это вон аж когда началось... | Jan. 17th, 2007 @ 10:05 pm  |
---|
за ссылки спасибо Редшону!
"ХОЛОКОСТ-СКАНДАЛ В МИНСКЕ" Я уверена, чтомногие из вас не читали об этом и даже никогда не видали этих картин...

1. Евгений Ростиков “Как вырывают «цифры из сердца»” http://www.ns-rus.cc/infowar/revisio/107.shtml
Будущий академик, народный художник СССР Михаил Андреевич Савицкий не входил в число тех "малых национальностей", которых, согласно секретному приказу Верховного главнокомандующего Красной Армии, "антисемита" Иосифа Сталина, вывезли из Крыма на Большую землю. Савицкий был белорус, и потому вместе с украинцами и русскими в составе Приморской армии до конца оборонял Севастополь.
Утром 5 июля 1942 года на мысе у Xерсонского маяка гитлеровцы взяли его в плен. Потом были пересыльные лагеря, где военнопленные умирали, как мухи, страшнейший лагерь Дора, где он работал на строительстве штолен, затем Бухенвальд и, наконец, Дахау, где "отработанный материал" Савицкий, вместе с тысячами других заключенных, подлежал безусловному уничтожению. Но немцы не успели это сделать.
В 1979 году Михаил Савицкий, будучи уже известным художником, заканчивает серию из 13 работ под общим названием "Цифры на сердце". Через несколько лет он допишет к ней еще 3 работы. Но уже тогда эти огромные живописные полотна станут настоящим и, пожалуй, самым сильным эмоциональным потрясением для пережившего войну человечества. В этих картинах были не только невиданная доселе художественная сила и мастерство, но и правда — правда свидетеля, обладающего уникальной памятью прошедшего все круги ада Второй мировой войны.
Но, как вскоре выяснилось, не всем эти творения художника понравились. Более того, они вызвали нескрываемую ненависть, злобу к их создателю. Но предоставим слово самому Михаилу Андреевичу.
"Среди 13 работ, которые я представил на выставке во Дворце искусств в Минске в 1980 году, была одна, названная "Летний театр". Так фашисты, юмор которых был своеобразен и циничен, называли уничтожение после экзекуции в открытых ямах трупов своих жертв. Кстати, изъятие ценностей, золота у вновь поступающих в лагерь величалось "Канада". Канада, Аляска, видимо, ассоциировались у них с золотыми россыпями.
Вернемся к "Летнему театру". На картине по обе стороны бульдозера, который сгребает в яму для сжигания тела убитых и замученных, я написал две черные фигуры. С одной стороны, это эсэсовец с автоматом, с другой — заключенный со звездой Давида на груди. По поводу этой второй фигуры разразился сильнейший скандал. По мнению некоторых горячих голов, выходило, что этой картиной я оскорбил всех евреев. Но я-то знал, что пишу. Ведь это же факт, что среди внутрилагерного начальства, тех же жестоких капо, а также в зондеркомандах, которые сжигали трупы, было много евреев. Мне говорили, что это ложь. Я стоял на своем. Тогда в один из лагерей уничтожения в Польше был спешно отправлен министр культуры. Ему показали документы, подтвердили, что да, так оно и было. Тем не менее скандал разрастался. Требовали убрать если не саму картину, то знак с груди заключенного. Я сказал: ничего убирать не буду. Я пишу то, что видел своими глазами, пишу о взаимоотношениях между людьми, а также то жестокое время, которое, как бы вам теперь ни хотелось, не было однозначным.
Против меня начался настоящий террор. Незнакомые люди неоднократно звонили домой: ночью, рано утром. Звонили с угрозами: "Ты теперь не жилец, мы тебя убьем, а работы уничтожим". И эти угрозы имели под собой основание. Потом мы с сыном обнаружили, что из тринадцати работ по крайней мере восемь были повреждены ударами рукой, кулаками. Но смелости не хватило облить их бензином, кислотой или пырнуть ножом. Кто это делал, как?..
А пока в ЦК КПСС, лично Брежневу, в разного рода общественные организации со всех концов Советского Союза от Одессы до Биробиджана летели гневные письма, телеграммы. Послал свою жалобу тогда и один белорусский художник, ныне проживающий то ли во Франции, то ли в Израиле. Не оставлена была без внимания и "мировая общественность". Писали в ООН, ЮНЕСКО, в "Нью-Йорк таймс". Без устали вещали об "антисемитской" работе "Свобода", "Голос Америки", не считая других подголосков. Со многими письмами, даже на имя Брежнева, с переводами статей меня пытались знакомить. Я расписывался, что "ознакомился", брезгуя их читать. Потому что глубоко убежден: ни в одной моей картине не было и капли лжи. Но я коснулся темы, на которую было наложено жесткое табу, — преступление сионизма против человечества, и прежде всего против своих же соплеменников.
Серию этих картин, под благовидным предлогом персональной выставки художника Савицкого, а как мне потом стало известно, по предложению Юрия Андропова, затребовали в Москву. Выставка была на Крымском валу, к ней добавили несколько моих работ с Третьяковки, но закрыли ее раньше срока. Скандал не стихал. В конце концов в мастерскую приехал Петр Машеров и сказал: "Я, вообще-то, понимаю, почему весь этот сыр-бор. Настоящая правда многим не нравится. Но у меня к тебе все-таки личная просьба — убери ты эту звезду. Так надо".
Я уважал Петра Мироновича, потому, немного поколебавшись, согласился, сказав, что выполню его просьбу. Но поставлю другой знак, знак раввина. Он сказал: ставь что хочешь, только убери звезду Давида! И я поставил вместо нее — сиреневый треугольник и желтую полоску. С такими знаками были в Бухенвальде. Не много, но были. Я видел. Евреи знают, что это за знак, но шума не подняли.
Кстати, в серии "Цифры на сердце" была и еще одна работа под названием "Отбор". Там в группе обнаженных девушек разных национальностей, которых фашисты отобрали для уничтожения, можно узнать польку, венгерку, русскую, хорошо узнаваема и еврейка. Я подходил объективно — в ряду других европейских народов страдали, гибли и евреи. Но не меньшие муки пережили и другие. Теперь, по прошествии времени, я хорошо понимаю, почему был раздут этот вселенский скандал. Я был один из немногих художников-свидетелей того, что в действительности происходило в фашистских концлагерях. Подлинных свидетелей. А это не вписывалось в концепцию Xолокоста". ----------------
2.
Когда в январе 1979 года он выступил в московских “Известиях” и в минском еженедельнике “Літаратура і мастацтва” со статьей об экспонировавшейся тогда в Минске во Дворце искусств серии картин Михаила Савицкого “Цифры на сердце”, то статья эта написана была как бы и Быковым писателем, и Быковым художником. Один понимающим глазом видел высокие достоинства выразительных средств живописца, богатство его палитры, смелость кисти, другой отмечал значительность и пронзительность сюжетов полотен, страстность и содержательность говоримого ими, отражение в них испытанного некогда самим создателем – в военные годы после пленения под пылающим Севастополем узником гитлеровских концлагерей. У меня же в связи со статьей состоялся с ее автором незабываемый разговор. Многие читатели “Мишпохи”, несомненно, помнят, какое негодование вызвала одна из картин серии – картина “Летний театр” – среди еврейского населения Минска. А потом, когда репродукция картины многократно опубликована была за рубежом, – и гораздо шире. Изображены на картине бульдозер со зловещим светом фар, сбрасывающий в яму нагие трупы, и две стоящие фигуры: оскалившийся в дьявольском смехе лагерный палач и заключенный с испуганно-угодливой гримасой, которому предстоит яму с трупами закапывать. У бедолаги подчеркнуто еврейская внешность и на полосатой робе лагерный еврейский желтый знак. Хотел того или не хотел художник, изображенное можно трактовать (искусство обобщает, символизирует!), что евреи в фашистских лагерях уничтожения были в услужении у палачей, едва ли не помогали им творить злодеяния. Это вызвало возникновение у картины прямо-таки митингов протеста. Тем более, и в некоторых газетных статьях о выставке говорилось про персонажей “Летнего театра”, что это палач и его помощник. На открытии I Всесоюзных Шагаловских дней в Витебске. Выступает В. Быков. Фото 1991 г.Как комментатор литературно-драматической редакции радио, я вел тогда в эфире цикл передач “Встречи в радиостудии” – беседы у микрофона с деятелями литературы и искусства. Могу теперь признаться, в определенной степени руководствуясь желанием дать возможность многомиллионной аудитории услышать толкование самим Савицким того, что так остро воспринималось изрядным количеством видевших будоражащий холст, я пригласил Михаила Андреевича на такую беседу. Было им сказано следующее (цитирую по своей книге “Сустрэчы ў радыёстудыі”, в которой опубликованы подсокращенные тексты части передач цикла – перед публикацией каждый собеседник свои печатающиеся ответы на мои вопросы визировал): “– Эта картина также о фашистском “новом порядке”. Для названия использовал термин из эсэсовского жаргона. “Летним театром” лагерная администрация называла яму, в которой сжигались люди, загубленные газом. На картине, кроме убитых, которых я написал красивыми, как скульптуры, есть и двое живых. Прошло уже много времени, и не все знают о порядках, существовавших в концентрационных лагерях. Некоторые, глядя на картину, считают, что узник из зондеркоманды – помощник фашистов. Это не помощник. Это тоже жертва. Зондеркоманды формировались из узников еврейской национальности. Их принуждали обрабатывать покойников, а потом сжигать. И это изо дня в день. Многие люди не выдерживали – безумели. Узники из зондеркоманды обязательно потом уничтожались, как свидетели преступлений. Садистское издевательство над людьми!..” Позднее я понял: Михаил Андреевич был со мной в студии не очень искренен. Не без его, конечно, ведома при печатании в дальнейшем репродукций “Летнего театра” в пояснениях не раз говорилось про стоящих на картине именно то, что при нашей беседе он отрицал, – палач и помощник. А несвободность взглядов большого, безусловно, художника Савицкого от антисемитизма приходится, увы, с прискорбием констатировать, читая теперь его мракобесные интервью шовинистическим российским газетам. Но тогда я не сомневался, что при создании вызвавшего нехороший шум холста рукой автора ни в малой степени не водило скверное чувство. Злосчастная фигура мне виделась написанной только с состраданием. Об этом при встрече и разговоре на улице (он к тому времени перебрался на постоянное жительство в Минск) я сказал и Быкову – серия картин “Цифры на сердце” широко обсуждалась в те дни у минчан. Тот уличный разговор в памяти у меня не задержался. Но вдруг через день-два после опубликования его статьи об этой серии в “Известиях” Василь Владимирович мне позвонил. Отношения между нами, повторяю, были добрые и давние, однако никогда не становились настолько близкими, чтобы он звонил не по делу – просто поболтать, обсудить, обговорить не очень важное. Поскольку чуть ранее я беседовал с ним перед микрофоном (с той беседы и начался цикл моих передач “Встречи в радиостудии”), то решил, что ему хочется узнать, когда беседа прозвучит в эфире. Начал об этом что-то говорить, но Василь Владимирович прервал меня, сказал, что судьбой передачи мало озабочен. Не зная все еще, почему же он звонит, я сказал, что прочел его известинскую статью, что, как все пишущееся им, статья очень достойная. В ответ же слышу неожиданное: – Тебя статья не обидела? Недоумеваю: – Обидела? Меня? – Понимаешь ведь, о чем говорю. И рассказал, что получил по поводу статьи от человека, которого уважает (имя не назвал, но потом я узнал – от художника Бориса Заборова), огорчившее письмо. Не уточнил, чем оно огорчило, но нетрудно было догадаться – укорялся в письме за то, что при своем авторитете, при том, что считается в Белоруссии совестью нации, в собственном творчестве руководствуется высочайшими моральными принципами, широковещательно (у “Известий” тогда был огромный тираж) похвально отозвался о живописных созданиях, в числе которых оскорбляющее евреев полотно. Еще рассказал, что писал он статью, за которую, вот, его упрекают, памятуя наш с ним уличный разговор о выставленном Савицким. И запомнил, что я назвал серию “Цифры на сердце” мощным явлением в искусстве. Что спокойно говорил и о “Летнем театре” – для меня еврей на картине был обезумевшей жертвой, а не помощником палача. Соглашаясь, сказал, на просьбу “Известий” о статье, учитывал и это. Он считает, и говорил Савицкому, тот не должен был подчеркивать, да еще отвратительно, еврейство одного из персонажей картины. Основание для поднявшейся волны возмущения, он считает, картина дает. Мы разговаривали долго. С Савицким Быков тогда товариществовал. Поэтому знал, что тому приходит много полных негодования писем. Знал, что секретарь республиканского ЦК партии по идеологии Кузьмин, обеспокоенный происходившим вокруг картины, рекомендовал художнику убрать с робы изображенного трупозакапывателя желтый знак еврея, но тот отказался. Знал, что Савицкий решил дополнить серию полотном с написанным евреем, которое должно сглаживать негативное впечатление от “Летнего театра”. В событиях последовавших десятилетий товарищества между ними не стало.
http://www.mishpoha.org/nomer14/a30.htm |
Да я тоже ничего антисемитского в этих картинах не увидал. Именно, что "обезумевшая жертва". Маньяк Головкин убивая детей заставлял их же товраищей помогать ему. А потом убивал и их. И что? Их теперь тоже записывать в маньяки?
>>Да я тоже ничего антисемитского в этих картинах не увидал
Как это не увидели? Типичная антисемитская агитка. Ведь на ней изображено гораздо меньше 6 млн евреев! В цивилизованных странах за такое давно в тюрьму сажают.
Какой антисемитизм может быть в голой правде? Фашизм поднялся на средства жидов, жиды помогали фашистам - это широко известно. Даже у Спилберга мельком, но показано.
Картина, как картина - отражение действительности. А действительность в том, что среди капо были евреи. Были и неевреи. Автору в лагере попался капо-еврей, что он и запомнил. И воспроизвел так же, как фотоаппарат воспроизводит зафиксированный кадр.
Поэтому тут у нас на хуй идут; одной шеренгой - обидчивые на всю голову семиты, а другой шеренгой, но туда же - жидоеды, которые в перепуганном несчастном еврейчике видят "помощника палача".
Не, ну тут ты не прав. Кто же этот "перепуганный несчастный еврейчик" как не помощник палача?
Сейчас уже пожалуй и не установишь кто он был на самом деле. Исходя из презумпции невиновности будем считать что жертва.
|
|