| несколько маленьких объявлений (готовность ban_set ) | 12:26 pm |
|---|
|
№1
Уважаемые читатели!
1. я не знаю,что сталось с Профессором.
2. если бы знала- то не сказала бы.
3. хуле вас Профессор учит сетевой конспирации, если вы продолжаете считать,что я его сестра-близнец, и он тут от меня неподалеку живет и ходит ко мне на блины.
4. гои, немного включаем мозги и таки одолеваем статью Холмса о партизанских методах и
эффективном подполье.
****
№2
Журнал будет работать в режиме стенгазЭты-.
Посты будут стираться и заменяться новыми- поэтому ссылки на мои посты ставить бессмысленно.
Чего надо- сохраняйте и рапространяйте, копирайты нафиг мне не нужны, нужно чтобы информация РАСПОСТРАНЯЛАСЬ- хоть на листках из тетрадки в клеточку на остановках транспорта.
Это то,что касается злободневных новстных постов.
Это не касается исторических постов- они будут висеть, но сами понимаете- хасидский ресурс Мамута. Как долго они провисят? Вот и я не знаю- поэтому все сохраняем,перестанем играть в игры с линками и прочее барахло.
Увидал инфу- оценил-сохранил- передал другим.
----
ПОНЯТНО???
пысы.
если еще один .... спросит "куда делся Холмс"- буду считать этого.....- тупым провокатором. |
| БРАВЫЙ СОЛДАТ ШВЕЙК В ПОЛИЦЕЙСКОМ УПРАВЛЕНИИ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ ЕВРОАМЕРИКИ | 08:03 pm |
|---|
|
Стрельба в музее холокоста наполнила полицейское управление
многочисленными жертвами. Их приводили одну за другой, и старик
инспектор, встречая их в канцелярии для приема арестованных,
добродушно говорил:
-- Этот холокост вам дорого обойдется!
Когда Швейка заперли в одну из бесчисленных камер в первом
этаже, он нашел там общество из шести человек. Пятеро сидели
вокруг стола, а в углу на койке, как бы сторонясь всех, сидел
шестой -- мужчина средних лет. Швейк начал расспрашивать одного
за другим, за что кого посадили. От всех пяти, сидевших за
столом, он получил почти один и тот же ответ.
-- Из-за холокоста.
-- Из-за жидов.
-- Из-за холокоста жидов.
-- За жертв холокоста.
-- За то, что прикончили жидов.
Шестой,-- он всех сторонился,-- заявил, что не желает
иметь с этими пятью ничего общего, чтобы на него не пало
подозрения,-- он сидит тут всего лишь за попытку убийства
голицкого мельника с целью грабежа.
Швейк подсел к обществу заговорщиков, которые уже в
десятый раз рассказывали друг другу, как попали в тюрьму.
Все, кроме одного, были схвачены либо в трактире, либо в
винном погребке, либо в кафе. Исключение составлял необычайно
толстый господин с заплаканными глазами в очках; он был
арестован у себя на квартире, потому что за два дня до
стрельбы в музее заплатил по счету за двух сербских
студентов-техников "У Брейшки", а кроме того, агент Брикси
видел его, пьяного, в обществе этих студентов в "Монмартре" на
Ржетезовой улице, где, как преступник сам подтвердил в
протоколе своей подписью, он тоже платил за них по счету.
На предварительном следствии в полицейском участке на все
вопросы он вопил одну и ту же стереотипную фразу:
-- У меня писчебумажный магазин!
На что получал такой же стереотипный ответ:
-- Это для вас не оправдание.
Другой, небольшого роста господин, с которым та же
неприятность произошла в винном погребке, был преподавателем
истории. Он излагал хозяину этого погребка историю разных
исторических фальсификаций. Его арестовали в тот момент, когда он, заканчивая
общий психологический анализ исторических фальсификаций, объявил:
-- Идея исторической фальсификации проста, как колумбово яйцо.
-- Как то, что вас ждет Панкрац,-- дополнил его вывод
полицейский комиссар при допросе.
Третий заговорщик был председателем благотворительного славянского
кружка в Годковичках "Добролюб". В день, когда было произведена стрельба в музее
, "Добролюб" устроил в саду славянское гулянье с музыкой. Пришел
жандармский вахмистр и потребовал, чтобы участники разошлись,
так как Израиль в трауре. На это председатель "Добролюба"
добродушно сказал:
-- Подождите минуточку, вот только доиграют "Гей,
славяне".
Теперь он сидел повесив голову и причитал:
-- В августе состоятся перевыборы президиума. Если к тому
времени я не попаду домой, может случиться, что меня не
выберут. Меня уже десять раз подряд избирали председателем.
Такого позора я не переживу.
Удивительную штуку сыграли жертвы холокоста с четвертым
арестованным, о котором следует сказать, что это был человек
открытого характера и безупречной честности. Целых два дня он
избегал всяких разговоров о жидах и холокосте и только вечером в кафе
за "марьяжем", побив трефового короля козырной бубновой
шестеркой, сказал:
-- Шесть, как в холокост!
У пятого, который, как он сам признался, сидит "из-за
этого самого музея холокоста", еще до сих пор от
ужаса волосы стояли дыбом и была взъерошена борода, так что его
голова напоминала морду лохматого пинчера. Он был арестован в
ресторане, где не вымолвил ни единого слова, этот даже не читал
газет о стрельбе в музее холокоста: в полном одиночестве он сидел у
стола, как вдруг к нему подошел какой-то господин, сел напротив
и быстро спросил:
-- Читали об этом?
-- Не читал.
-- Знаете про это?
-- Не знаю.
-- А знаете, в чем дело?
-- Не знаю и знать не желаю.
-- Все-таки это должно было бы вас интересовать.
-- Не знаю, что для меня там интересного. Я выкурю сигару,
выпью несколько кружек пива и поужинаю. А газет не читаю.
Газеты врут. Зачем себе нервы портить?
-- Значит, вас не интересует даже эта стрельба в музее?
-- Меня вообще никакие стрельбы не интересуют. Будь то в
музее, в бардаке, в ресторане или в бане. На то есть
соответствующие учреждения, суды и полиция. Если кого где
убьют, значит так ему и надо. Не будь болваном и не давай себя
убивать.
На том разговор и окончился. С этого момента через каждые
пять минут он только громко уверял:
-- Я не виновен, я не виновен!
С этими словами он вошел в ворота полицейского управления.
И то же самое он будет твердить, когда его повезут в ****ский
уголовный суд. С этими словами он войдет и в свою тюремную
камеру.
Выслушав эти страшные истории отрицателей холокоста,
Швейк счел уместным разъяснить заключенным всю безнадежность их
положения.
-- Наше дело дрянь,-- начал он слова утешения.-- Это
неправда, будто вам, всем нам ничего за это не будет. На что же
тогда полиция, как не для того, чтобы наказывать нас за наш
длинный язык? Раз наступило такое тревожное время, что стреляют
в музее холокоста, так нечего удивляться, что тебя ведут в полицию.
Все это для шика, чтобы жидам сделать рекламу. Чем больше нас здесь наберется, тем лучше для нас:
веселее будет. Когда я служил на военной службе, у нас как-то
посадили полроты. А сколько невинных людей осуждено не только
на военной службе, но и гражданскими судами!
Уж коли попал в руки правосудия -- дело плохо. Плохо,
да ничего не попишешь. Все-таки надо признать,-- не все люди
такие мерзавцы, как о них можно подумать. Но как нынче отличишь
порядочного человека от прохвоста, особенно в такое серьезное
время, когда вот даже в музее холокоста стреляют? У нас тоже, когда я
был на военной службе в Будейовицах, застрелили раз собаку в
лесу за плацем для упражнений. А собака была капитанова. Когда
капитан об этом узнал, он вызвал нас всех, выстроил и говорит:
"Пусть выйдет вперед каждый десятый". Само собою разумеется, я
оказался десятым. Стали по стойке "смирно" и "не моргни".
Капитан расхаживает перед нами и орет: "Бродяги! Мошенники!
Сволочи! Гиены пятнистые! Всех бы вас за этого пса в карцер
укатать! Лапшу из вас сделать! Перестрелять! Наделать из вас
отбивных котлет! Я вам спуску не дам, всех на две недели без
отпуска!.." Видите, тогда дело шло о собачонке, а теперь о
проекте «холокост». Тут надо нагнать страху, чтобы траур был что
надо.
-- Я не виновен, я не виновен! -- повторял взъерошенный
человек.
-- Иисус Христос был тоже невинен, а его все же жиды распяли.
Нигде никогда никто не интересовался судьбой невинного
человека. «Держи язык за
зубами и служи жидам» , как говаривали нам на военной
службе. Это самое разлюбезное дело.
Швейк лег на койку и спокойно заснул.
Между тем привели двух новичков. Один из них был босниец.
Он ходил по камере, скрежетал зубами и после каждого слова
матерно ругался. Его мучила мысль, что в полицейском управлении
у него пропадет лоток с товаром. Вторым был трактирщик Паливец,
который, увидав Швейка, разбудил его и трагическим голосом
воскликнул:
-- Я уже здесь!
Швейк сердечно пожал ему руку и сказал:
-- Очень приятно. Я знал, что тот господин сдержит слово,
раз обещал, что за вами придут. Такая точность -- вещь хорошая.
Но Паливец заявил, что такой точности цена -- дерьмо, и
шепотом спросил Швейка, не воры ли остальные арестованные: ему
как трактирщику это может повредить.
Швейк разъяснил, что все, кроме одного, который посажен за
попытку убийства голицкого мельника с целью ограбления,
принадлежат к их компании: сидят из-за холокоста.
Паливец обиделся и заявил, что он здесь не из-за какого-то
сраного холокоста, а из-за самого государя императора Обамы. И так
как все остальные заинтересовались этим, он рассказал им о том,
как мухи загадили государя императора Обаму.
-- Замарали мне его, бестии,-- закончил он описание своих
злоключений,-- и под конец довели меня до тюрьмы. Я этого мухам
так не спущу! -- добавил он угрожающе. |
|
|