Бывает проще. Даже проще, чем эсперанто. Пиджин называется. Мешанина из слов двух и более языков, никакой грамматики. Твая хади мая хё ча (гнусавый голос за кадром: "Заходи ко мне, чаю попьем"). Но первое же поколение детей, родители которых говорят на пиджине, возвращает сложности на место. Современный английский, если что, как раз потомок пиджина, на котором норманская знать говорила с англо-саксонскими простолюдинами.

Абсолютно аналогичная ерунда приключится с эсперанто, если ему не повезет стать родным языком мало-мальски крупного сообщества на какие-нибудь жалкие несколько веков. Это только у Гаррисона инопланетное рабовладельческое общество сохранило эсперанто в (почти?) неизменном виде. Но Гарри-то известный фантазер, а история наших земных языков ничего подобного не видывала. Думаете, католический поп смог бы объясниться с живым древним римлянином века этак второго до н. э.? Ха-ха два раза. То есть они бы, несомненно, что-нибудь придумали, раз уж приспичило пообщаться, но церковная кухонная латынь вряд ли бы им сильно помогла. Мы даже не знаем точно, на что была похожа фонетика латыни до того, как варвары из Причерноморья понабежали. Очень может быть, что в классической латыни ударение было не силовым, как в современных европейских языках, а тональным, как в японском. А японцы воспринимают силовое ударение как удлинение гласного и в лучшем случае не понимают гайдзина вообще. Вот падре и приплыл.