Музыка: | Tord Gustavsen Trio - Token of Tango |
чтение вслух после
19 августа 1660 года
Перед сном, уже в постели, повздорили с женой из-за собаки, которую по моему приказу заперли в чулане, ибо она загадила весь дом. Всю ночь провели в ссоре. Приснился сон, будто жена моя умерла, от чего дурно спал.
9 января 1663 года
В Вестминстер-холле разговорился с миссис Лейн и после
всех рассуждений о том, что она, дескать, более с мужчинами
дела не имеет, в минуту уговорил ее пойти со мной, назначив
ей встречу в Рейнском винном погребе, где, угостив омаром,
насладился ею вдоволь; общупал ее всю и нашептал, что кожа
у нее точно бархат, и действительно, ляжки и ноги у нее белы,
как снег, но, увы, чудовищно толстые. Утомившись, оставил ее
в покое, но тут кто-то, следивший за нашими играми с улицы,
крикнул: «Кто вам дал право целовать сию благородную особу,
сэр?» — после чего запустил в окно камнем, что привело меня
в бешенство; остается надеяться, что всего они видеть не мог-
ли. Засим мы расстались и вышли с черного хода незамечен-
ными.
29 июня 1663 года
Утренняя беседа с женой, в целом приятная, немного все
же меня огорчила; вижу, что во всех моих действиях она усмат-
ривает умысел; будто я неряшлив специально, чтобы ей было
чем заняться, чтобы она целыми днями сидела дома и о развле-
чениях не помышляла. Жаль, что это ее заботит, однако в ее
словах есть доля истины, и немалая.
27 августа 1663 года
Всю первую половину дня занимался с женой арифмети-
кой; научил сложению, вычитанию и умножению, с делением
же повременю — покамест начнем географию.
29 сентября 1664 года
Вчера вечером легли рано и разбужены были под утро слу-
гами, которые искали в нашей комнате ключ от комода, где
лежали свечи. Я рассвирепел и обвинил жену в том, что она
распустила прислугу. Когда же она в ответ огрызнулась, я уда-
рил ее в левый глаз, причем настолько сильно, что несчастная
принялась голосить на весь дом; она пребывала в такой злобе,
что, несмотря на боль, пыталась кусаться и царапаться. Я по-
пробовал обратить дело в шутку, велел ей перестать плакать и
послал за маслом и петрушкой; на душе у меня после этого
было тяжко, ведь жене пришлось весь день прикладывать к гла-
зу припарки; глаз почернел, и прислуга заметила это.
1 марта 1667 года
Вечером дома. Пели с женой на два голоса, после чего она
. ни с того ни с сего заговорила о своих туалетах и о том, что я не
даю ей носить то, что ей хочется. В результате разговор пошел
на повышенных тонах, и я счел за лучшее удалиться к себе в
комнату, где вслух читал «Гидростатику» Бойла, пока она не
выговорилась. Когда же она устала кричать, еще пуще сердясь от
того, что я ее не слушаю, мы помирились и легли в постель — в
первый раз за последние несколько дней, которые она спала
отдельно по причине сильной простуды.
19 ноября 1668 года
<...> Когда же я вернулся, рассчитывая, что в доме наконец-
то воцарился мир и покой, то застал свою жену в постели: она
вновь пребывала в ярости, поносила меня последними словами
и даже, не удержавшись, ударила и вцепилась в волосы. Всему
этому я нисколько не противился и вскоре покорностью и мол-
чанием добился того, что она несколько поутихла. Однако пос-
ле обеда жена вновь озлилась, еще больше, чем прежде, и стала
кричать, что «вырвет девчонке ноздри», и прочее в том же духе.
По счастью, пришел У. Хьюер, что несколько ее успокоило; пока
я и отчаянии лежал распластавшись у себя на кровати в голу-
бой комнате, они о чем-то долго шептались и наконец сошлись
на том, что, если я отправлю Деб письмо, в котором назову ее
«шлюхой» и напишу, что се ненавижу и не желаю ее больше
знать, — жена мне поверит и меня простит. Я на все согласил-
ся, отказался лишь написать слово «шлюха», после чего взял
перо и сочинил письмо без этого слова; каковое письмо жена
разорвала в клочки, заявив, что оно ее не устраивает. Тогда
только, вняв уговорам мистера Хьюера, я переписал письмо,
вставил в него слово «шлюха» (ибо боялся, как бы девушку не
оговорили из-за того, что она состояла в связи со мной) и напи-
сал, что принял решение никогда не видеть се больше. Обрадо-
вавшись, жена послала мистера Хьюера отнести это письмо,
приписав еще более резкое послание от самой себя. С этой
минуты она заметно подобрела, мы расцеловались и помири-
лись. <...> Вечером же я клятвенно пообещал ей никогда не
ложиться в постель, не помолившись перед сном Господу. На-
чинаю молиться с сегодняшнего вечера и надеюсь, что не про-
пущу ни одного дня до конца жизни, ибо нахожу, что для моих
души и тела будет лучше всего, если я буду жить, угождая Гос-
поду и моей бедной жене; это избавит меня от многих забот, да
и от трат тоже.