдания, этот бизнес на убийстве нуждается в высших аргументах в виде борьбы за национальные интересы, национальную независимость либо какие-либо исламские ценности. Общественное (экономическое) бытие определяет общественное сознание (требование национального или религиозного освобождения), которое в свою очередь определяет сознание каждого конкретного боевика.
Однако финансистам войны, готовым платить за кровь, она нужна не всегда, а только тогда, когда цены на нефть падают, потому что напряжение в нефтедобывающих регионах, во-первых, вызывает рост цен на нефть на бирже, во-вторых, объективно может вызвать сокращение добычи и, наконец, ослабляет конкурента. Когда же цены на нефть высокие, то эти стимулы сокращаются.
Очевидно, российскими спецслужбами были достигнуты договоренности с руководством ряда арабских стран о том, что те прижмут деятельность таких вот военных финансистов. Однако, «прижать» для арабских шейхов в рамках их социальных структур означает «откупиться». А откупаются они только тогда, когда цены на нефть высокие. Когда цены на нефть низкие, тогда и денег на «откупиться» меньше и стимулы опять усиливаются...
Теперь, когда цены на нефть имеют тенденцию к снижению, ситуация изменилась, и возникают серьезные и обоснованные опасения нового витка войны. Нового Беслана, нового штурма Грозного, нового Буденновска, новых взрывов многоэтажных домов и новых уничтожений селений до последнего дома.
Готовы ли мы к этому?..