SZG

Волей судьбы нашему поколению определено жить в эпоху глобальных перемен. Мир меняется у нас на глазах – Азия вырывается вперед, а старые лидеры демонстрируют готовность защищать свои преимущества всеми доступными им средствами. В целях самосохранения Россия вынуждена участвовать в очень жесткой глобальной конкуренции за привлечение прямых инвестиций. И поражение в этой борьбе недопустимо – мы должны оставить нашим детям страну лучше той, которую получили от наших отцов. На этом испокон веков держится мир.

Из полутора-двух триллионов долларов всех мировых инвестиций в год на Россию приходится всего около 3%. В 2011 г. в нашу страну поступило около 56 миллиардов долларов прямых иностранных инвестиций, в 2012-м – порядка 60 миллиардов, а всего за пять лет Россия привлекла 263 миллиарда – это шестой результат в мире. Тем не менее этого явно недостаточно, чтобы успеть догнать страны АТЭС, уходящие в отрыв в мировой гонке за конкурентоспособность. И решающим моментом становится инвестиционная привлекательность – создание достойных, благоприятных условий для развития бизнеса.

Хотя, согласно недавно опубликованному аудиторской компанией Ernst&Young исследованию инвестиционной привлекательности России за 2012 г., наша страна «сделала шаг вперед и улучшила свои конкурентные позиции в мире в плане привлечения прямых иностранных инвестиций», по меньшей мере по двум факторам мы достаточно сильно отстаем: по уровню развития инфраструктуры Россия занимает 47 место в мире, а по состоянию институтов, то есть правил, по которым работает бизнес, в рейтинге Всемирного экономического форума у нее 133-е место из 140 стран.

«Инвестиционная привлекательность, – говорит министр финансов РФ Антон Силуанов, – зависит как от федерального центра, так и от субъектов Федерации». Именно Москва отвечает за макроэкономическую стабильность, инфляцию, налоги, финансовый рынок, и подвижки в этом направлении заметны – инфляция снижается, налоговая система уже достаточно выстроена, предпринимаются меры на финансовом рынке, Центральный банк практически не участвует в поддержании в ту или иную сторону курса рубля. Но привлечение инвесторов, землеотводы, инфраструктура, региональные налоговые льготы, договоренности с инвесторами – это зона ответственности региональных властей.

Инвестор приходит не на пустое место, он приходит в конкретный регион и сталкивается с конкретными проблемами, которые решает с конкретными людьми. «Регистрация собственности занимает в Калуге 19 дней, а в Якутске – 60; подключение к системе электроснабжения занимает в Саратове 123 дня, а в Екатеринбурге – 360 дней; получение разрешения на строительство занимает в Сургуте 150 дней, а в Твери – 448» – приводит мощные эмпирические аргументы президент Владимир Путин. Такие разрывы между регионами не могут не вызывать тревогу – место в любом рейтинге зависит от всех субъектов Федерации.

Проблема в том, что для региональных бюджетов повышение инвестиционной привлекательности часто невыгодно – расходы на соответствующие мероприятия велики, а существенная часть поступлений от деятельности новых предприятий в бюджеты субъектов федерации не попадает, и все это происходит на фоне сокращения дотаций из Москвы. Иными словами, в настоящий момент для региональных финансистов «выбивать» дотации из Минфина зачастую оказывается выгоднее, чем привлекать инвесторов.

Правительство, времени зря не теряя, реализует национальную предпринимательскую инициативу, ведет активнейшую работу по совершенствованию земельных отношений и регистрации прав собственности. Кроме того, внедряется Стандарт деятельности исполнительных органов власти субъекта Российской Федерации по обеспечению благоприятного инвестиционного климата в регионе на основе опыта Калужской области, Татарстана, Ульяновской области и ряда других, осуществляются меры по налоговому стимулированию регионов и муниципалитетов по привлечению инвестиций.

Важнейшим моментом инвестиционной привлекательности является человеческий потенциал, то есть мы с вами, и это одна из важнейших причин проводимых в стране реформ образования – высшего, среднего и среднего специального.
Что же все-таки является самым важным для того, чтобы сделать страну привлекательной для инвесторов?
На этот вопрос журналу «VIP-Premier» согласились ответить видные российские экономисты, представляющие различные направления экономической мысли – Руслан Гринберг и Александр Бузгалин

КУЛЬТУРА БЕЗОТВЕТСТВЕННОСТИ

VIP-Inform
Руслан Семенович Гринберг – известный российский экономист, создатель концепции экономической социодинамики – принципиально нового направления в экономической теории, директор Института экономики РАН, член-корреспондент РАН, профессор Московской школы экономики МГУ им. М.В.Ломоносова и кафедры менеджмента Школы-студии МХАТ им. Чехова, председатель Комитета по СНГ Национального инвестиционного совета, главный редактор журнала «Мир перемен», председатель экспертного совета Высшей аттестационной комиссии, президент российского отделения международной организации ECAAR («Экономисты за разоружение»), председатель редакционного совета журнала «Имущественные отношения в Российской Федерации», член Общественной палаты Московской области.

Основная задача, стоящая перед страной – это развитие. Многие делают акцент на человеческий капитал, и, к сожалению, пока наблюдается большой разрыв между имеющимися денежными ресурсами и качеством человеческого капитала, что представляет собой очень серьезную проблему.

Думаю, что государственные инвестиции, за которые я обычно ратую, именно потому полноценно не реализуются, что наши руководители отчетливо осознают – за годы трансформации много было достигнутo хорошего, но происходит какая-то деинтеллектуализация в рабочем классе – если хотите, в том, что называют рабочей силой.

Это грустная история, потому что мы все-таки раньше были заняты производством по всему спектру продукции, и высокоинтеллектуальной, и с большой добавленной стоимостью. В последние 20 лет это прекратилось: у нас хороший топливно-сырьевой, финансовый секторы, банки у нас худо или бедно работают. А что касается материальной экономики, тут дело обстоит совсем плохо.

При понимании инвестиционной привлекательности очень важна идея целеполагания. Идея формирования ориентиров – куда идти, что делать? И если что-то поддерживать – что поддерживать по соображениям конкурентоспособности, подтягивая до мирового уровня, а что – просто по социальным соображениям? Очень важно определиться с этим.

Дмитрий Медведев говорит вслед за Президентом России о том, что в следующие пять лет будет создано 25 миллионов рабочих мест, причем хороших рабочих мест, не с примитивным трудом, а высокоинтеллектуальных. Понятно, что государство должно активно работать в этом направлении, ведь если оно не работает, то ничего и не будет.

Надо понимать, что есть линия водораздела среди специалистов, которые занимаются экономической теорией. Одни говорят, что в общем случае развитие экономики зависит от инвесторов: они инвестируют, они рискуют, и поэтому их надо холить и лелеять. Надо снижать налоги, создавать им благоприятные и сверхблагоприятные условия, тогда они построят экономику.

Другая же школа мышления, к которой и я отношусь (хотя это довольно грубое противопоставление), говорит, что все это ерунда – «наплевать и забыть». Тогда как самое главное в экономике – это люди, которые покупают производимые товары. Если у них не будет денег, то никакие самые лучшие инвесторы ни к чему хорошему не приведут. Куда инвесторы денут свои произведенные БМВ, мерседесы и прочие тойоты, если у людей нет денег!

Поэтому главное – это спрос. В каком-то смысле это кейнсианство, а первая школа – своего рода либертарианство, скажем так, либеральный подход. Это две главные линии общественной экономической философии, два дискурса, как сейчас говорят, которые борются между собой уже лет двести.

А на самом деле надо думать о балансе того и другого, как бы банально это не звучало. Истина лежит где-то посредине, как Аристотель говорил. И вот последние 30 лет мы видим крен в сторону богачей: «помогать богатым!», «да здравствует право на неравенство!».

Маргарет Тэтчер, Рональд Рейган, Гельмут Коль – они олицетворяли этот поворот экономической философии, который в итоге привел к большому безобразию, к кризису 2008-2009 годов, поскольку помощь богатым выражалась в том числе и в том, что бедные стали получать всё меньше и меньше, да и доходы среднего класса от плодов экономического роста снизились, а не выросли.

В результате мы получили искусственный рост. Бедные и средний класс для того, чтобы покупать, вынуждены были залезать в кредиты, богатые поддерживали эту тенденцию, не спрашивая, есть средства обслуживать долги или нет.

Возникла культура безответственности, нарушился баланс свободы и справедливости, которая тоже необходима для экономики. В России эта мода, помноженная на монополию политической власти, последние 20 лет проявляется особенно ярко.

Партии, которые олицетворяют это направление экономической философии, сейчас не имеют почти никакого веса, но люди, которые принимают решения, и экономисты, которые обслуживают этих людей, остались теми же. Это, конечно, большой скандал, но не потому, что их философия не верна (она где-то верна, где-то не верна), а потому, что просто нельзя быть монополистами! Да, народ молчит, но они за это должны поклониться ему в ноги.

Исправление экономической политики всегда дается б?льшим трудом, чем ее формирование, особенно отход от рыночного фундаментализма, как мы его называем. Почему этот путь труден? Потому что здесь личные интересы совпадают с псевдообщественными.

Милтон Фридман, Фридрих Хайек как антитеза Марксу, Ленину и даже адептам социального капитализма должны уходить, кончилось их время. Пришло время установки на справедливость, время установки на равенство.

Мы должны найти баланс; у нас вообще страна крайностей, мир тоже либо в одну, либо в другую крайность бросается, но мы – особенно. В 1917 году мы бросились в справедливость, но проигнорировали свободу, а в 1991-м, наоборот, бросились в свободу. Я горжусь своим старым афоризмом: «Мы думали, что колбаса вырастает прямо из свободы».

И, конечно, теперь надо поправлять дело, возвращаться к социальному капитализму, гуманному капитализму 50-60-х годов. Понятное дело, на новом витке, уже с новыми технологиями.

Если вернуться к инвестиционному климату (вечный наш разговор!), и Кудрин, и многие другие, и премьер-министр, и президент невольно создают такое впечатление, что инвестиций у нас нет из-за того, что у нас коррупция или там барьеры какие-то, чтоб свое дело начать. А у меня другой взгляд на это: инвестиции всегда пойдут туда, где инвестор чувствует, что он может продать то, что он произведет в результате инвестиции.

Если я знаю, что мои тарелки или сковородки будут продаваться, мне не важно, «одно окно» или «два окна»; с подключениями к энергетике как-нибудь я разберусь; даже налоги мне не важны, хоть 100% возьмите, как-нибудь мы договоримся с вышестоящими ребятами. И совсем вне поля моего рассмотрения будут макроэкономические показатели – и выгодное геостратегическое положение, и общественная стабильность, и высокая квалификация рабочей силы, и вхождение в важнейшие международные объединения, и даже кредитно-денежная или налогово-бюджетная политика.

Вот, например, в Калуге «Фольксваген». Есть коррупция, есть неумение, есть пьянство, есть отсутствие договороспособности, ну много разных проблем. Но немцы нормально работают, и им не важны ни Магницкий, ни права человека. Бизнес циничен, и ему это всё «до фонаря».
Иными словами, для создания благоприятного инвестиционного климата главное – это думать о человеке!

ОТКАЗАТЬСЯ ОТ ЗВЕРИНОЙ КОНКУРЕНЦИИ

VIP-Inform
Александр Владимирович Бузгалин – известный российский экономист, теоретик и публицист «левого» фланга общественной мысли, директор Института социоэкономики МФЮА, заслуженный профессор, руководитель Центра «Экономика знаний» кафедры политэкономии экономического факультета МГУ им. М.В.Ломоносова, руководитель Центра «Общество знаний» при заместителе председателя Комитета по образованию Государственной Думы, главный редактор журнала «Альтернативы», автор более 20 книг и 300 статей, переведенных на многие языки мира.

Проблема инвестиционной привлекательности и инвестиционного климата в России имеет давнюю историю. Следует иметь в виду, что, как ни странно, советский период, выглядящий сейчас абсолютной дырой с точки зрения иностранных инвестиций в нашу страну, таковой не являлся. Серьезные совместные проекты в рамках СЭВ, который охватывал тогда значительную часть мира, и не менее серьезное сотрудничество с третьим миром и с развитыми странами были реальностью.

Страна, совершенно не являющаяся рыночной по своим параметрам, тем не менее была достаточно интересной для многих инвесторов, поскольку советское государство гарантировало стабильно высокую прибыль, постоянные рынки сбыта для ряда видов продукции, а также большую геополитическую и геоэкономическую стабильность совместных проектов, обеспеченную мощью Советского Союза.

Нельзя не иметь в виду и уроки 90-х годов, когда мы формально очень быстро перешли к либеральной модели экономики, освободив пространство, расчистив, а может, даже и разрушив барьеры, которые стояли на пути рыночных инвестиций.

Мы не получили в этот период значимых вложений с Запада, на что рассчитывали многие из авторов радикальных, либеральных реформ, прежде всего потому, что не были задействованы другие необходимые факторы: стабильность, гарантии, возможности использования хорошей инфраструктуры и многое другое. Следовательно, чисто рыночная модель как таковая, без учета всех остальных параметров, является недостаточной для понимания инвестиционной привлекательности.

Я бы использовал два прямо противоположных примера, которые на самом деле в чем-то сходятся. Один пример – это Китай, другой – скандинавские страны. И тот и другие получают очень большие, по отношению к масштабам своих экономик, инвестиции, но с совершенно разных позиций и по совершенно разным причинам.

Китайская экономика обладает очень большим внутренним рынком, очень дешевой рабочей силой, чего нет в Скандинавии. Общее у них – развитое государственное регулирование, которое обеспечивает большие инвестиционные возможности для средних и долгосрочных программ в рамках частно-государственного партнерства (ЧГП). Иными словами, стабильные средние и долгосрочные программы ЧГП позволяют эффективно инвестировать безотносительно ко многим параметрам микросреды, или микроэкономическим параметрам.

В занимающей первое место по инновациям и инвестиционно очень привлекательной Финляндии и государство, и частный бизнес, и общественные организации, например университеты, инвестируют в рамках программ ЧГП, привлекают зарубежный капитал в больших объемах. Они завязаны в единый процесс, и эта единая система работает на конечный результат – инновационное производство. Инновационность там понимается двояко – есть инновации, которые носят коммерческий характер (Nokia – классический пример грандиозного транснационального успешного бизнес-проекта), и есть инновации социального характера, которые работают на общественный результат, социальную стабильность и т. д.

Задача обеспечения социальной и политической стабильности как предпосылки привлекательного инвестиционного климата может решаться опять же двояко. За счет развития жесткой авторитарной политической системы и относительного консенсуса граждан под эгидой сильной центральной власти, которая фактически контролирует весь процесс в рамках единой вертикали и обеспечивает стабильность государственных институтов, прав собственности, правил игры. Или по-другому – на основе стабильно развиваемой демократии. Это парадокс, но я хотел бы его подчеркнуть.

Один вариант – это китайская система: одна партия, достаточно жесткая политическая власть с постоянно проводимой борьбой с коррупцией. Скандинавские страны, Австрия – это пример другой модели, где сильное гражданское общество, профсоюзы, общественные организации, граждане, местное самоуправление, даже интернет-правительство играют очень большую роль.

В результате – еще один парадокс, который многие не фиксируют. Эти страны стоят на первых местах по доле валового продукта, перераспределяемого госбюджетами всех уровней, – доля эта доходит до половины, иногда даже бывает чуть больше. По идее, надо было бы ожидать, что уровень бюрократизации здесь будет самым высоким и одним из наиболее высоких – уровень коррупции. Но не тут-то было. Все международные рейтинговые агентства говорят, что по уровню бюрократизации и коррупции эти страны в гораздо лучшем положении, чем США, где перераспределяется только треть ВВП.

В контексте инвестиционной привлекательности национальной экономики отдельно стоит проблема реиндустриализации, восстановления индустрии. Однако индустриальные технологии – это технологии конца XIX – первой половины XX века, а сейчас реиндустриализация нужна на новой качественной базе и в совершенно других масштабах.

В Европе предприятия сельского хозяйства полностью обеспечивают потребности в продуктах питания и в сырье для производства, и даже немного остается на экспорт, притом что в отрасли занято всего 2-3% населения. ЕС производит промышленную продукцию примерно в тех же масштабах, в каких и потребляет, но в промышленности и во всей индустриальной экономике в целом у них занято всего 20% населения.

Если мы хотим именно так проводить реиндустриализацию, то тогда мы получим необычный результат – у нас резко сократится, даже по сравнению с сегодняшним уровнем, количество рабочих, инженеров, специалистов в реальном секторе, включая и промышленность, и транспорт, и сельское хозяйство. Это парадокс, но будет производиться столько же и даже больше промышленной или сельскохозяйственной продукции при гораздо меньшей занятости. Задача очень серьезная, потому что для такого производства нужна другая структура всей экономики.

Для того чтобы 20% населения могли производить столько же промышленной продукции, сколько раньше производили 50 или 60%, нужно, чтобы рабочий имел 12 лет образования, причем серьезного, чтобы половина людей, занятых в производстве, была с инженерным образованием, чтобы все, от чернорабочего до топ-менеджера, каждые пять лет проходили переквалификацию – это норма для европейских стран.

Другими словами, нужна мощная система образования: средне-специальные учебные заведения, вузы, элитные университеты. Рабочего должны учить в хорошем ПТУ или техникуме, где он получит квалификацию и каждые пять лет – переквалификацию; преподаватель этого училища или техникума должен регулярно переквалифицироваться у преподавателей из университета и ученых, а у последних, в свою очередь, должна быть возможность научного, карьерного и профессионального роста, перехода в элитные научно-образовательные учреждения.

И напоследок хочу отметить, что для стабильной, долгосрочной инвестиционной привлекательности принципиально важно критическое отношение к идеям социал-дарвинистской модели – и человека, и бизнеса. Для того чтобы российские деньги вернулись в страну, и отечественные, и зарубежные инвесторы должны знать, что они не поставлены в ситуацию однозначной такой – звериной конкуренции, что конкуренция есть, но в той мере, в какой она нужна для инноваций и для развития, а не для того, чтобы давить друг друга любыми методами, включая коррупцию, взяточничество, государственно-административный ресурс и т. д.

Если мы так повернем нашу инвестиционную стратегию, создав для этого макроэкономические, социально-экономические предпосылки, социально-психологический и идеологический климат, то получим долгосрочные, стабильные, ориентированные на человека инвестиции. То, что и требуется.

http://www.vip-premier.ru/userfiles/file/2013a/52-57.pdf