Интервью Архим. ВИКТОРа (МАМОНТОВа), скончавшегося неделю назад: 8 ноября сего года.Христианин не может быть одиночкой.
Диалог с участием архимандрита Виктора (Мамонтова) посвящен вопросам современной евхаристической жизни Православной Церкви.
Беседа декана Свято-Филаретовской московской высшей православно-христианской школы И. Я. Грица и старшего катехизатора Огласительного училища при Свято-Филаретовской школе С. Д, Каринского (Бывшего. Публикация 2013 года - tapirr) год. с архимандритом Виктором (Мамонтовым), настоятелем храма прп. Евфросинии Полоцкой в Карсаве (Латвия).
И. Гриц: Отец Виктор, мы рады возможности беседовать с Вами здесь, в Карсаве, маленьком городе, который находится недалеко от границы Латвии с Россией. В городе живет около трех тысяч человек, но в нем имеется известный многим храм преподобной Евфросинии Полоцкой, настоятелем которого Вы являетесь. Мы знаем, удивляемся и радуемся тому, как плодотворно развивается общинная жизнь в Вашем приходе. Вы — монах. Как совмещается монашеское призвание с общинной жизнью в миру?
О. Виктор: В монашестве возможны разные пути: кто-то призван к отшельническому образу жизни, а кто-то к киновийной (общежительной) жизни.
Я был послушником большого общежительного знаменитого монастыря — Почаевской Лавры, где, казалось, я мог бы познать истинную жизнь во Христе в единении с братией. Но, к сожалению, евхаристическая жизнь, без которой не может быть настоящего единения, настоящей духовной семьи, здесь, как и в других монастырях страны, была нарушена: в день Господень все братья были на молитве в храме, но не все причащались. Чаша была для паломников, но не для монахов. Монахи причащались по большим праздникам, в день ангела. А для христианина Евхаристия — это центр жизни, она создает общину, питает ее. В монастыре я не обрел настоящей общины. Радость общинной жизни я познал в миру. В 1980 году я приехал в Латвию, где началось мое служение. Меня рукоположил во пресвитера митрополит Рижский и Латвийский Леонид (Поляков), и я получил приход недалеко от Риги, в г. Тукумсе. Вскоре владыка постриг меня в монашество. Я стал монахом в миру. Исполняя свои монашеские обеты, я не мог затвориться только в своей келье, но должен был, как пастырь, служить на приходе, имея попечение о душах прихожан.
Здесь, в Тукумсе, я столкнулся с трудностями церковной жизни уже известными мне ранее. Одна из них — отсутствие общины. Меня смущало, что христиане живут как одиночки: христианин не может быть один, это противоречит природе христианства.
К сожалению, в те времена из-за внешних гонений, а так же из-за малодушия и маловерия самих христиан, на приходе не было общинной жизни. Люди боялись открыться друг другу, приходили в храм не регулярно, не в каждый воскресный день. Многие не участвовали в евхаристическом собрании. Но во-преки препятствиям, на приходе постепенно зарождалась община. Появилось ее ядро, несколько верных активных помощников. Когда меня перевели на новый приход в г. Карсаву, те, кто начал жить общинной жизнью в Тукумсе, стали приезжать сюда и своим служением, своим примером вдохновляли местных прихожан на активную евхаристическую жизнь.
С. Каринский: Что для Вас есть община? Приход? Вокруг любого священника собираются люди, которые ближе к нему. Всегда ли это община или нет?
О. Виктор: Община — это духовная семья, члены которой хорошо знают друг друга, имеют чувство ответственности друг за друга. Это живой организм. Приход же — понятие географическое. Начатки общиной жизни я видел на приходе о. Дмитрия Дудко еще в 70-е годы в Москве, а настоящую общину — на приходе у архимандрита Серафима (Тяпочкина) в селе Ракитном, где катехизация совершалась через богослужение, через весь церковный ритм.
( Read more... )И. Гриц: Сегодня в Православной Церкви стоит проблема богослужебного языка. Там, где служат на церковнославянском языке, люди, приходя в храм, очень часто ничего не понимают; если еще и молитвы читаются невнятно, то они просто уходят, говоря: «Все очень красиво, очень эстетично, красивое пение, позолота, лампады, но я ничего не понимаю и больше тут быть не могу». Смысла происходящего на службе они не понимают. А Вы, батюшка, на какой язык ориентированы?
О. Виктор: Служба у нас совершается на церковно-славянском языке. Но Евангелие я всегда стремился читать и на русском языке. В Риге, в Кафедральном Соборе покойный владыка Леонид на великопостных службах благословлял читать паремии только на русском языке, чтобы слушающим был понятен их смысл. На литургии Преждеосвященных даров положенная кафизма, а также кафизмы на часах, читались на русском языке.
И. Гриц: В какие годы это происходило?
О. Виктор: В 60 — 80 годы; во все годы служения владыки Леонида в Рижской епархии.
И. Гриц: Сегодня для многих чтение паремий по-русски это почти революция в церкви. А тогда сам митрополит Леонид это делал? И это не вызывало никаких протестов?
О. Виктор: Есть свидетельства о том, что владыка Леонид по приезде на Рижскую кафедру в 1966 году пытался ввести чтение Апостола на русском языке, но не все захотели принять это, были жалобы патриарху. Патриарх не благословил чтение Апостола на русском языке.
С. Каринский: Вы относитесь положительно к русификации богослужения?
О. Виктор: У меня был акцент только на чтение Священного Писания на русском языке, поскольку этот момент богослужения очень важный. Моя практика складывалась из внутренней потребности. Когда же я познакомился с опытом митрополита Леонида, то обрадовался такому совпадению с моими поисками.
И. Гриц: Можно ли сказать, что в последние годы Вы внутренне пришли к необходимости богослужения на русском языке?
О. Виктор: В этом есть потребность. Я вижу, что люди более приближаются к Господу, когда они вмещают смысл, который дается богослужением и Священным Писанием, и, наоборот, отдаляются от Него, когда этот смысл закрывается.
И. Гриц: Здесь, в Латвии, в Риге, мне неоднократно приходилось слышать от некоторых священнослужителей о том, что совсем необязательно вникать в смысл богослужения. Главное — четко исполнять требования устава, а понимаешь ли ты его или нет — неважно. Что Вы об этом скажете?
О. Виктор: Смысл — это жизнь. Если нет смысла, остается только форма. Мы застреваем в обряде, и для нас обряд становится выше Истины. Я думаю, что если бы сейчас был жив митрополит Леонид, он был бы одним из самых ревностных поборников русификации богослужения.
( Read more... )И. Гриц: Насколько мне известно, в Латвии, да и в России тоже, рождение общин встречает, к сожалению, непонимание многих христиан в Церкви. Они подозревают в этом какую-то ересь, или обновленчество, путая его с обновлением. Говорят: «Зачем вам это надо? Все уже в Церкви есть. Ходите на службу, и этого достаточно». Но совершенно ясно, что этого недостаточно. Как Вам кажется, есть ли какая-то возможность дальнейшего развития общинной жизни в будущем?
О. Виктор: Это зависит лично от каждого из нас, от того, насколько мы осознаем сущность таинства единения в Церкви. Что касается отрицательной реакции некоторых людей на возрождение общинной жизни, то она происходит от их духовной слабости, от страха перед сектантством. Когда говорят об общине, то у некоторых возникают ассоциации с сектантством. Люди, к сожалению, забыли о том, что Церковь начиналась как маленькая апостольская община. Думаю, что преодолеть, эту реакцию можно только жизненно, т. е. только тогда, когда возникнут такие общины повсеместно, являя истинный дух христианской жизни. Каждый христианин-одиночка должен серьезно задуматься о том, как он живет, есть ли у него желание выйти из своего одиночества.
В церковной среде нужно больше говорить об общине, чтобы изменилось представление о ней, но лучше всего — начать жить общиной. Многие думают, что общину нужно создавать, собирая людей, составляя списки, но мы уже в начале разговора заметили, что община рождается прежде всего в сердце одного человека. Так пусть этот человек Духом Святым найдет второго.
http://soligalich.prihod.ru/2013/08/0
**
Ещё читайте: http://soligalich.prihod.ru/2013/08/0
**
( Много фото )
