SZG

Анатомия стагнации

Радостное сообщение о том, что Россия стала пятой страной в мире (и первой в Европе) по общему объему ВВП по итогам прошлого года оказалось, на мой взгляд, довольно лукавым свидетельством наших успехов. Промежуточные экономические итоги нынешнего года оптимизма не внушают вовсе. Что же происходит?

КРИТЕРИИ УСПЕХА И НОВЫЕ ЦЕЛИ

Начнем с маленького исторического экскурса. Сначала об успехах. Здесь требуется несколько оговорок. Пятое место в мире было одной из нескольких оценок, и это почетное место нам присвоил Всемирный банк. Международный валютный фонд был скромнее и дал нам шестое, причем разница оказалась существенной: по данным ВБ, наш ВВП по паритету покупательной способности (ППС) составил 3380 млн долларов, а по данным МВФ – 2513 миллионов тех же самых долларов. Сравним все это с ВВП мирового лидера – США (им все дают 15 685) и получим, что мы отстаем от лидера примерно в пять раз. От второй страны мира – Китая (примерно 12 400 млн долларов) – в 2,5–3 раза. В целом мы находимся в группе стран, разделяющих места с пятого по десятое с относительно небольшим (сотни миллиардов долларов, то есть погрешность подсчета ППС различных международных организаций) разрывом между ними. Косвенно этот вывод подтверждается и тем, что рассчитанный по валютному курсу ВВП дает нам только 8-е место (кстати: первые два места остаются у США и Китая, как ни считай).

Все это, впрочем, не так важно, как то, что, во-первых, в краткосрочном историческом аспекте (чуть более 20 лет после распада СССР) мы все более отстаем от мировых лидеров: от США РСФСР отставала в три раза, сейчас в пять с лишним. Китай РСФСР многократно опережала, сейчас в разы отстает и т.д. Это отставание мы начали сокращать в первые годы после дефолта 1998 года. Мы не увеличивали отставание (за исключением таких стран, как Китай, Индия и т.п.) в 2000-е, опираясь на высочайшие цены на энергоносители. Потом мы провалились едва ли не больше всех в период кризиса (кумулятивный спад оценивается в 8–10%), но вскоре появилась надежда на опережение, когда наша страна, как казалось, успешнее других стала оправляться от кризиса. И вот 2013 год, сулящий нам – в который раз – стагнацию.

Еще более важно, во-вторых, то, что по качественным показателям наша страна вообще никак не может надеяться попасть в число передовых держав. Такой показатель, как уровень ВВП на душу населения, уже выводит нас из разряда наиболее развитых стран, ибо он у нас примерно в три раза ниже, а это качественный разрыв.

К сожалению, это не преувеличение. На жестком языке статистики это выражается в показателе индекса человеческого развития, по которому мы все последние годы занимаем «почетные» 50-е, а то и 60-е места, пропуская вперед многие страны третьего мира. И это при том, что, по ретроспективным расчетам практически всех международных организаций, четверть века назад мы по этому показателю были на уровне ведущих стран мира.

В-третьих, эта средняя, касающаяся большинства не слишком радостная картина дополняется высочайшим уровнем дифференциации. Официальный разрыв между 10% беднейших и 10% богатейших россиян (в 16 раз) существенно приукрашивает положение дел, но автор сейчас не об этом. Важно другое: даже по мнению экспертов из Высшей школы экономики, которых трудно заподозрить в излишней симпатии к советской системе, лишь 15–20% наиболее богатых россиян, так называемого среднего класса, стали жить в два и более раз лучше, чем в СССР, тогда как не менее многочисленный слой наших сограждан, живущих за чертой бедности, пребывает в состоянии в разы худшем, чем в Советском Союзе.

И последнее: оценивая наши «успехи», мы все время сравниваем наше положение с СССР, и кое-кто гордится тем, что в среднем уровень потребления стал на треть выше, чем в «неэффективной, кризисной, находящейся в тупике» экономике четвертьвековой давности. Нужен другой критерий успехов. Другие измерения результатов. Хватит гордиться тем, что на полках наших магазинов можно купить любые джинсы и что мы перегнали Бразилию по ВВП.

И сравнивать с Грецией и Испанией тоже не стоит: даже в этих, самых трагических в Европе странах пособие по безработице выше, чем у нас зарплата сельского учителя.

Надо открыто, активно, нелицеприятно обсуждать положение, в котором мы находимся, и ставить качественно новые, амбициозные цели, ориентированные на качество развития.

О ПРИЧИНАХ СТАГНАЦИИ, ИЛИ АНАТОМИЯ РОССИЙСКОГО КАПИТАЛИЗМА

Комментируя для издания «ВВП» состояние дел в российской экономике, я уже отмечал, что главный вопрос здесь – не «кто виноват?» и не «что делать?», а «почему?». Почему именно так складывается экономическая ситуация в нашем Отечестве?

И ответ на него поневоле потребует краткого (подробнее см. в книге «Политэкономия провала», вышедшей в этом году в издательстве УРСС) анализа природы социально-экономической системы, сложившейся в нашей стране. Если не уходить в социополитический дискурс, то с чисто экономической точки зрения ее специфика определяется (1) сохранением и эскалацией многих негативных черт советской экономической модели, умноженных (2) неадекватной для постсоветских условий и исторически реверсивной моделью экономических преобразований 1990-х (так называемая «шоковая терапия») и (3) закрепленных особым типом воспроизводства, основанным на сырьевой зависимости и экономико-политической власти олигархических групп, сращенных с авторитарным государством. Во многом это стало результатом своего рода негативной конвергенции, соединившей в постсоветской экономике худшие черты планово-бюрократической и либерально-рыночной экономик.

В 2000-е годы Россия вползла в стабилизацию крайне специфической общественной системы, которую можно обозначить как «капи-феодализм» или «капитализм юрского периода» – систему, где главная политэкономическая власть принадлежит кланово-корпоративным частно-государственным группировкам, соединяющим в себе пережитки советской административно-командной системы, феодального герцогства и позднее – капиталистической корпорации. Последние, как динозавры юрского периода, все более подминают под себя всех остальных обитателей этого «парка».

ХОЗЯЕВА РОССИИ: АНАТОМИЯ «ДИНОЗАВРОВ»

В профессиональных работах по российской экономике не раз отмечалось, что для последней типичны процессы постоянных качественных изменений форм, прав, институтов собственности и передел объектов собственности, причем происходящих в общей обстановке слабости и противоречивости институциональной системы (диффузии институтов).

В связи с этим права собственности в нашем обществе слабо (по сравнению с устойчивыми системами позднего капитализма и «реального социализма») специфицированы. В случаях низкой и/или крайне противоречивой специфицированности прав собственности транзакционные издержки, вызываемые этими причинами, столь велики, что способны интенсифицировать сдерживание роста или даже приводить к спаду производства (последний, при прочих равных условиях, тем больше, чем слабее спецификация прав собственности).

Статистическое определение величины транзакционных издержек, вызванных слабой специфицированностью прав собственности в конкретных условиях конкретных стран, крайне затруднительно. Однако несложно предположить, что система, где (как, например, в России) каждый бизнесмен должен содержать мощные формирования охранников, а общее число этих последних превышает численность полиции; где на Конституцию в каждодневной жизни вообще никто не обращает внимания, а законы систематически нарушают все, начиная с правительства, – в такой системе транзакционные издержки не могут не быть соизмеримы с производственными. К тому же из практики известно, что в России любая относительно крупная (от нескольких десятков до сотни миллионов долларов) трансакция превращается в проблему, связанную с апеллированием если не к министру, то к губернатору.

Отличительной чертой российской экономики является постоянное перераспределение прав собственности и имущества под определяющим влиянием локального корпоративного регулирования («конкуренции» корпораций) и неэкономических факторов (борьба группировок в государственных структурах, коррупция и т.п.).

Вследствие этого формы собственности, юридически зафиксированные в переходных обществах, являются неадекватными их действительному экономическому содержанию в той мере, в какой происходят названные выше процессы.

Значительная часть приватизированных, то есть формально считающихся частными, предприятий (акционерных обществ) находится в смешанной собственности либо со значительным участием государства, либо подставных третьих лиц.

На деле, однако, крупные пакеты акций в руках государства редко являются инструментом реального контроля государства над деятельностью предприятий. Вмешательство государства чаще принимает форму вмешательства конкретных чиновников или их группировок, преследующих личные интересы, стремящихся получить выгоды от принятия тех или иных решений.

В то же время приход новых внешних собственников сопровождался установлением их более тесных отношений с высшими менеджерами и позволил последним увеличить свою долю акций (либо менеджеры усиленно скупали акции в борьбе с внешними претендентами на собственность). Следует заметить также, что среди собственников акций заметно возросла доля не институциональных инвесторов-аутсайдеров, а сторонних физических лиц (15–20%), хотя реальный контроль сосредоточен в руках инсайдеров. Этот факт отражает особенности кланово-корпоративной системы России, где в контроле над собственностью широко используются номинальные держатели, состоящие в личных партнерских отношениях с реальными собственниками.

Реальными хозяевами (институтами, концентрирующими в своих руках большую часть прав собственности, прежде всего распоряжение и присвоение) трансформационной экономики являются номенклатурно-капиталистические (кланово-капиталистические) корпоративные группы. В результате российская экономика характеризуется процессом интеграции (1) продуктов разложения тоталитарно-огосударствленной собственности прошлого («ручное управление», коррупция и т.п.) с (2) различного рода деформациями тенденции корпоратизации собственности, свойственной позднему капитализму, и (3) воссозданием добуржуазных форм принуждения и зависимости, своего рода вассалитета (не секрет, что у нас бизнесмены и государственные чиновники неформально соединены в своего рода кланы с вассальной зависимостью внутри них).

Такая система отношений координации и собственности вполне закономерно породила тот экстенсивный тип воспроизводства, при котором капитал предпочитает паразитировать на общественных и природных ресурсах и тормозит социальное развитие.

Таково объяснение причин не лучшей динамики российской экономики, с характеристики которой мы начали выше.

В ПОИСКАХ АЛЬТЕРНАТИВ

Автору этих строк уже приходилось высказывать в издании «ВВП» свою точку зрения на возможные альтернативы существующему положению дел. К сожалению, за прошедшие с этого времени полгода актуальность предлагаемых нами альтернатив стала лишь еще значимее. Поэтому, не повторяясь, подчеркну: для перехода от сохраняющейся в течение последних десяти лет чересполосицы экстенсивного роста со стагнацией к социально-экономическому развитию необходимы не косметические меры в области макроэкономической политики и финансового регулирования, а качественное изменение системы базовых социально-экономических отношений и институтов. Ключевые параметры альтернатив, соответственно, вырастают из, во-первых, постановки качественно новых целей: не экстенсивный путь, а четко заданные параметры человеческого и социального развития. Именно за их достижение должны отвечать лидеры экономического и финансового блоков правительства.

Еще одно направление – снятие теневого государственного и локального корпоративного регулирования и замена его в качестве первого шага открытым, прозрачным программированием и селективным регулированием рыночной экономики с последовательно проводимой промышленной политикой. Эти программы должны регулировать как минимум треть наиболее значимых ресурсов страны и перераспределять их прямыми (государственные инвестиции) и косвенными (налоговые, кредитные и т.п. преференции) методами в такие сферы, как образование, наука, культура, экология, высокотехнологичное производство. Соответственно, консолидированный государственный бюджет такого развития должен составлять не менее 50% ВВП. Этому должна соответствовать и новая налоговая система, при которой работающие на реализацию общегосударственных целей предприниматели и инноваторы платят минимальные налоги, а паразитирующие на сырье олигархи, покупающие себе самые длинные в мире яхты, – максимальные.

В-третьих, нужны соответствующие изменения в отношениях собственности, социальной политике, регулировании экологических процессов и т.п.

Александр БУЗГАЛИН, доктор экономических наук, профессор, директор Института социоэкономики Московского финансово-юридического университета (МФЮА)