SZG

В Театре Покровского поставили антифашистский спектакль.

Геннадий Николаевич Рождественский продолжает нас удивлять тем, как он находит для Московского государственного академического камерного музыкального театра имени Б.А. Покровского все новые и новые неизвестные в России жемчужины мировой оперы – Лунный свет Гайдна, Три Пинто фон Вебера и Малера, теперь вот бетховенская Леонора – опять первая постановка в нашей стране. Большой талант Рождественского самоочевиден, оркестр крепкий, дирижеры хорошие, хор незаурядный, солисты отменные, но камерный музыкальный всегда считался театром режиссерским, и идем мы в него именно за оперной режиссурой. И наши надежды оправдываются раз за разом.

 Не следует особенно верить музыкальным справочникам, говорящим, что Леонора - это первая, неудачная редакция знаменитой Фиделио. По самому своему духу это совсем другая музыка. Если Фиделио, переполненная ярким, победоносным светом бетховенского гения – романтическое, всеобъемлющее, абсолютное торжество добра надо злом, то Леонора – гораздо более тонкое, неоднозначное, многоплановое произведение, напоминающее нам об относительности добра и зла (хотя то, что добро и зло относительны, вовсе не означает отсутствие разницы между добром и злом – постмодернизм и этическая иррелевантность совершенно чужды традициям театра Покровского). Мир сложнее романтических представлений о нем. В этой Леоноре происходящее затуманено легкой дымкой, придающей бурной и динамичной истории оттенок тишины и грусти, в которой все воспринимается зрителем как некий отзвук из прошлого. Полностью сохраняя музыкальный материал, Главный режиссер театра Михаил Кисляров умудряется изменить замысел Бетховена на прямо противоположный – это не романтическая героическая поэма, а то, что у нас принято называть оптимистической трагедией с логическим ударением на втором слове. Но мне не хочется портить будущим зрителям удовольствие, рассказывая заранее о неожиданной трактовке сюжета в этом спектакле. Но хэппи-энда не будет.

Нам рассказывают не о происходивших событиях, а о воспоминаниях о них дона Фернандо (очень убедительный в своем драматизме Кирилл Филин) – «бывшего политического заключенного», как он отрекомендован в программке, но который после победы судит побежденных противников скорым и неправедным судом. Мы видим не эпическую историю – цепь фактов - а вспышки памяти Фернандо, и, видимо, попытки самооправдания. Он помнит только то, что хочет помнить, и так, как хочет это помнить. И вся ходульность «оперы спасения и ужасов» – как называется этот жанр у музыковедов – сразу исчезает в исполнении этого, совершенно блестящего, молодого по возрасту, но зрелого по умениям поколения солистов Театра Покровского в умелых руках Михаила Кислярова. Человеческая память – вещь непростая, она не реалистична по самой своей природе.

Это очень социальная опера. Кисляров – volens nolens - решает вопрос о роли личности в истории не в пользу личности, а в пользу масс. Диктатор Пизарро - в исполнении Романа Боброва -при всей своей внешней помпезности, пафосности и наполеоновской треуголке, которую он периодически меняет на шапочку Муссолини, или фуражки вермахта или НКВД, интеллектуально и в волевом отношении ничтожен, его делает свита, фашиствующие молодчики на содержании - в самом начале идет комическая сцена с выдачей конвертов с деньгами штурмовикам. Пизарро даже не может даже дать приказ убить своих политических противников (из чувства личной мести) - ему отказывают подчиненные, и он вынужден лично заниматься расправой, а за то, что тюремщики выкопают могилы, он повышает в должности зятя начальника тюрьмы и дарит ему дорогие украшения.

Это очень политически актуальный сюжет, спектакль носит явно антифашистский характер, но постановщики не гонятся за дешевым гарантированным успехом в виде прямого осовременивания и привязки к происходящим событиям. Они делают спектакль условным, что вполне естественно – опера сама по себе жанр полный условностей. Спектакль выдержан в эстетике популярного в СССР в 70-х условного театра – фашистские каски, автоматы шмайссер, брехтовские аскетичные условные декорации. Для нашего поколения это возрождение старой и интересной традиции, для более молодых – должно быть свежо и интересно.

Но актуальность от этого только возрастает. Ваш автор испытал странное чувство узнавания, когда Пизарро жалуется на то, как его преследовали и унижали, и вот теперь он триумфатор, жаждет только мести и почему-то постоянно подчеркивает, что ничего (совсем ничего!) не боится. Точно так же, теми же интонациями и даже теми же словами из бегущей строки жаловались (в настоящей, реальной жизни, не в театре) пару лет назад вашему автору на президента Януковича богатые украинские помаранчевые политэмигранты в Испании, и точно так же сейчас они кричат о своем триумфе, жаждут мести и передела имущества, и почему-то подчеркивают, что ничего не боятся (совсем ничего!). Сцены пыток противников победившими в результате переворота путчистами - при всей условности изображения - до боли напоминают убийства, избиения и погромы, учиненные победившими на еуро-майдане в Киеве в феврале фашиствующими молодчиками по отношению к членам Партии регионов и КПУ. Массовые сцены с заключенными - силой гения Бетховена и талантов постановщиков - невольно вызывают в памяти массовые аресты (в одном Харькове 700 политзаключенных), проводимые СБУ и парамилитарными укро-формированиями. Хотя, несомненно, у кого-то другого ассоциации могут оказаться и иными.

Кисляров - мастер широкого мазка, большого стиля, кажется слегка странным, что тем отчетливее видна тонкая нюансировка характеров. В театре Покровского есть одна очень занятная особенность – при очень высоком уровне сценической дисциплины, разные составы исполнителей рассказывают нам разные истории (особенно выпукло это заметно в Трех Пинто, где разные истории нам рассказывают одними и теми же словами, музыкой и жестами даже не разные актеры, а разные маски).

В заглавной партии мы видим две разные истории – Татьяна Федотова рассказывает нам историю женщины, сжегшей за собой мосты, эдакой народоволки, поставившей перед собой цель – убить диктатора и отказавшейся от всего кроме любви и террора. Она подчеркнута аскетична, ее ничто постороннее не интересует, ее роман с Марселиной (в составе, который видел ваш автор, ее пела очаровательная в своей сдержанности и застенчивости Олеся Старухина) – часть плана по достижению цели, что придает всей истории налет убедительности.

Леонора в исполнении Евгении Сурановой гораздо естественней, это обычная женщина, которая в своей семейной трагедии заставляет даже вспомнить известную максиму, что «жены и дети – лучшая опора режима». Ей просто не повезло, мужа арестовали, его надо выручать, жизнелюбивая Марселина (восхитительная Екатерина Ферзба) случайно подвернулась, и кульминационная сцена с выстрелом и ударом ножом – просто неудачное стечение обстоятельств. Две совершенно разные истории, переданные воспоминаниями дона Фернандо, выполнены абсолютно одинаковыми техническими средствами.

Вместе с Рождественским и Кисляровым над постановкой работали дирижер и хормейстер Алексей Верещагин, художник Виктор Вольский, и художник по костюмам Ольга Ошкало. Они сделали хорошую, достойную работу. Без всяких скидок.

Мы можем радоваться: созданный Борисом Александровичем Покровским замечательный Московский государственный академический Камерный музыкальный театр (теперь уже имени Б.А.Покровского) не мумифцировался, не превратился в памятник самому себе, а живет полноценной жизнью, но не забывайте, что театр – искусство эфемерное, это вам не скульптура, которая живет тысячелетиями, а упорный и кропотливый труд множества людей от музыкального руководителя через прим-солистов и оркестр до рабочих сцены и билетёрш, доставив людям три часа удовольствия, может кануть в небытие, оставив после себя только воспоминания. Так что не упустите возможность насладиться Леонорой в Камерном музыкальном театре имени Б.А.Покровского, что в Москве, на Никольской улице. Она того стоит.