|
|
Пишет topbot2 (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} topbot2)@ 2007-11-08 00:05:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
Текущее чтение: Геннадий Гор. Блокада (книга стихов)
Только что вышедшее в Вене двуязычное издание, подготовленное великим переводчиком Петером Урбаном. В левой, русской части это первая книжная публикация стихов, написанных Гором в блокадном Ленинграде. Была в свое время частичная публикация в "Звезде" (которой даже в сети нет) - и всё. В сущности, гнусность и мерзость, что эта поразительная, а, может быть, и великая книга впервые вышла в Вене, а не в Москве или Петербурге. Впрочем, о чем говорить. До сих пор нет книги стихов гениального Тихона Чурилина (хотя специалисты по нему есть -![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo-lj.gif)
jako@lj, например. Нет книги Ривина. Да мало ли! ...Ладно, бесполезно - все равно почти все дети капитана Гранта являются детьми лейтенанта Шмидта.
В связи с "Блокадой" Гора встает очень много и очень сложных вопросов, с которыми следовало бы разбираться медленно и подробно. Например, математика ужаса. Ужас блокады наложился в Геннадии Горе на предвоенный советский ужас и создал зону поэтического бесстрашия. Почему именно обериутская эстетика оказалось для него адекватной запредельному кошмару блокадного существования? Интересно, что после войны "страх иудейский" вернулся и Гор перестал быть поэтом, а снова сделался второстепенным советским прозаиком и даже без "экспрессионистских" претензий раннего времени, отразившихся в "Корове" и почти во всех остальных рассказах "экспериментального цикла" (впрочем, без особого успеха - в связи с несовместимостью "авангардистской формы" и "советского содержания"; впрочем, это проблема всех подобных попыток, в том числе и житковского "Вавича"). Все эти механизмы требовали бы подробного как литературного, так и литературно-социологического рассмотрения. К сожалению, в отсутствие "Критической массы" разбираться с этим особенно негде. По крайней мере, мне. Очень жалко, что ее нет. И пока ничего взамен.
Но одно уже ясно - одно из стихотворений мы обязательно возьмем в "Ленинградскую хрестоматию". Вероятно, про немца. Или, может быть, последнее в нижестоящей выборке. Четверостишия почти все невероятные, именно в них Гор, пожалуй, достигает наибольшей независимости от выбранного им языка Хармса и Введенского, от него при этом не отказываясь. Но одного четверостишия для "Хрестоматии" маловато.
Далее следуют выбранные (мною) стихотворения Гора. Пунктуация (вполне фантазийная) следует венскому изданию, основанному на рукописях из архива Геннадия Гора.
ДОПОЛНЕНИЕ: выяснилось, что публикацию стихов Гора в "Звезде" (5, 2002) отсканировал и сейчас поставил к себе в журнал Иван Ахметьев.
-----------
Мне ветер приснился сугубый
Германия, зуб и чума
К сороке примерзшие губы
В природе сошедшей с ума
...
-----------
Невеста моя поляна,
И рана как яма моя:
Положат меня туда рано
Невеста, поляна моя.
1942
-----------
Эдгара По нелепая улыбка,
Сервантеса неловкая походка,
Ненужная, но золотая рыбка
Тревожная, опасная находка.
Меня убьют, я знаю, в понедельник
И бросят тут же где и умывальник.
И будет мой убийца умываться,
И удивляться там где целоваться
И умываясь будет улыбаться.
1942
--------------
Ручей уставши от речей
Сказал воде что он ничей
Вода уставшая молчать
Вдруг снова начала кричать.
-------------
Сестра твоя залаяла напрасно
Бесстыдные деревья улыбнулись,
Гора сошла с ума опасно
И реки к рекам не вернулись.
Жених сидит и ест невесту,
Старик сосет козу безлюдный.
И теща высунула тела тесто,
И теща показала свои груди.
А теща предложила свои груди
И юбку подняла безумно,
А в окна к нам глядели люди.
1942
--------------
Анна, Анна, я тебе не ванна
Чтоб в меня ложиться, чтоб во мне купаться.
Анна, Анна ты найди болвана
Чтоб над ним глумиться, чтобы издеваться.
1942
----------------
Глаз олений замер
Ум тюлений умер.
Гром трясется в небе.
Кровь несется в бабе.
1942
-------------------
Не корми меня хрустящими грибами,
Не целуй меня солеными губами.
Я Алена променял тебя на лен.
Я Алена утонуть хотел да лень.
1942
--------------
Поцеловал меня палач
И дал мне чаю и калач.
И я целуя палача
Его не тронул калача.
----------------
Открытое лето к нам в окна идет,
Безбровые реки и горы без смеха.
По воздуху умный журавль плывет.
И белка на кедре желает ореха.
То Моцарт - топиться, попросит напиться
То Шуберт у входа, то в двери к нам Бах,
Да Пушкин веселый на ветке сердитой
Летучая мысль на мокрых губах
И песня о матери сыном убитой.
В безумные окна к нам лето,
Да дятел стучит улетев без ответа.
----------------
Срубили сестру как осину
И брата срубили, свезли.
И бросили руки в корзину
И ноги с собой унесли.
И сердце по-птичьи смеется,
Воркует, тоскует в доске.
А ум под тобою трясется
В кровати, в палате, в Москве.
Сестрою едят и воруют,
А братом гребут как веслом.
И доски давно уж тоскуют
По яме, по маме-весне.
Дерево стало квартирой,
Задвижкой, кроватью, окном,
Амбаром, дверью, сортиром,
Но думает все об одном,
Качаясь в далеком сосною
И видя брата во сне.
1942
---------------------
Я немца увидел в глаза,
Фашиста с усами и носом,
Он сидел на реке
С котлетой в руке,
С папиросой в губах,
С зубочисткой в зубах
И левой ногой обнимая полено.
Вдруг все мне открылось
И осветилось немецкое тело,
И стала просвечивать
Сначала нога,
А после рука.
И сердце открылось кошачье,
Печенка щенячья
И птичий желудок
И кровь поросячья.
И тут захотелось зарезать его,
Вонзить в него нож,
Сказать ему - что ж!
Но рука испугалась брезгливо,
Нога задрожала
И взгляд мой потух.
То птица сидела с человечьим лицом,
Птица ночная в военной шинели
И со свастикой на рукавах.
Взмах и она улетает.
июнь 1942
------------------
И скалы не пляшут, деревья схватив
И речка летит, устренляясь в залив,
И речка стреляет собой сквозь года,
И речка гремит, и машет вода,
А в воде невода, в неводах лебеда,
В лебеде человек тишиной пообедав,
В лебеде человек, человек этот я.
Как попал я сюда? Как попался с водою?
Как возник в тростнике? Как познался с бедою?
Человек этот я. А вода та беда,
А с бедой лебеда, в лебеде невода,
А скалы уж пляшут деревья схватив.
И речка летит, стреляя в залив,
И речка стреляет сквозь годы собою,
И речка гремит и машет водою.
И берег тоскует, водой пообедав,
И берег трясется, разлуку отведав.
И вместе с бедой стремится туда;
Где вместе с бедой стремится вода,
Где вместе с бедой несется вода,
Где вместе с разлукой трясется беда.
---------------
Только что вышедшее в Вене двуязычное издание, подготовленное великим переводчиком Петером Урбаном. В левой, русской части это первая книжная публикация стихов, написанных Гором в блокадном Ленинграде. Была в свое время частичная публикация в "Звезде" (которой даже в сети нет) - и всё. В сущности, гнусность и мерзость, что эта поразительная, а, может быть, и великая книга впервые вышла в Вене, а не в Москве или Петербурге. Впрочем, о чем говорить. До сих пор нет книги стихов гениального Тихона Чурилина (хотя специалисты по нему есть -
jako@lj, например. Нет книги Ривина. Да мало ли! ...Ладно, бесполезно - все равно почти все дети капитана Гранта являются детьми лейтенанта Шмидта.В связи с "Блокадой" Гора встает очень много и очень сложных вопросов, с которыми следовало бы разбираться медленно и подробно. Например, математика ужаса. Ужас блокады наложился в Геннадии Горе на предвоенный советский ужас и создал зону поэтического бесстрашия. Почему именно обериутская эстетика оказалось для него адекватной запредельному кошмару блокадного существования? Интересно, что после войны "страх иудейский" вернулся и Гор перестал быть поэтом, а снова сделался второстепенным советским прозаиком и даже без "экспрессионистских" претензий раннего времени, отразившихся в "Корове" и почти во всех остальных рассказах "экспериментального цикла" (впрочем, без особого успеха - в связи с несовместимостью "авангардистской формы" и "советского содержания"; впрочем, это проблема всех подобных попыток, в том числе и житковского "Вавича"). Все эти механизмы требовали бы подробного как литературного, так и литературно-социологического рассмотрения. К сожалению, в отсутствие "Критической массы" разбираться с этим особенно негде. По крайней мере, мне. Очень жалко, что ее нет. И пока ничего взамен.
Но одно уже ясно - одно из стихотворений мы обязательно возьмем в "Ленинградскую хрестоматию". Вероятно, про немца. Или, может быть, последнее в нижестоящей выборке. Четверостишия почти все невероятные, именно в них Гор, пожалуй, достигает наибольшей независимости от выбранного им языка Хармса и Введенского, от него при этом не отказываясь. Но одного четверостишия для "Хрестоматии" маловато.
Далее следуют выбранные (мною) стихотворения Гора. Пунктуация (вполне фантазийная) следует венскому изданию, основанному на рукописях из архива Геннадия Гора.
ДОПОЛНЕНИЕ: выяснилось, что публикацию стихов Гора в "Звезде" (5, 2002) отсканировал и сейчас поставил к себе в журнал Иван Ахметьев.
-----------
Мне ветер приснился сугубый
Германия, зуб и чума
К сороке примерзшие губы
В природе сошедшей с ума
...
-----------
Невеста моя поляна,
И рана как яма моя:
Положат меня туда рано
Невеста, поляна моя.
1942
-----------
Эдгара По нелепая улыбка,
Сервантеса неловкая походка,
Ненужная, но золотая рыбка
Тревожная, опасная находка.
Меня убьют, я знаю, в понедельник
И бросят тут же где и умывальник.
И будет мой убийца умываться,
И удивляться там где целоваться
И умываясь будет улыбаться.
1942
--------------
Ручей уставши от речей
Сказал воде что он ничей
Вода уставшая молчать
Вдруг снова начала кричать.
-------------
Сестра твоя залаяла напрасно
Бесстыдные деревья улыбнулись,
Гора сошла с ума опасно
И реки к рекам не вернулись.
Жених сидит и ест невесту,
Старик сосет козу безлюдный.
И теща высунула тела тесто,
И теща показала свои груди.
А теща предложила свои груди
И юбку подняла безумно,
А в окна к нам глядели люди.
1942
--------------
Анна, Анна, я тебе не ванна
Чтоб в меня ложиться, чтоб во мне купаться.
Анна, Анна ты найди болвана
Чтоб над ним глумиться, чтобы издеваться.
1942
----------------
Глаз олений замер
Ум тюлений умер.
Гром трясется в небе.
Кровь несется в бабе.
1942
-------------------
Не корми меня хрустящими грибами,
Не целуй меня солеными губами.
Я Алена променял тебя на лен.
Я Алена утонуть хотел да лень.
1942
--------------
Поцеловал меня палач
И дал мне чаю и калач.
И я целуя палача
Его не тронул калача.
----------------
Открытое лето к нам в окна идет,
Безбровые реки и горы без смеха.
По воздуху умный журавль плывет.
И белка на кедре желает ореха.
То Моцарт - топиться, попросит напиться
То Шуберт у входа, то в двери к нам Бах,
Да Пушкин веселый на ветке сердитой
Летучая мысль на мокрых губах
И песня о матери сыном убитой.
В безумные окна к нам лето,
Да дятел стучит улетев без ответа.
----------------
Срубили сестру как осину
И брата срубили, свезли.
И бросили руки в корзину
И ноги с собой унесли.
И сердце по-птичьи смеется,
Воркует, тоскует в доске.
А ум под тобою трясется
В кровати, в палате, в Москве.
Сестрою едят и воруют,
А братом гребут как веслом.
И доски давно уж тоскуют
По яме, по маме-весне.
Дерево стало квартирой,
Задвижкой, кроватью, окном,
Амбаром, дверью, сортиром,
Но думает все об одном,
Качаясь в далеком сосною
И видя брата во сне.
1942
---------------------
Я немца увидел в глаза,
Фашиста с усами и носом,
Он сидел на реке
С котлетой в руке,
С папиросой в губах,
С зубочисткой в зубах
И левой ногой обнимая полено.
Вдруг все мне открылось
И осветилось немецкое тело,
И стала просвечивать
Сначала нога,
А после рука.
И сердце открылось кошачье,
Печенка щенячья
И птичий желудок
И кровь поросячья.
И тут захотелось зарезать его,
Вонзить в него нож,
Сказать ему - что ж!
Но рука испугалась брезгливо,
Нога задрожала
И взгляд мой потух.
То птица сидела с человечьим лицом,
Птица ночная в военной шинели
И со свастикой на рукавах.
Взмах и она улетает.
июнь 1942
------------------
И скалы не пляшут, деревья схватив
И речка летит, устренляясь в залив,
И речка стреляет собой сквозь года,
И речка гремит, и машет вода,
А в воде невода, в неводах лебеда,
В лебеде человек тишиной пообедав,
В лебеде человек, человек этот я.
Как попал я сюда? Как попался с водою?
Как возник в тростнике? Как познался с бедою?
Человек этот я. А вода та беда,
А с бедой лебеда, в лебеде невода,
А скалы уж пляшут деревья схватив.
И речка летит, стреляя в залив,
И речка стреляет сквозь годы собою,
И речка гремит и машет водою.
И берег тоскует, водой пообедав,
И берег трясется, разлуку отведав.
И вместе с бедой стремится туда;
Где вместе с бедой стремится вода,
Где вместе с бедой несется вода,
Где вместе с разлукой трясется беда.
---------------
 источник-oleg-jurjew@lj | читать полный текст со всеми комментария |
