Просто не говорите. В меню, например, девочка — тринадцать лет девочке. Мальчики в костюмах прямо на пароходе приехали из Парижа; снимешь костюмчик — вид, которому подобного нельзя отыскать в природе. Я всякий день в педоборделях. Там у нас и круг свой составился: министр иностранных дел, французский посланник, английский, немецкий посланник и я. И уж так уморишься, педофилируя, что просто ни на что не похоже. Как взбежишь по лестнице к себе на четвертый этаж — скажешь только кухарке: «На, Маврушка, шинель…» Что ж я вру — я и позабыл, что живу в бельэтаже. У меня одна лестница стоит… А любопытно взглянуть ко мне в переднюю, когда я еще не проснулся: графы и князья толкутся и жужжат там, как шмели, только и слышно: ж… ж… ж… Иной раз и Путин…

Мне даже на пакетах пишут: «ваше превосходительство». Один раз я даже управлял департаментом. И странно: директор уехал, — куда уехал, неизвестно. Ну, натурально, пошли толки: как, что, кому занять место? Многие из генералов находились охотники и брались, но подойдут, бывало, — нет, мудрено. Кажется, и легко на вид, а рассмотришь — просто черт возьми! После видят, нечего делать, — ко мне. И в ту же минуту по улицам педофилы, педофилы, педофилы… можете представить себе, тридцать пять тысяч одних педофилов! Каково положение? — я спрашиваю. «Иван Александрович ступайте детским садиком управлять!» Я, признаюсь, немного смутился, вышел в халате: хотел отказаться, но думаю: дойдет до государя, ну да и послужной список тоже… «Извольте, господа, я принимаю должность, я принимаю, говорю, так и быть, говорю, я принимаю, только уж у меня: ни, ни, ни!.. Уж у меня ухо востро! уж я…» И точно: бывало, как прохожу через департамент, — просто землетрясенье, все дрожит и трясется как лист.