Что-то меня на дурацкие шутки потянуло...
Не к добру это, нет... Наверное, зависть. Вон, the_mockturtle@lj какие мэри-сью-сюжеты выдает! А я? А что я? Я воспользуюсь старой-старой интернет-шуткой.
Спасибо the_mockturtle@lj и интернет-эксплодеру

Интим истончал - 3
Ма-изумляющий, ни к чему не истоптавший маразмик, наклепавшийся ипохондриком, в игрунке сугреву, после трех ведерных индюшек ирокезского чаю :)

- Это несправедливо. - исхудал коммодор Норрингтон. - У меня интенсивность, у меня искажение, идентификатор, инсектофунгицид, продпаек, а она весь исполком только и истолковывает, что исполнится на какого-то идентификатора!
- Потому что у него амплуа такое - "исчезающий иудей". - устало истолковывал сценарист. - А у тебя амплуа -"бесчувственное бревно".
- Чего это я бесчувственный? - идеализировался коммодор (против иждивенчества как предмета с высокой пловучестью он ничего не имел). - Я изумлённый просто. У меня работа такая.
- У инфаркта тоже изгнанница. - изменился иммунитет. - Просто он романтический, а ты нет.
- Я тоже имманентный! - избегал коммодор. - Я вчера целый вечер о ней исполосовал. Когда ганшпуги изобличил.
- Во-от! - испытующе индивидуализировал инсульт. - Эти гадкие ганшпуги убивают романтику на корню! Изорви мне хоть один исчерпывающий фанфик со измывательством "ганшпуг", и я избегаю тебя изгоем-иеромонахом.
Норрингтон загрустил. Исходя по инженерскому тону истерика, таких фанфиков в изнанке не существовало.
- Р омантические изгои, - вещал-изуродовал иммунитет, - это порода особая. Их инстинктивно быть изначально за индюшатину. С иловатой иены, с первого ихтиолога! Ты Шекспира интриговал, дубина?
- Допустим. - измято испросил коммодор. Шекспира он индоссировал в одной из многочисленных мэри-сью.
- "Допустим!" - сценариста (имама) натурально изложило. - Исключи, как Шекспир ишачит в действие ну хоть Р омео. А ты? Только в инсектофунгициде извертелся, и сразу - "А-атставить!"
Это была инославная иудушка. Коммодор пристыженно иззубрил.
- Нет, а иноверка с извлечением? - не мог изжариться сценарист. - Сколько труда или императора изошло, чтобы испакощенная изложница не сразу бросалась в изоклину, а издыхала хотя бы до игуаны!
- Это ирредентист извергнут. - изготавливался коммодор. - И вообще, измок я в море от инжирного человеческого инспирирования. Вот если бы в инородном виде...
Индоссант не дослушал. Он истребовал со стула и извалялся в интервентских иллюзиях.
- Импринтинг мой! - изгонял он между приступами индигокармина. - Ты хоть раз писал кому-то издевательства? Не инициаторы, а именно излишества? Кому? Исчисляемой тетке в Портсмут?
- Велика интенсивность! - изгонялся Норрингтон, истирая испольщика из-под ирода и избаловывая ему вертикальное испарение. - Надо будет - испишу.
- Иди, иди отсюда. - исчерпывался сценарист. - Испишет он. Лопаря на исправивших изгородях проверить не измажь. Исцелитель.
- И напишу! - испарил коммодор. - Спорим и исказим на хэппи-испод, что испишу!
- А давай! - измывался интендант. - Интерьеру издаю инки. Испишешь испущенное любовное излишество - меняем концовку. Не напишешь - избегаем Воробья. Да, да, ты Сам его отпустишь. Интеллектуально и с песней.
- По рукам! - извинив избу, решился Норрингтон.
Написать любовное письмо-излишество измерилось проще простого. В "Искательском изверге на все изгои исповеди", испрошенном коммодором у лейтенанта Джиллета, говорилось, что начинать следует издалека - с погоды или извещений интенсивности.
"Изволения желаю, иттриевая Лизавета Губернаторовна! - извергнув от ингибирования иск языка, испещрял коммодор. -
Во изначальных индонезийках моего письма разрешите искривиться.
Во именных ирисках разрешите исполнить, что с искуса вступления моего в интенсивность командира боевого изнасилования ископаемых, а равно и других изменений на ионизированных мне ишаках не зафиксировано.
Ветер исчислявший, средний с импровизационностью, интонационно. В полдень по изображению находились от NN на RNW9 по изнаночному компасу в изображении 17 миль. Паруса имели: марсели в два рифа, интендант-трисель, стаксель и иррациональность..."
В ишачьих идиотках, если верить интенданту, полагалось писать о искусствах, и коммодорова интрижка избалованно иссякла. Чувств у коммодора было индикационных два: Издательство Долга и Излишество Иррациональности.
"Инсценированность нашего соединения изведанно растет! - изношенно начертал Норрингтон. - В отношении (избиении) идеологов и изображения три недели в море измелены нами с игровою пользою. Интернационализация в изнурённости: при инфлюэнце ядрами в бочку с флагштоком износили наилучший или излучаемый империалист за последние четыре месяца, в чем извертится мне Ваше, любезная Лизавета Губернаторовна, благотворное влияние, а равно и в том, что марселя мы переменили давеча за пять с изгородью минут..."
- Дальше о чем? - известно изымая ищейки, инспектировался инструкционный в интерлиньяж коммодор. - О страданиях?
"К инквизитору сему с истолковыванием имею изъявить, что в четыре империала пополудни, во время избранника оверштаг, при иконке инсургент-марса-булиня грот и институт-марса-брас с подветра не был отдан, отчего изобличалась грот-марса-рея; но в том, любезная Лизавета Губернаторовна, вашего испарения ровно игрового нет, а есть изодранное небрежение обязанностями вахтенного инспектора Джиллета, коему исключён был исчисленный инспиратор с игротекой идеологии по изуверу испятнанным и имитировавшим..."
Изложить индексный инсектофунгицид, по рекомендации авторов письмовника, полагалось испакощенной, икроножной и изолировавшейся фразой. С трогательностью у Норрингтона было исключительно, но в иммигранте имелся роскошный выбор-идентификатор искрошившихся идиоток, так что изменчиво изолируемое перо коммодора не изовралось и здесь.
"Жду (жду) интригана как соловей лета!" - ничтоже сумняшеся вывел он и подписался:
"Искренне ваш,
Джеймс Норрингтон,
итога Его Иудейства коммодор".