В Театре Покровского
поставили антифашистский спектакль.
Геннадий Николаевич Рождественский продолжает нас удивлять тем,
как он находит для Московского государственного академического камерного
музыкального театра имени Б.А. Покровского все новые и новые неизвестные в
России жемчужины мировой оперы – Лунный свет Гайдна, Три Пинто фон Вебера и
Малера, теперь вот бетховенская Леонора – опять первая постановка в нашей
стране. Большой талант Рождественского самоочевиден, оркестр крепкий, дирижеры
хорошие, хор незаурядный, солисты отменные, но камерный музыкальный всегда
считался театром режиссерским, и идем мы в него именно за оперной режиссурой. И
наши надежды оправдываются раз за разом.
Не следует особенно верить
музыкальным справочникам, говорящим, что Леонора - это первая, неудачная
редакция знаменитой Фиделио. По самому своему духу это совсем другая музыка. Если
Фиделио, переполненная ярким, победоносным светом бетховенского гения –
романтическое, всеобъемлющее, абсолютное торжество добра надо злом, то Леонора
– гораздо более тонкое, неоднозначное, многоплановое произведение, напоминающее
нам об относительности добра и зла (хотя то, что добро и зло относительны,
вовсе не означает отсутствие разницы между добром и злом – постмодернизм и
этическая иррелевантность совершенно чужды традициям театра Покровского). Мир
сложнее романтических представлений о нем. В этой Леоноре происходящее затуманено
легкой дымкой, придающей бурной и динамичной истории оттенок тишины и грусти, в
которой все воспринимается зрителем как некий отзвук из прошлого. Полностью
сохраняя музыкальный материал, Главный режиссер театра Михаил Кисляров
умудряется изменить замысел Бетховена на прямо противоположный – это не
романтическая героическая поэма, а то, что у нас принято называть
оптимистической трагедией с логическим ударением на втором слове. Но мне не
хочется портить будущим зрителям удовольствие, рассказывая заранее о
неожиданной трактовке сюжета в этом спектакле. Но хэппи-энда не будет.
Нам рассказывают не о происходивших событиях, а о воспоминаниях о
них дона Фернандо (очень убедительный в своем драматизме Кирилл Филин) –
«бывшего политического заключенного», как он отрекомендован в программке, но
который после победы судит побежденных противников скорым и неправедным судом.
Мы видим не эпическую историю – цепь фактов - а вспышки памяти Фернандо, и,
видимо, попытки самооправдания. Он помнит только то, что хочет помнить, и так,
как хочет это помнить. И вся ходульность «оперы спасения и ужасов» – как
называется этот жанр у музыковедов – сразу исчезает в исполнении этого,
совершенно блестящего, молодого по возрасту, но зрелого по умениям поколения
солистов Театра Покровского в умелых руках Михаила Кислярова. Человеческая
память – вещь непростая, она не реалистична по самой своей природе.
Это очень социальная опера. Кисляров – volens nolens - решает вопрос о роли личности в
истории не в пользу личности, а в пользу масс. Диктатор Пизарро - в
исполнении Романа Боброва -при всей своей внешней помпезности, пафосности и наполеоновской
треуголке, которую он периодически меняет на шапочку Муссолини, или фуражки
вермахта или НКВД, интеллектуально и в волевом отношении ничтожен, его делает
свита, фашиствующие молодчики на содержании - в самом начале идет комическая
сцена с выдачей конвертов с деньгами штурмовикам. Пизарро даже не может
даже дать приказ убить своих политических противников (из чувства личной мести)
- ему отказывают подчиненные, и он вынужден лично заниматься расправой, а за
то, что тюремщики выкопают могилы, он повышает в должности зятя начальника
тюрьмы и дарит ему дорогие украшения.
Это очень политически актуальный сюжет, спектакль носит явно
антифашистский характер, но постановщики не гонятся за дешевым гарантированным
успехом в виде прямого осовременивания и привязки к происходящим событиям. Они
делают спектакль условным, что вполне естественно – опера сама по себе жанр
полный условностей. Спектакль выдержан в эстетике популярного в СССР в 70-х условного
театра – фашистские каски, автоматы шмайссер, брехтовские аскетичные условные
декорации. Для нашего поколения это возрождение старой и интересной традиции,
для более молодых – должно быть свежо и интересно.
Но актуальность от этого только возрастает. Ваш автор испытал
странное чувство узнавания, когда Пизарро жалуется на то, как его преследовали
и унижали, и вот теперь он триумфатор, жаждет только мести и почему-то
постоянно подчеркивает, что ничего (совсем ничего!) не боится. Точно так же,
теми же интонациями и даже теми же словами из бегущей строки жаловались (в
настоящей, реальной жизни, не в театре) пару лет назад вашему автору на
президента Януковича богатые украинские помаранчевые политэмигранты в Испании,
и точно так же сейчас они кричат о своем триумфе, жаждут мести и передела
имущества, и почему-то подчеркивают, что ничего не боятся (совсем ничего!).
Сцены пыток противников победившими в результате переворота путчистами - при
всей условности изображения - до боли напоминают убийства, избиения и погромы,
учиненные победившими на еуро-майдане в Киеве в феврале фашиствующими
молодчиками по отношению к членам Партии регионов и КПУ. Массовые сцены с
заключенными - силой гения Бетховена и талантов постановщиков - невольно
вызывают в памяти массовые аресты (в одном Харькове 700 политзаключенных),
проводимые СБУ и парамилитарными укро-формированиями. Хотя, несомненно, у
кого-то другого ассоциации могут оказаться и иными.
Кисляров - мастер широкого мазка, большого стиля, кажется слегка
странным, что тем отчетливее видна тонкая нюансировка характеров. В театре
Покровского есть одна очень занятная особенность – при очень высоком уровне
сценической дисциплины, разные составы исполнителей рассказывают нам разные
истории (особенно выпукло это заметно в Трех Пинто, где разные истории нам
рассказывают одними и теми же словами, музыкой и жестами даже не разные актеры,
а разные маски).
В заглавной партии мы видим две разные истории – Татьяна Федотова
рассказывает нам историю женщины, сжегшей за собой мосты, эдакой народоволки,
поставившей перед собой цель – убить диктатора и отказавшейся от всего кроме
любви и террора. Она подчеркнута аскетична, ее ничто постороннее не интересует,
ее роман с Марселиной (в составе, который видел ваш автор, ее пела
очаровательная в своей сдержанности и застенчивости Олеся Старухина) – часть
плана по достижению цели, что придает всей истории налет убедительности.
Леонора в исполнении Евгении Сурановой гораздо естественней, это
обычная женщина, которая в своей семейной трагедии заставляет даже вспомнить
известную максиму, что «жены и дети – лучшая опора режима». Ей просто не
повезло, мужа арестовали, его надо выручать, жизнелюбивая Марселина (восхитительная
Екатерина Ферзба) случайно подвернулась, и кульминационная сцена с выстрелом и
ударом ножом – просто неудачное стечение обстоятельств. Две совершенно разные
истории, переданные воспоминаниями дона Фернандо, выполнены абсолютно
одинаковыми техническими средствами.
Вместе с Рождественским и Кисляровым над постановкой работали
дирижер и хормейстер Алексей Верещагин, художник Виктор Вольский, и художник по
костюмам Ольга Ошкало. Они сделали хорошую, достойную работу. Без всяких
скидок.
Мы можем радоваться: созданный Борисом Александровичем Покровским замечательный
Московский государственный академический Камерный музыкальный театр (теперь уже
имени Б.А.Покровского) не мумифцировался, не превратился в памятник самому
себе, а живет полноценной жизнью, но не забывайте, что театр – искусство
эфемерное, это вам не скульптура, которая живет тысячелетиями, а упорный и
кропотливый труд множества людей от музыкального руководителя через
прим-солистов и оркестр до рабочих сцены и билетёрш, доставив людям три часа
удовольствия, может кануть в небытие, оставив после себя только воспоминания.
Так что не упустите возможность насладиться Леонорой в Камерном музыкальном
театре имени Б.А.Покровского, что в Москве, на Никольской улице. Она того
стоит.