При всей своей тупости полковник был чрезвычайно набожен.
У него в квартире стоял домашний алтарь. Полковник часто ходил
на исповедь и к причастию в костел св. Игнатия и с самого
начала войны усердно молился за победу австрийского и
германского оружия. Он смешивал христианство и мечты о
германской гегемонии. Бог должен был помочь отнять имущество и
землю у побежденных.
Его бесило, когда он читал в газетах, что опять привезли
пленных.
-- К чему возить сюда пленных? -- говорил он.--
Перестрелять их всех! Никакой пощады! Плясать среди трупов! А
гражданское население Сербии сжечь, все до последнего человека.
Детей прикончить штыками.
Он был ничем не хуже немецкого поэта Фирордта,
опубликовавшего во время войны стихи, в которых призывал
Германию воспылать ненавистью к миллионам французских дьяволов
и хладнокровно убивать их:


Пусть выше гор, до самых облаков
Людские кости и дымящееся мясо громоздятся...