tapirr

Виктор Бамбула. Голодный год

"Полтавщина, село Беспальче Гельмязовского района. 1933 год. Голод вершит своё чёрное дело. В селе немая тишина, не видно даже птиц, только иногда муха - толстая, зелёная - пролетит, как бомбовоз. Вот под забором кончается какой-то человек. От голода. Вот на завалинке возле хаты сидит паренек лет 13-14, остановившийся взгляд устремлен в небо, глаза широко раскрыты: он уже умер, или ещё живой? Доносится скрип тележных колёс. Это сельские санитары на подводе объезжают село, собирают умерших людей в одну общую яму. Даже ещё живых, полумёртвых подбирают на подводу и везут к братской могиле. Всё равно ведь умрут. Потом яму до краев заполняют опухшими людьми, присыпают землёй. И копают новую... И всё повторяется обратно.
Григорий Степаненко, из семейства по прозванию Низгуры, бросил кочевую жизнь ещё задолго до революции 1917 года. Да и отец, и дед его тоже ещё до революции оставили цыганское кочевое житьё. Надоело! Выбрали для постоянного пребывания красивое, цветущее село Беспальче с добрыми благожелательными людьми и поселились здесь для дальнейшего жительства.
Жили неплохо, хотя и забот хватало. Но Низгуры не лентяи, от работы не бегают. Вскоре появилась и своя земля, свои волы, кони, даже молотилкой разжились на зависть другим хозяевам.
Да только октябрьская революция перечеркнула все планы. Почти всё, что было нажито солёным потом, пропало. И Бог с ним - с тем богатством. Здоровье есть, кузнечное ремесло не забыто: уж на хлеб да на соль что-нибудь заработаем, а дальше видно будет, как оно сложится - жизнь покажет. Так и дождались 1932 года.
И уродилось в тот год негусто, да ещё начальство сверху приказало каждому сельсовету организовать группы из депутатов, комсомольцев, прочих активистов и ходить по дворам отыскивать припрятанное от власти зерно, картофель и другие продукты - для нужд Родины. Включая фасоль.
Обманутые властью активисты кинулись неистово исполнять приказы начальства. Такие лозунги, как "Не дадим кулакам сгноить зерно!", раздавались на каждом шагу. И пошло-поехало. Какие там кулаки! Обчищали всех подряд. Где бы крестьянин ни прятал какой мешочек пшеницы, - найдут. Наделали щупов из толстой проволоки, заострённых на конце. И этими щупами протыкали землю и во дворе, и вокруг двора, и во всех подозрительных местах. Где земля мягкая, тронутая, там и копали. Обыски были даже у самых бедных, у кого было много детей. Люди плакали, умоляли не забирать последнее, да всё напрасно. Власть с её жестокостью не знала сострадания.
И что необъяснимо, председатель сельского совета - ещё недавно сам бедняк, знал ведь, что такое нужда и голод. А как только доверили ему печать и власть на селе - сразу же забыл, кто он такой, из какого мяса сделан. От доброты и приветливости не осталось и следа. Спесивость и гордыня так и попёрли из него. Я тут, дескать, ни при чём. Приказ есть приказ. Приказ получен из района, из Гельмязова. Мы должны доставить в район столько-то пудов зерна, столько-то пудов картошки, столько-то литров растительного масла, и всего прочего столько-то и столько-то! Всё это обязаны найти и сдать не мне, и не районному начальству. Это для нужд Родины! Родина требует! Мы должны!!! Всё!!! И вперёд, вперёд. Обчистили одну семью, пошли к другим. Так и дошли до цыганского двора Григория Степаненко. На то, что у него восемь детей, - начхать. И не таких бедных видали! Отыскали всё, что было: и семенное зерно, и фасоль, и картошку - всё вымели. Нашли в чугунке на печи пару картошин, сваренных в мундире для меньших детей, которых не было дома, даже и те забрали, забросили на подводу, где лежало уже несколько мешков с продуктами.
Горько плакала Марта, жена Григория, а власть безразлично взирала на её слёзы.
Молчал, опустив голову, Григорий - слово скажи, сразу врагом советской власти объявят, заберут в сельсовет, а оттуда уже обратно не вернешься. Да и по характеру Григорий был молчун, не любил говорить лишних слов. А что был за хозяин, таких сейчас и нет! Во дворе - чистота. Хата ладная, сарай, погреб - всё в образцовом порядке.