|
|
Пишет Генеральный консультант по (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} azatiy) |
Несмотря на вроде бы разницу идеологических позиций, автор видит в обществе консенсус по ряду важных вопросов.
Во-первых, это распространенное требование, чтобы в стране «навели порядок». Этот «порядок» суть некая идеальная картина, при которой коррумпированные чиновники и нарушающие общественное спокойствие хулиганы быстро попадают в «ежовые рукавицы». Часто этот «порядок» ассоциируют со Сталиным, но не обязательно (хотя то, что идейные сталинисты[2] перестали считаться маргиналами, является частью этого тренда).
Правда, строя планы о том, что надо делать, опускают вопрос, кто будет делать это «что». Ибо никто не желает вкалывать и нести дополнительную ответственность за свои действия. Сегодня нет Ленина, который мог, невзирая на последовавшие затем изумление и насмешки, сказать: «Есть такая партия!»[3].
Ни демократы, ни патриоты не хотят брать на себя больше работы и ответственности, чем сейчас. «Озабоченная часть» политактива строит планы о том, что она будет делать, когда придет к власти, но пока не видно даже нормально проработанной стратегии того, как именно они будут этой власти добиваться. А их планы на «после революции» практически исключают рассуждения о том, как именно и какими средствами они будут проводить в жизнь свои замечательные идеи. В этом они не отличаются от Горбачева. Тот тоже думал, что главное – разрушить старое, а новое как-нибудь построится само. «Менее озабоченные» говорят, что будут делать то же, что раньше, просто рассчитывая на то, что в новой обстановке их идеи или действия получат большую поддержку.
Во-вторых, это консенсус по поводу того, что во всем виноваты враги. Кто именно враг, зависит от политической позиции, но именно в них все дело. Идеи о том, что у РФ нет внешних или внутренних врагов, с ликвидацией которых все сразу же изменится, и что это МЫ должны измениться к лучшему, убив дракона в себе – нет.
Следствием этого является четкое преобладание двойственной логики над поисками консенсуса. Кто не с нами, тот против нас. На «той» стороне – только одурманенные или проплаченные, а весь народ, конечно же, за нас. Тренд на размежевание преобладает над трендом на союз, и хотя оппозиционеры могут объединяться «против», как только речь заходит о выработке позитивной программы, многообразные различия начинают вылезать и потому объединение «против» не перерастает в объединение «за».
Можно обратить внимание, что и среди демократов, и среди социалистов, и в общем-то среди коммунистов (где КПРФ – далеко не единственная партия) существует большое число «войн в песочнице», причём эти войны ведутся с такой интенсивностью, что вызывают обоснованное сомнение, насколько ведущие их способны к конструктивным действиям, и насколько они не «пролюбят» страну, банально не договорившись между собой.
В-третьих, есть консенсус по поводу жестокости. Точнее, ее оправдания. И правые, и левые полагают, что страну спасут массовые расстрелы, люстрации и/или хотя бы массовая высылка чужаков. Впрочем, об этом подробнее будет ниже.
Проблема в том, что, с точки зрения некоторых специалистов, время, отведенное на выработку новой российской идеологии, упущено. Эти процессы нужно было начинать гораздо раньше вместо того, чтобы, разрушая «красный» миф, по сути, ничего не предлагать вместо него. Но «природа не терпит пустоты, и в массовом сознании начинает кристаллизоваться весьма неприятный автору мифологический конструкт, который в «Сумме» я окрестил «желтым мифом».
Важно, что миф этот формируется скорее стихийно, потому что нынешнее российское руководство НЕ занимается официальным выстраиванием новой мифологии, однако на фоне дальнейшего идеологического кризиса и желания власти «разыграть патриотическую карту» этот «желтый миф» может стать государственным, ибо его элементов в работах тех, кто лезет в официальные идеологи (типа пресловутого В. Мединского) хватает.
Напомним, что для «желтого мифа» характерно следующее:
1. Россия объявляется наисамейшей страной, которая всегда была великой и древней. Для обоснования этого тезиса привлекаются любые аргументы, в том числе и откровенно лживые, вплоть до ссылок на Велесову книгу и иные «источники» такого рода. Однако нормальных объяснений, в чем особость России, пока не выдвигается.
2. При этом особая роль России обосновывается не столько перечнем достижений страны, сколько россказнями о том, насколько все вокруг уроды и хуже. Особенно это касается Запада и США, — рассуждения о том, «какие ту-упые эти пиндосы», являются важной частью данной мифологемы. Между тем, для меня между утверждениями «мы лучше их» и «они еще хуже нас» — разница велика.
3. В этом контексте даже известные достижения Запада пытаются оболгать и объявить несуществующими. Лучше всего это видно по чрезвычайно распространенному в определенных кругах представлению о том, что американцы не летали на Луну, и мы имеем дело с грандиозной аферой. Хотя если применять такую же логику к советским достижениям в той или иной области, то можно сделать сенсационное утверждение о том, что все, чем гордился Союз, было туфтой и показухой, а Гагарина, «как известно», убили в подстроенной катастрофе за то, что он мог рассказать тайную историю советского освоения космоса.
4. Из априорной наилучшести России вылезает стремление не признавать темные пятна своей истории. Налицо либо попытки их грубо замазать (маятник разоблачений времен перестройки качнулся в обратную сторону), либо списать все только на контекст эпохи в стиле «когда у нас умирали тысячи, у вас умирали десятки тысяч, так что ничего ужасного нет и не было». А еще на Западе в это время линчевали негров, так что они вообще не вправе предъявлять претензии.
5. Якобы тупость и уродство Запада сочетаются с его извечной неприязнью к России. Враждебность Евросоюза и США подразумевается на уровне контекста — по мнению создателей мифа, это настолько очевидно, что нет необходимости его доказывать. Сегодня антиамериканизм в том или ином виде воспринимается как нечто очевидное среди интеллигенции и «офисного планктона», хотя издевающийся над «пиндосами» вполне позволяет себе носить джинсы и обедать гамбургерами.
6. Одновременно с критикой иностранцев за отсутствие кругозора и эрудиции осуждается изучение иностранной культуры и истории. Ведь и без того понятно, что их ценности чужды и дегенеративны, и потому нет нужды копать вглубь. Между изучением той или иной философии и приверженностью ей автоматически ставится знак равенства. Если ученый, к примеру, китаист, и не вещает о желтой опасности — он куплен Пекином.
7. Соответственно, чуждые России ценности абсолютно неприемлемы и противны. Те же, кто пытается их внедрять, являются или осознанными вредителями, ворами и негодяями (если они делают это сознательно), или сумасшедшими извращенцами, если они сами того не понимают. Таким образом, в любом случае все поклонники Запада — безумные предатели, вредители, педофилы и т. д.
8. Не меньшими «предателями и негодяями» оказываются те русские, которые покинули Россию. При этом градус ненависти даже больше, чем в советской пропагандистской традиции: там они подавались как отдельные отщепенцы, сбежавшие за чуждыми ценностями, ныне это воспринимается как аналог государственной измены.
9. Такое же неуважение распространяется и на язык, историю и культуру бывших советских республик, причем в первую очередь в вину ставится их отсоединение от России: в предатели записываются целые народы. Такие ксенофобские настроения накладываются на «готтентотскую мораль»[4]: если в России ограничиваются права чужаков — это хорошо, но когда кто-то пытается ограничивать права русских за рубежом — это плохо.
10. Все проблемы страны в тот или иной период объясняются исключительно внешним давлением и происками врагов. При этом, поскольку просто так всё на врагов не свалишь, в ход идут конспирологические концепции и аргументы. Соответственно, с этим смыкается ставшее в рамках данного мифа общим местом утверждение о том, что реформаторы «первой волны» были агентами влияния Запада, целью которых был развал Союза и России в угоду врагам. Поисками доказательств создатели мифа и тут себя не утруждают, поскольку применяется принцип объективного вменения: раз СССР распался, значит — они были врагами.
11. Все разновидности врагов при этом позиционируются как нелюди, заведомо лишенные нормальных человеческих черт. Эта дегуманизация слегка напоминает то, как в антисемитских изданиях подаются евреи — существа априори, генетически враждебные государству, народу страны, в которой они проживают, и ее национальной традиции. Смысл дегуманизации довольно прост — отведение Иных из образа и подобия нормального человека, после чего любые действия по отношению к ним, даже нарушающие закон, получают оправдание.
12. Соответственно, решение проблем сводится к устранению врагов и их происков. С точки зрения «нового мифа» достаточно расстрелять всех коррупционеров и выслать всех нерусских мигрантов, после чего жизнь в России чудесным образом наладится. На этом позитивная программа нового мифа ограничивается. И это не решения, видные «сверху», но именно привычные для человека снизу представления о том, что как только «все хорошие люди соберутся и убьют всех плохих», проблемы исчезнут — останутся же только хорошие!
13. Отсюда, как сама собой разумеющаяся, возникает идея о том, что борьба за социальную справедливость — это истребление «плохих людей». С этой точки зрения «желтый» миф можно назвать оправданием беспричинной или неадекватной ненависти.
14. Подобная программа очень хорошо ложится не столько на состояние масс, которые ощущают себя проигравшими «холодную войну», сколько на всех тех, кто считает, что нынешний мир несправедлив к ним.
15. Еще одна проблема этой парадигмы в том, что у затянутого в нее человека атрофируется представление о конструктивном решении проблемы. Подобный поиск врагов абсолютно вышибает мысль о том, что мы сами должны заниматься самосовершенствованием.
При этом, не имея нормальной методологии, этот новый миф очень активно подпитывается не только конспирологией, но и откровенной мистикой, причем мистикой самого разного толка.
Во-первых, это распространенное требование, чтобы в стране «навели порядок». Этот «порядок» суть некая идеальная картина, при которой коррумпированные чиновники и нарушающие общественное спокойствие хулиганы быстро попадают в «ежовые рукавицы». Часто этот «порядок» ассоциируют со Сталиным, но не обязательно (хотя то, что идейные сталинисты[2] перестали считаться маргиналами, является частью этого тренда).
Правда, строя планы о том, что надо делать, опускают вопрос, кто будет делать это «что». Ибо никто не желает вкалывать и нести дополнительную ответственность за свои действия. Сегодня нет Ленина, который мог, невзирая на последовавшие затем изумление и насмешки, сказать: «Есть такая партия!»[3].
Ни демократы, ни патриоты не хотят брать на себя больше работы и ответственности, чем сейчас. «Озабоченная часть» политактива строит планы о том, что она будет делать, когда придет к власти, но пока не видно даже нормально проработанной стратегии того, как именно они будут этой власти добиваться. А их планы на «после революции» практически исключают рассуждения о том, как именно и какими средствами они будут проводить в жизнь свои замечательные идеи. В этом они не отличаются от Горбачева. Тот тоже думал, что главное – разрушить старое, а новое как-нибудь построится само. «Менее озабоченные» говорят, что будут делать то же, что раньше, просто рассчитывая на то, что в новой обстановке их идеи или действия получат большую поддержку.
Во-вторых, это консенсус по поводу того, что во всем виноваты враги. Кто именно враг, зависит от политической позиции, но именно в них все дело. Идеи о том, что у РФ нет внешних или внутренних врагов, с ликвидацией которых все сразу же изменится, и что это МЫ должны измениться к лучшему, убив дракона в себе – нет.
Следствием этого является четкое преобладание двойственной логики над поисками консенсуса. Кто не с нами, тот против нас. На «той» стороне – только одурманенные или проплаченные, а весь народ, конечно же, за нас. Тренд на размежевание преобладает над трендом на союз, и хотя оппозиционеры могут объединяться «против», как только речь заходит о выработке позитивной программы, многообразные различия начинают вылезать и потому объединение «против» не перерастает в объединение «за».
Можно обратить внимание, что и среди демократов, и среди социалистов, и в общем-то среди коммунистов (где КПРФ – далеко не единственная партия) существует большое число «войн в песочнице», причём эти войны ведутся с такой интенсивностью, что вызывают обоснованное сомнение, насколько ведущие их способны к конструктивным действиям, и насколько они не «пролюбят» страну, банально не договорившись между собой.
В-третьих, есть консенсус по поводу жестокости. Точнее, ее оправдания. И правые, и левые полагают, что страну спасут массовые расстрелы, люстрации и/или хотя бы массовая высылка чужаков. Впрочем, об этом подробнее будет ниже.
Проблема в том, что, с точки зрения некоторых специалистов, время, отведенное на выработку новой российской идеологии, упущено. Эти процессы нужно было начинать гораздо раньше вместо того, чтобы, разрушая «красный» миф, по сути, ничего не предлагать вместо него. Но «природа не терпит пустоты, и в массовом сознании начинает кристаллизоваться весьма неприятный автору мифологический конструкт, который в «Сумме» я окрестил «желтым мифом».
Важно, что миф этот формируется скорее стихийно, потому что нынешнее российское руководство НЕ занимается официальным выстраиванием новой мифологии, однако на фоне дальнейшего идеологического кризиса и желания власти «разыграть патриотическую карту» этот «желтый миф» может стать государственным, ибо его элементов в работах тех, кто лезет в официальные идеологи (типа пресловутого В. Мединского) хватает.
Напомним, что для «желтого мифа» характерно следующее:
1. Россия объявляется наисамейшей страной, которая всегда была великой и древней. Для обоснования этого тезиса привлекаются любые аргументы, в том числе и откровенно лживые, вплоть до ссылок на Велесову книгу и иные «источники» такого рода. Однако нормальных объяснений, в чем особость России, пока не выдвигается.
2. При этом особая роль России обосновывается не столько перечнем достижений страны, сколько россказнями о том, насколько все вокруг уроды и хуже. Особенно это касается Запада и США, — рассуждения о том, «какие ту-упые эти пиндосы», являются важной частью данной мифологемы. Между тем, для меня между утверждениями «мы лучше их» и «они еще хуже нас» — разница велика.
3. В этом контексте даже известные достижения Запада пытаются оболгать и объявить несуществующими. Лучше всего это видно по чрезвычайно распространенному в определенных кругах представлению о том, что американцы не летали на Луну, и мы имеем дело с грандиозной аферой. Хотя если применять такую же логику к советским достижениям в той или иной области, то можно сделать сенсационное утверждение о том, что все, чем гордился Союз, было туфтой и показухой, а Гагарина, «как известно», убили в подстроенной катастрофе за то, что он мог рассказать тайную историю советского освоения космоса.
4. Из априорной наилучшести России вылезает стремление не признавать темные пятна своей истории. Налицо либо попытки их грубо замазать (маятник разоблачений времен перестройки качнулся в обратную сторону), либо списать все только на контекст эпохи в стиле «когда у нас умирали тысячи, у вас умирали десятки тысяч, так что ничего ужасного нет и не было». А еще на Западе в это время линчевали негров, так что они вообще не вправе предъявлять претензии.
5. Якобы тупость и уродство Запада сочетаются с его извечной неприязнью к России. Враждебность Евросоюза и США подразумевается на уровне контекста — по мнению создателей мифа, это настолько очевидно, что нет необходимости его доказывать. Сегодня антиамериканизм в том или ином виде воспринимается как нечто очевидное среди интеллигенции и «офисного планктона», хотя издевающийся над «пиндосами» вполне позволяет себе носить джинсы и обедать гамбургерами.
6. Одновременно с критикой иностранцев за отсутствие кругозора и эрудиции осуждается изучение иностранной культуры и истории. Ведь и без того понятно, что их ценности чужды и дегенеративны, и потому нет нужды копать вглубь. Между изучением той или иной философии и приверженностью ей автоматически ставится знак равенства. Если ученый, к примеру, китаист, и не вещает о желтой опасности — он куплен Пекином.
7. Соответственно, чуждые России ценности абсолютно неприемлемы и противны. Те же, кто пытается их внедрять, являются или осознанными вредителями, ворами и негодяями (если они делают это сознательно), или сумасшедшими извращенцами, если они сами того не понимают. Таким образом, в любом случае все поклонники Запада — безумные предатели, вредители, педофилы и т. д.
8. Не меньшими «предателями и негодяями» оказываются те русские, которые покинули Россию. При этом градус ненависти даже больше, чем в советской пропагандистской традиции: там они подавались как отдельные отщепенцы, сбежавшие за чуждыми ценностями, ныне это воспринимается как аналог государственной измены.
9. Такое же неуважение распространяется и на язык, историю и культуру бывших советских республик, причем в первую очередь в вину ставится их отсоединение от России: в предатели записываются целые народы. Такие ксенофобские настроения накладываются на «готтентотскую мораль»[4]: если в России ограничиваются права чужаков — это хорошо, но когда кто-то пытается ограничивать права русских за рубежом — это плохо.
10. Все проблемы страны в тот или иной период объясняются исключительно внешним давлением и происками врагов. При этом, поскольку просто так всё на врагов не свалишь, в ход идут конспирологические концепции и аргументы. Соответственно, с этим смыкается ставшее в рамках данного мифа общим местом утверждение о том, что реформаторы «первой волны» были агентами влияния Запада, целью которых был развал Союза и России в угоду врагам. Поисками доказательств создатели мифа и тут себя не утруждают, поскольку применяется принцип объективного вменения: раз СССР распался, значит — они были врагами.
11. Все разновидности врагов при этом позиционируются как нелюди, заведомо лишенные нормальных человеческих черт. Эта дегуманизация слегка напоминает то, как в антисемитских изданиях подаются евреи — существа априори, генетически враждебные государству, народу страны, в которой они проживают, и ее национальной традиции. Смысл дегуманизации довольно прост — отведение Иных из образа и подобия нормального человека, после чего любые действия по отношению к ним, даже нарушающие закон, получают оправдание.
12. Соответственно, решение проблем сводится к устранению врагов и их происков. С точки зрения «нового мифа» достаточно расстрелять всех коррупционеров и выслать всех нерусских мигрантов, после чего жизнь в России чудесным образом наладится. На этом позитивная программа нового мифа ограничивается. И это не решения, видные «сверху», но именно привычные для человека снизу представления о том, что как только «все хорошие люди соберутся и убьют всех плохих», проблемы исчезнут — останутся же только хорошие!
13. Отсюда, как сама собой разумеющаяся, возникает идея о том, что борьба за социальную справедливость — это истребление «плохих людей». С этой точки зрения «желтый» миф можно назвать оправданием беспричинной или неадекватной ненависти.
14. Подобная программа очень хорошо ложится не столько на состояние масс, которые ощущают себя проигравшими «холодную войну», сколько на всех тех, кто считает, что нынешний мир несправедлив к ним.
15. Еще одна проблема этой парадигмы в том, что у затянутого в нее человека атрофируется представление о конструктивном решении проблемы. Подобный поиск врагов абсолютно вышибает мысль о том, что мы сами должны заниматься самосовершенствованием.
При этом, не имея нормальной методологии, этот новый миф очень активно подпитывается не только конспирологией, но и откровенной мистикой, причем мистикой самого разного толка.
Добавить комментарий:
