SZG

Previous Entry Add to Memories Tell A Friend Next Entry
07:39 am: Версия для печати

№ 8 (78) Номер 78 2012
Рубрика: ГЛАВНАЯ ТЕМА: БЮДЖЕТ

Модернизация и ВТО

Любой, кто так или иначе имеет отношение к российской экономике или практической хозяйственной деятельности, сформулировал свое отношение к проблеме вступления России в ВТО, но отнюдь не каждый имел возможность донести свою точку зрения до структур и лиц, принимающих решения. Председатель правления ОАО «Роснано» Анатолий Чубайс, безусловно, в этот узкий круг избранных входит и является, по его собственному признанию, «большим энтузиастом ВТО». На регулярный семинар инновационных специалистов, проводимый «Роснано», с докладом был приглашен руководитель департамента торговых переговоров МЭР Максим Медведков, более десяти лет возглавлявший российскую делегацию на переговорах о вступлении ВТО.

ЖРЕБИЙ БРОШЕН

По словам Чубайса, за двадцать лет в новой России не было сопоставимого по степени сложности, концентрации практического содержания и переговорных задач события в международной экономической политике. Переговоры с ВТО шли более 17 лет, и самым сложным было не добиться одобрения извне, а преодолеть внутрироссийское сопротивление со стороны министерств, ведомств и различных лоббистских групп: ведь в данном случае мы имеем дело с принятием сотен сверхконкретных и жестко детерминированных экономических документов, каждый из которых – плод компромиссов и договоренностей.

Что касается инновационной сферы, то адепты присоединения к ВТО сулят многомиллиардный профит, причем даже в таких, казалось бы, заведомо провальных областях, как, например, локализация автопрома, который, по предвкушению руководителя «Роснано», в новой экономической реальности будет насыщен нанотехнологиями.

ТАК ЛИ ВЕЛИКИ ПРЕИМУЩЕСТВА, ТАК ЛИ НЕЗНАЧИТЕЛЬНЫ РИСКИ?

Медведков кратко охарактеризовал системные преимущества, получаемые национальной экономикой, присоединившейся к ВТО:

– Улучшение инвестиционного климата за счет предсказуемости и транспарентности регулирования. В отличие от Китая, в силу большой инерционности российской экономики позитивный эффект будет заметен не сразу. Инвестор в Россию сразу не побежит, нужны будут долговременные системные усилия.

– Открытие внешних рынков для расширения экспорта. Если мы ликвидируем, согласно требованиям ВТО, все административные барьеры, то это даст дополнительно 40 000 занятых и 1,5 млрд долларов инвестиций в базовых отраслях (металлургия, химия, энергетика и др.). Это немного, а вот о прямых экономических потерях, вызванных накладываемыми ВТО ограничениями, Медведков почему-то не упомянул. Все остальные бонусы придется дополнительно «выбивать», и в любом случае Россию ожидает еще как минимум 1,5–2 года жесткой переговорной борьбы.

– Участие в выработке необходимых нам правил мировой торговли товарами и услугами. Формально мы получаем доступ к принятию любых решений во всех комиссиях и на всех переговорных площадках (в рамках ВТО ежегодно проходит порядка 5000 заседаний различных переговорных групп), реально, как мы понимаем, все будет зависеть от веса России в мире. С точки зрения Медведкова, мы получаем очевидные конкурентные преимущества в сельскохозяйственном секторе и сможем тратить на поддержку АПК в два раза больше, чем США и ЕС (пока на 1 гектар пашни в России выделяется в 15–17 раз меньше средств, чем в США, и в 40 раз меньше, чем в Евросоюзе). Есть еще пять-шесть направлений, где Россия может позволить себе получить конкурентные преимущества, не идя на принципиальные уступки. Между тем прямым результатом вступления в ВТО для нас будет снижение уровня таможенно-тарифной защиты – РФ взяла обязательство снизить средневзвешенную ставку импортного тарифа на товары до 7,8% с 10% (для сравнения: в ЕС сейчас 5,1%, в Китае 9,6%). Средний сельскохозяйственный тариф будет снижен до 10,8% с нынешних 13,2%, а средневзвешенная импортная пошлина на промышленные товары – с 9,5% до 7,3%.

– Получение доступа к глобальной судебной системе. До сих пор у Российской Федерации основным инструментом разрешения споров и противоречий были саммиты, теперь разногласия можно будет урегулировать через судебные процедуры. ВТО – это механизм слома национального законодательства, поскольку Суд ВТО имеет приоритет над национальными судебными органами, но из 157 членов ВТО лишь 10 непосредственно признают и применяют свои обязательства по этому суду, причем в их число не входят ни США, ни Евросоюз.

Медведков отметил, что условия присоединения к ВТО не ограничивают нас в праве субсидирования любых предприятий и отраслей (мы ограничены лишь собственным бюджетом), хотя известны примеры целого ряда стран, вступивших в ВТО раньше, говорящие об обратном.

В целях адаптации российской экономики к требованиям ВТО разработана и утверждена специальная программа минимизации рисков, которые, с точки зрения правительства, угрожают отдельным предприятиям, но не отраслям в целом. Методами должны стать ограничение доступа иностранцев к госзаказу, техническое регулирование, включая санитарные и фитосанитарные меры, преференции для национальных компаний в виде национальных субсидий и спецпрограмм, антидемпинговые и компенсационные меры.

Медведков упомянул опыт ЕС в сфере автопрома, когда от рынка удалось отсечь Китай и Корею и поставить в сложное положение Японию, но в том, что касается стоимости кредитных ресурсов, курса рубля, тарифов естественных монополий – проблемы, особенно волнующие российский бизнес, – то здесь нужно ставить нас в равные условия с нашими ключевыми партнерами по ВТО.

ПАРАЛЛЕЛЬНОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО?

Отдельно была затронута тема администрирования. Если верить главе российской переговорной группы, наше присоединение к ВТО повлечет за собой минимальные институциональные изменения, причем в других странах вступление сопровождалось еще меньшими, буквально косметическими изменениями в госаппарате. Так называемый единый центр управления участием будет создан на базе Минэкономразвития (которое и сейчас является суперведомством, а в перспективе по объему задач и полномочий превращается, по сути, в отдельное правительство). Небольшие, но отдельные подразделения будут выделены в отраслевых ведомствах. Постоянное представительство при ВТО в Женеве будет в количестве 20 человек (у других стран штатная численность обычно вдвое меньше, но мы, как выразился Медведков, «бюрократы и работать не умеем»). Отдельно будет создан центр компетенций, который будет включать в себя общественную маркетинговую компанию.

КТО СТАНЕТ СЛАБЫМ ЗВЕНОМ

Говоря о судьбе «слабых» с точки зрения реалий ВТО отраслей российской экономики, Медведков упомянул легкую промышленность, информационные технологии, авиастроение, сельское хозяйство и сельхозмашиностроение.

Что касается легкой промышленности, то Запад 40 лет сопротивлялся либерализации в этой сфере, вводя все новые и новые ограничения на ввоз текстильной продукции из развивающихся стран. Индия способна заполнить мировой рынок своим текстилем, но в Европе индийскую вещь днем с огнем не найдешь. У России пока другие проблемы – нам бы собственный внутренний рынок освоить.

Обнуление Россией пошлин на ввоз продукции информационных технологий, по общему мнению, знаменовал собой конец российской электроники. Поскольку авиастроение нормами ВТО не регулируется, оно остается сугубо нашей внутренней проблемой. Мы можем сохранять высокие пошлины на ввоз самолетов, на уровне 8–10%.

Наверное, наиболее ожесточенные споры вызывает судьба аграрного сектора в новых условиях. Представители Минэкономразвития убеждены, что сельскохозяйственная отрасль не станет проигрышной, а приобретет с вхождением в ВТО массу преимуществ в силу высокого уровня тарифной защиты. Главные традиционные противники ВТО – производители птицы – теперь находятся в воодушевлении и ажитации, предвкушая перспективы продажи курятины в США. Особый интерес вызывает возможность экспорта зерна в страны ЕС в рамках квотирования – планируется продавать минимум 1 млн тонн в год.

Судя по всему, российское сельхозмашиностроение постигнет та же участь, что и российскую электронику. Отрасль испытывает неразрешимые проблемы со сбытом, проще говоря, нашу сельхозтехнику не покупают даже на внутреннем рынке, фермеры и производители зерна требуют обнулять ввозные пошлины и на отечественных комбайнах работать не хотят, «Ростсельмашу» и другим предприятиям грозит банкротство.

МОДЕРНИЗАЦИЯ И ПРОТЕКЦИОНИЗМ

Говоря о создании новых производств и необходимых протекционистских мерах, приводят пример завода «Ниссан» в Огайо: при условии производства 100 000 автомобилей завод освобождается от ряда обременительных налогов, а за наем каждого американца заводу выплачивается лобовая субсидия в размере 20 000 долларов в год. Пример красивый, но с нашей российской действительностью сочетающийся слабо. Субсидирование новых производств правилами ВТО не запрещено (нельзя применять только импортозамещающие субсидии).

Специальные экономические режимы для резидентов особых экономических зон в Калининградской и Магаданской областях сохраняются, по крайней мере, до 2016 года. В дальнейшем для их сохранения нужно будет специально договариваться с партнерами по ВТО.

Все связанное с наукой из сферы регулирования ВТО выведено, хотя известно, что соглашение TRIPS – о защите прав интеллектуальной собственности в сфере торговли – требует выплат за использование страной-членом патентов других стран, Россия в этой части никаких особых условий не оговорила (в отличие от Китая, Индии, Бразилии, ЮАР и др.). Кроме того, прямым последствием данного соглашения будет существенное подорожание лекарств: правила ВТО не позволяют закупать и использовать дженерики.

Минэкономразвития полагает, что присоединение к ВТО позволит выстроить систему регламентации прав интеллектуальной собственности. Основная проблемная страна, незаконно использующая наши разработки, особенно в оборонной сфере, – Китай. Медведков предрекает массу судебных споров РФ с Китаем, начиная со скопированной начинки самолета МиГ-30 и заканчивая позаимствованными нашим юго-восточным соседом технологиями производства стрелкового оружия. Вообще, Китай лидирует по количеству инициированных против него другими членами ВТО судебных споров, но США предпочитают просто выстраивать барьеры против наплыва китайских товаров, вводя десятикратные пошлины (как это было недавно, например, с китайскими солнечными батареями).

Особое внимание было уделено протекционизму в сфере услуг. Наше законодательство по факту практически не ограничивает доступ иностранных специалистов и компаний, а в дальнейшем это будет закреплено де-юре взятыми Россией обязательствами. Понятие «услуги» трактуется в ВТО расширительно, включая, например, сферы образования, медицины, консалтинга в области государственного управления и пр. По предложению Дмитрия Медведева мы отменили уголовную ответственность за нарушение таможенных правил, заменив ее административной, и тут же получили поток серого импорта из стран ближнего зарубежья.

«СПРАШИВАТЬ О ЧЕМ-ТО БИЗНЕС БЕСПОЛЕЗНО И БЕССМЫСЛЕННО»

Относительно общих принципов функционирования ВТО была высказана спорная мысль о том, что цель «больше товарного экспорта, меньше товарного импорта» уже не актуальна – теперь мировым показателем является не то, сколько страна экспортирует, а то, сколько добавленных стоимостей она создает. По этому показателю, например, Китай, мировой экспортер номер один, занимает куда более скромные позиции, чем многие другие члены ВТО. России в этом плане тоже особенно похвастать нечем – если исключить сырьевой сектор, показатели весьма скромны. Настораживает и объявленная экономическим блоком нашего правительства переориентация с развития секторов и отраслей на развитие компетенций – теперь можно не вкладываться в полные производственные циклы, а специализироваться на том или ином участке производственной цепочки. Думаю, изъяны такого подхода вполне очевидны.

В целом фетишизация российской властью ВТО как мирового мегарегулятора производит странноватое впечатление – видимо, в правительстве сложилось стойкое убеждение, что ВТО есть нечто, установленное раз и навсегда, а присоединение к ней России на весьма спорных, зачастую дискриминационных условиях – не только насущная неизбежность, но и великое благо.

Впрочем, многое становится понятным, когда Анатолий Чубайс на вопрос о том, насколько при принятии решения учитывали точку зрения представителей различных отраслей российского бизнеса, жестко отрезал: «Бизнес вообще спрашивать о чем-либо бесполезно, бессмысленно и не нужно – у нас не только экономика неконкурентоспособна, но и креативный класс тоже».

Дарья МИТИНА



Powered by LJ.Rossia.org