Назови меня ватником – заставь меня гордиться
«Но совсем уж недостойно глядеть на фанатика-воина глазами тупого и ленивого лавочника»
Эпоха просвещенного бонапартизма предполагает покровительственное отношение и режима, и общественного мнения к фрондирующим талантливым художникам. Режиму нужна обратная связь, и на их творчество рождается социальный заказ и, собственно говоря, без своего гения-фрондёра бонапартизм даже и не может считаться просвещённым. В лучшем на настоящий момент, по мнению многих – и среди драматических, и среди музыкальных театров – театре Москвы – Московском государственном академическом Камерном музыкальном театре имени Б. А. Покровского (КМТ) ставят отличные спектакли, очень часто настоящие жемчужины мировой оперы оказываются первыми постановками в России – Леонора (первая версия) Бетховена, Лунный мир Гайдна, Три Пинто фон Вебера и Малера – все это только 2014 год. И все это образцы настоящей, качественной режиссуры – продолжение традиций великого Бориса Александровича Покровского. И честь создания великолепного театра, вполне достойно несущего знамя русской театральной школы принадлежит Музыкальному руководителю Геннадию Николаевичу Рождественскому и Главному режиссеру Михаилу Степановичу Кислярову.
Есть «деятели искусств», от которых ничего не требуешь и ничего не ждешь - по той простой причине, что с них и взять-то нечего: «даже фигового листка они лишены, чтобы прикрыть в случае надобности собственную наготу», кроме пустых и напыщенных слов о недоступном для средних умов авангарде. К их делам – прибитым к мостовой мошонкам и торжествующей на оперной сцене в скверных спектаклях педофилии и сексуальным перверсиям мы с полным основанием можем относиться безразлично. Мертвецы сами, они хоронят своих мертвецов.
Но мы можем и даже обязаны беспристрастно относиться к личности наших общественных противников, отдавая - если найдется время и место - должную дань их таланту, искренности и другим индивидуальным добродетелям. Противник - искренний он или не искренний, талантливый или бездарный - все же противник, хотя талант людей на той стороне баррикады – это сильное оружие, и замалчивая это, мы совершаем общественное преступление: «отсутствие активного противодействия, - говорит славный русский мыслитель, - есть пассивная поддержка».
И вот на фоне великолепных Леоноры и Трех Пинто Михаил Кисляров выдает нам «Четырех Самодуров», после Бетховена и Малера нам предлагают Эрманно Вольфа-Феррари – Кисляров возобновляет постановку Левина 2003 года, но предлагает спектакль на русском языке. В жанровом отношении – это почти чистая оперетта, выходит смешно, и перевод хорош (оригинальное либретто написано по комедии Гольдони «Самодуры»). Старики (не зловещие, а комичные в своей никчемности) мешают молодым и здоровым устроить себе веселую и счастливую жизнь, полную жизнелюбивой сексуальной свободы, которые самодуры считают распущенностью.
Но Кисляров – очень социальный режиссер, и это в традиции Б.А.Покровского, больше того, в программке нам прямо обещают социальный спектакль, так что мы вправе обратиться к тем сторонам его постановки, которые касаются его общественных воззрений и суждений, симпатий и антипатий, социальной критики и социального идеала.Сюжет стандартный для комедии дель арте. И это добротно сделано. Люди в зале смеются. Пресса у Четырех самодуров» отменная, спектакль критики хвалят, он, действительно, удался смешным. На сцене выведены четыре самодура – жалких, но зловредных, тиранящих своих жен и детей – которых легко обводят вокруг пальца распутные жены и неспособные в силу возраста думать ни о чем, кроме секса подростки. И симпатия постановщиков на стороне этих последних.
Что же делает Кисляров – тот самый гений-фрондёр современной России, искренний и честный, очень талантливый демократ-западник? Он делает очень хитрую вещь – он берет частную мысль комедии Гольдони и делает чрезмерное обобщение. Великий итальянский драматург писал очень сиюминутную вещь (1760 год), посвященную конкретной социальной обстановке в загнивающей олигархии Венецианской республики. Она даже написана не на правильном итальянском, языке Данте и Петрарки, а на венецианском диалекте – Гольдони в печатном издании даже был вынужден ставить сноски, объясняющие особенности этого языка. Персонажи Гольдони решают конкретные проблемы в хорошо узнаваемой житейской обстановке по законам своего времени — XVIII века.
Буржуазное общество загнившего торгового капитализма Венеции, не способного на равных противостоять промышленному капитализму Франции и Англии, которое через тридцать лет было снесено Великой французской революцией, выработало известные кодексы морали, права, преступить которые строго воспрещалось. Эксплуатируя других, буржуазия не любит, чтобы ее эксплуатировали. И Гольдони вел очень конкретную борьбу против торжествовавшего обскурантизма, которую, кстати, проиграл и был вынужден бежать из Венеции в Париж.
Историческая актуальность пьесы очевидна, но нам спектакль предлагают в 21 веке, и объявляют «социальной оперой». И показывают ее нам, обобщая особенности карикатурных зловредных венецианских самодуров XVIII века до символа, имеющего вечную актуальность. Но социальная и этическая проблематика Гольдони не может быть вырвана из контекста и обобщена на иной социальной и политической реальности при прочих равных условиях. Иная жизнь – иные песни.
И тут брехтовская эпичность Кислярова – очень сильная сторона его таланта – оказывается совершенно неуместной в Москве XXI века. Тут нет места для эпоса. Тут есть довольно пошлая оперетта. У нас просто нет таких самодуров, которыми автор перевода Екатерина Поспелова и Кисляров выставляют своих противников – то есть нас. Когда в стране необузданный индивидуализм, незрелый скептицизм, постельный анархизм, и безыдейное сатирическое зубоскальство празднуют свой триумф, на кого направлено острие злобной сатиры постановщиков?
Нужно очень сильно не доверять историческому опыту человечества, чтобы не выслушать (нет не согласиться с ними, просто выслушать) своих оппонентов, выступающих против сексуальной распущенности. Кисляров честен перед своей совестью – их аргументы высказаны вслух, но силой театрального действа и своего таланта режиссер просто убивает их аргументы, окарикатуриванием.
Прием оказывается дешевым – вместо серьезного разговора с оппонентами авторы спектакля переходят на личности, не обсуждая содержательную сторону возражений против сексуальной свободы, а придумывают себе смешных противников, высмеивая придуманные ими же образы: Когда не хватает содержательных аргументов, высмеивай тех, кто их высказывает!
Ведь большинство людей просто не понимают, что истинность или ложность суждения не зависит от того, кто его высказывает. И ведь речь идет о насущном - об обретении надежной жизненной опоры через доверие друг к другу. Любовь - это ведь союз двоих против остального мира, а недоверие в семье оставляет нас в злобном мире чистогана без крепкого тыла.
Со сцены КМТ высмеивают тех, кого с той стороны баррикады называют «ватниками», но естественная реакция способного самостоятельно думать человека на это – инстинктивный протест против несправедливого изложения, против клеветы современных либералов на своих оппонентов: бородатый седой мужчина в антракте громко сказал своей даме не без лёгкого вызова: «Назови меня самодуром, заставь меня гордиться!».
В эпоху французской революции Венецианская республика вошла третьестепенным государством, обладающим славным прошлым, но маловлиятельным в современности с полным доминированием в общественной жизни махровых обскурантов, не желающих идти в ногу с господствовавшим тогда духом Просвещения. Имеет ли это какое-то отношение к современной России? Властители дум современных телеэкранов и глянцевых журналов призывают не к аскетизму и сексуальной скромности, а – напротив, к гедонистской распущенности. Живых обскурантов, врагов прогресса никто не видел, но они широко распространенные персонажи журнальных анекдотов и лтберальных блогов.
Так с кем борется Кисляров, заставляя комично-злонамеренных самодуров выступать против засилия иностранщины в поддержку национальных традиций – скверных в Венеции во времена Гольдони, но давно с тех пор прошедших? Кто у нас выступает против Прогресса? На кого написана эта желчная карикатура? С кем они бборются? Кто их социальная мишень? Гольдони полагал, что комедия должна исправлять очень конкретные пороки очень конкретного общества. Он показывал на сцене правду жизни, какой она была. Если же комедия только смешит, - полагал великий драматург, - то не выполняет своей основной функции.
Единственный путь к правильному изъяснению и освещению философии любого спектакля это - анализ общественной почвы, породившей этот сложный продукт работы десятков людей – от музыкального руководителя и главного режиссера, через оперных прим и оркестр до рабочих сцены и билетёрш. И это очень либеральствующий социальный заказ.
На ложу
в окно
театральных касс
тыкая
ногтем лаковым,
он
дает
социальный заказ
на «Дни Турбиных» —
Булгаковым.
Этот социальный заказ сделан теми, кто вызывает в памяти салтыковские образы "властителя дум современности", торжествующей свиньи и "либерала применительно к подлости". Общественная почва оказалась гнилой, злокачественной, зараженной. В эпоху массовых разводов показываемое нам с зубоскальными интонациями торжество женщин над самодурами - это мнимый триумф - слишком много несчастных в личной жизни женщин вокруг, которым уже поздно менять что-то, и молоденьким девчушкам «Четыре самодура» в КМТ дают ложный урок.
Современным девочкам общественное мнение прививает две взаимоисключающие системы мотивации - встретить принца на белом коне (эстрадного певца на спортивном лимузине), которой обязан (именно, обязан!) сделать ее жизнь счастливой, беззаботной и безопасной, с одной стороны, и полная сексуальная свобода - право выбора партнера на ночь, с другой (и это кардинально отличается от ценностей, прививаемых дочкам в хорошей семье и, кстати, ценностям Бориса Николаевича Покровского - чтобы что-то добиться надо много и кропотливо работать).
В наше время брак все еще необходим для воспроизводства нашего биологического вида, а, следовательно, не просто социально желателен, но и социально императивен. А брак ведь на самом деле это ни что иное как добровольное согласие на самоограничения, которые противоречат мотивациям, прививаемым девочкам ТВ, глянцевыми журналами и улицей - «выйти замуж и завести любовника». А раздвоение мотиваций приводит к истеричности и - в конечном счете – к несчастной личной (да и общественной) жизни. Неслучайно спектакль приходится по душе по душе очень многим женщинам. Тем, кто помоложе - жизненная программа, как обманывать мужа (им еще невдомек, что впереди - тупик), тем, кто постарше, сладостная иллюзия мести всем мужчинам в их жизни за собственное одиночество в старости.
И неслучайно, большого и честного художника Кислярова, выступившего в этот раз не на той стороне баррикады, поджидала неудача. Он - большой талант, но ему на этом пошлом материале просто негде развернуться, он все-таки мастер широкого мазка, а большой стиль плохо подходит к оперетке.
А так, солисты отличные, с музыкой все нормально, местами смешно, но по сравнению с Три Пинто и Леонорой это все гораздо менее удачно и малоубедительно, (хотя мой муж признал себя в каждом из четырех самодуров и воспринял спектакль как личное оскорбление).
Если Три Пинто и Леонору в КМТ культурному человеку просто нельзя пропустить – это культурные События с большой буквы, то «Четыре самодура» - это добротная ремесленная поделка, музыкальная комедия с отличными солистами. Неплохая идея для свободного вечера. Сходите, если есть время. Но если пропустите, ничего страшного не произойдет.
http://www.odnako.org/blogs/nazovi-menya-v
«Леонора»: спасение и ужасы
Искусство / Театральная площадь / Премьеры уходящего года
Гафуров Саид
В Театре Покровского поставили антифашистский спектакль
Не следует особенно верить музыкальным справочникам, говорящим, что «Леонора» – это первая неудачная редакция знаменитой «Фиделио». По самому своему духу это совсем другая музыка. Если «Фиделио», переполненная ярким, победоносным светом бетховенского гения, – романтическое, всеобъемлющее, абсолютное торжество добра над злом, то «Леонора» – гораздо более тонкое, неоднозначное, многоплановое произведение, напоминающее нам об относительности добра и зла (хотя то, что добро и зло относительны, вовсе не означает отсутствие разницы между добром и злом – постмодернизм и этическая иррелевантность совершенно чужды традициям Театра Покровского). Мир сложнее романтических представлений о нём.
В этой «Леоноре» происходящее затуманено лёгкой дымкой, придающей бурной и динамичной истории оттенок тишины и грусти, в которой всё воспринимается зрителем как некий отзвук из прошлого. Полностью сохраняя музыкальный материал, главный режиссёр театра Михаил Кисляров умудряется изменить замысел Бетховена на прямо противоположный – это не романтический, подавляющий своей светлой мощью, торжествующий гимн победы, а то, что у нас принято называть оптимистической трагедией с логическим ударением на втором слове. Мне не хочется портить будущим зрителям удовольствие, рассказывая заранее о неожиданной трактовке сюжета в этом спектакле. Но хеппи-энда не будет.
Нам рассказывают не о происходивших событиях, а о воспоминаниях о них дона Фернандо (очень убедительный в своём драматизме Кирилл Филин) – «бывшего политического заключённого», как он отрекомендован в программке, но который после победы судит побеждённых противников скорым и неправедным судом. Мы видим не эпическую историю – цепь фактов, – а вспышки памяти Фернандо и, видимо, попытки самооправдания. Он помнит только то, что хочет помнить, и так, как хочет это помнить. И вся ходульность «оперы спасения и ужасов» – как называется этот жанр у музыковедов – сразу исчезает в исполнении этого совершенно блестящего, молодого по возрасту, но зрелого по умениям поколения солистов Театра Покровского в умелых руках Михаила Кислярова. Человеческая память – вещь непростая, она не реалистична по самой своей природе.
Это очень социальная опера. Кисляров volens nolens решает вопрос о роли личности в истории не в пользу личности, а в пользу масс. Диктатор Пизарро в исполнении Романа Боброва при всей своей внешней помпезности, пафосности и наполеоновской треуголке, которую он периодически меняет на шапочку Муссолини или фуражки вермахта или НКВД, интеллектуально и в волевом отношении ничтожен, его делает свита, фашиствующие молодчики на содержании – в самом начале идёт комическая сцена с выдачей конвертов с деньгами штурмовикам. Пизарро даже не может дать приказ убить своих политических противников (из чувства личной мести) – ему отказывают подчинённые, и он вынужден лично заниматься расправой, а за то, что тюремщики выкопают могилы, он повышает в должности зятя начальника тюрьмы и дарит ему дорогие украшения.
Это очень политически актуальный сюжет, спектакль носит явно антифашистский характер, но постановщики не гонятся за дешёвым гарантированным успехом в виде прямого осовременивания и привязки к происходящим событиям. Они делают спектакль условным, что вполне естественно – опера сама по себе жанр, полный условностей. Спектакль выдержан в эстетике популярного в СССР в 70-х условного театра – фашистские каски, автоматы шмайсер, брехтовские аскетичные условные декорации. Для нашего поколения это возрождение старой и интересной традиции, для более молодых – должно быть свежо и интересно, но актуальность от этого только возрастает.
В заглавной партии мы видим две разные истории – Татьяна Федотова рассказывает нам историю женщины, сжёгшей за собой мосты, эдакой народоволки, поставившей перед собой цель убить диктатора и отказавшейся от всего, кроме любви и террора. Она подчёркнуто аскетична, её ничто постороннее не интересует, её роман с Марселиной (в составе, который видел автор, её пела очаровательная в своей сдержанности и застенчивости Олеся Старухина) – часть плана по достижению цели, что придаёт всей истории налёт убедительности.
Леонора в исполнении Евгении Сурановой гораздо естественнее, это обычная женщина, которая в своей семейной трагедии заставляет даже вспомнить известную максиму, что «жёны и дети – лучшая опора режима». Ей просто не повезло, мужа арестовали, его надо выручать, жизнелюбивая Марселина (восхитительная Екатерина Ферзба) случайно подвернулась, и кульминационная сцена с выстрелом и ударом ножом – просто неудачное стечение обстоятельств. Две совершенно разные истории, переданные воспоминаниями дона Фернандо, выполнены абсолютно одинаковыми техническими средствами.
Вместе с Рождественским и Кисляровым над постановкой работали дирижёр и хормейстер Алексей Верещагин, художник Виктор Вольский и художник по костюмам Ольга Ошкало. Они сделали хорошую, достойную работу. Без всяких скидок.
Мы можем радоваться: созданный Борисом Александровичем Покровским замечательный Московский государственный академический Камерный музыкальный театр (теперь уже имени Б.А. Покровского) не мумифицировался, не превратился в памятник самому себе, а живёт полноценной жизнью.
http://lgz.ru/article/-51-52-6492-24-12-2
— Простите, что вы сказали?
— Я говорю, распишитесь вот здесь и кредит с ипотекой ваши".
Но человечки не сильно расстроились - завтра мы поедем на водопады, а вчера ездили в древнюю столицу Аютаю. "Интересно, - считают человечки, - но Ангкор Ват (там они были прошлой зимой) круче.
А еще я сильно застудил ухо. Болит.
Но все-равно, - утешают меня человечки: "лучше, чем в в школе".
Так и живем.