До 1984 года моя национальность была для меня чем-то вполне абстрактным и не имеющим никакого практического значения. На вопрос о национальности я отвечал «русский», но никак не задумывался над тем, что это такое. В армии я вдруг понял, что национальность – это не абстракция, а вполне конкретный мобилизующий фактор, фактор формирования в сознании маяков: «свой – чужой». Более того, уже в 1985 году я сам себе сказал, что я – расист. Вот именно так – расист. После мая 1985 года моей верой было утверждение «я – русский». За это я готов был драться.

Период от ноября 1986 года – когда я вернулся из армии – по примерно осень 1987 года был, так сказать, реабилитационным периодом. Уйдя в армию из совершенно заидеологизированной черненковской Москвы 1984 года, я пришёл в горбачёвскую Москву, в которой всё менялось на глазах…

Но что-то я вроде всё не о том. Я же вроде начал про вопросы веры. Так вот, к концу 1987 года я себя идентифицировал русским патриотом. Тогда же произошло одно знаменательное событие. В 1988 году Русская Православная Церковь должна была отмечать 1000-летие крещения Руси. И этому событию был посвящён изрядный кусок пропагандистского пространства советских СМИ, включая центральное телевидение. Примерно тогда же о себе заявила «Память». Моя новая система взглядов – русский патриотизм – требовал от меня какого-то видимого символического действа. И я принял решение креститься. Для меня этот акт был полон таинственного символизма. В год 1000-летия крещения Руси я сам добровольно принимал крещение, мистическим образом соединения себя с бесчисленными поколениями моих предков... Так, во всяком случае, мне тогда казалось.

Хочу ещё раз подчеркнуть. Первичным для меня был русский патриотизм. Видимым проявлением которого мне мнилась причастность к Русской Православной Церкви. Сегодня очень многие из тех, кто не помнит те времена, могут меня и не понять. Но в 1988 году Православная Церковь была единственным мощным институтом, декларирующим русскость. Да и самое название – Русская! Да и сама история! Да и ненависть к Церкви коммунистов. То есть я вошёл в РПЦ, как в некое подобие русской политической партии. Самое смешное, что на момент крещения я даже не читал Евангелия. Весь мой багаж религиозного знания был почёрпнут из прочитанной в детстве книги Лео Таксиля «Забавная Библия». Немало весёлых часов провёл я за чтением этой книги. Но в 1988 году я очень долго думал и креститься решил самым серьёзным образом.

А далее я начал натягивать моё метафизическое представление о мире на то, что существовало в рамках христианской традиции. Я много чего читал. Много. И был очень ревностен в вере. Каждое воскресенье ходил в церковь. Соблюдал все четыре главных поста. Раз в год на Пасху исповедовался и причащался. Мои друзья по началу надо мной посмеивались, но потом стали относиться с уважением. А некоторые даже вслед за мной также крестились. Моя сила веры доходила так далеко, что даже в многочисленных студенческих пирушках я отказывался есть мясо во время поста. Но вот вопрос: во что, собственно, я верил? Я отвечу так: я верил в то, что соприкасаюсь с историей моего народа через эту веру. Причастие для меня не было причастием в христианском смысле. Не частью Христианской Церкви становился я каждую Пасху, но частью русской нации. На литургии я особо не слушал молитвы, а представлял себе, как миллионы русских людей из века в век точно также стояли и слушали те же самые слова.

Верил ли я в описание тех событий, которые приводятся в Евангелии? Вот на этот вопрос я затруднюсь ответить. Наверное наиболее точным будет ответ: я не подвергал сомнению то, что там описывалось, уходя от прямого ответа – правда ли это. Я верил в то, что есть некая сверхразумная Сущность – это вера была частью меня с самого детства, а Евангелие утверждало, что эта Сущность – Троица. Ну что же, пусть будет так – Троица, так Троица. Хотя, если бы какой-нибудь священник залез ко мне в мозги, то наверняка нашёл бы там немало ересей гностического толка. Но что меня точно завораживало в христианстве, так это Откровение Иоанна Богослова. К тому же я где-то вычитал, что Апокалипсис был любимой книгой Бориса Савинкова, что для меня было весьма важным. Я как раз прочитал тогда потрясшую меня книгу Савинкова «Конь Бледный» о борьбе савинковцев против большевиков.

Лет шесть-семь всё было отлично. В течении всего этого срока я исправно каждое воскресенье – каждое! – несмотря на дождь, снег, мороз иди жару ходил в церковь на литургию. Чаще всего я ходил в церковь при нашем районном кладбище. Когда-то, при СССР, эта церковь играла роль склада. Когда начинались первые службы, выглядела она соответствующе. Но постепенно она менялась. Была надстроена разрушенная во время войны колокольня, отреставрированы маковки, постепенно происходили улучшения внутри. Я ходил неделю за неделей и видел, как постепенно бывший склад превращается в настоящую церковь. Не скупился я на пожертвования. Но постепенно я стал замечать, что реставрация церкви идёт всё медленнее и медленнее. Я долго ждал, когда отреставрированные и принявшие нормальную форму маковки, наконец позолотят. Но так и не дождался – их покрасили в чёрный цвет.

Зато я стал замечать, как видимым образом растёт благосостояние батюшек. Их лица и животы округлились. В церковном дворе они парковали иномарки. Всё тяжелее становилось мне после службы класть деньги в специальные урны. На ум приходили мысли: «На что я жертвую? На новую ограду или новую иномарку для настоятеля?». Да ещё мой друг, который ходил со мной почти каждое воскресенье всё чаще нашёптывал мне: «Дима, ну посмотри, ведь одни бабки кругом». Я отмахивался, говоря: «Ну почему, вон мужик стоит, и вон, и вон парень, и мы с тобой».

Как-то раз под Пасху в нашу церковь приехал лично Патриарх, чтобы провести службу и принять причастие. Об этом настоятель объявил за неделю и в день приезда Патриарха церковь под завязку была набита бабками. Патриарх приехал на «утюге» – бронированном ЗИЛе, на таких в советские времена ездили члены Политбюро. С ним вместе приехала когорта бородатых священников и группа «служек» – молодых парней, с хорошо уложенными причёсками. От всей этой банды веяло всем чем угодно, но только не Верой. Единственно, кто производил впечатление верующего человека, был сам Патриарх. Я выстоял всю службу. Меня очень сильно покоробило, что она больше походила на спектакль. Нет, я не спорю, в чём-то литургия и есть спектакль, но спектакль, разыгрываемый людьми, глубоко верующими в мистическую силу литургии. Тут же я увидел просто хорошо отрепетированный номер, который без сучка и задоринки исполняла труппа Патриарха.

А потом началось самое интересное. Причастие. Народу было так много, что из Алтаря вынесли три чаши, чтобы разделить толпу. Но все бабки хотели причаститься непременно из рук Патриарха. Поэтому возле той чаши, из которой давал причастие он, была устроена неописуемая давка, чуть ли не драка. Зрелище было омерзительным. Несмотря на то, что я пытался сохранить приличествующую событию благостность, несколько раз я подверг свою душу страшной опасности, так велико было моё желание прибить пяток-другой сумасшедших старух, с выпученными глазами расталкивающих вся и всё.

Ну и в общем, как-то стало моё желание присутствовать на службах убывать. Всё описывать как-то не хочется. Но всё тяжелее мне было заставить себя поверить, что всё, в чём я участвую, каким-то образом связывает меня с моими предками. Много стало поступать разной информации. Например, ещё во времена «Штурма» один журналист делился со мной своими исследованиями на предмет того, чем живут батюшки в регионах. Когда я предложил написать об этом, а я напечатаю, он отказался, мотивировав тем, что его наверняка за это убьют. Очень неприятно на меня подействовала эпопея с Храмом Христа Спасителя. Подумать только, ведь в конце 80-х я участвовал в каких-то драках с милицией в рамках стихийных митингов за то, чтобы он был восстановлен. Не буду я говорить всего – не хочу.

Последней каплей был следующий случай. Несколько лет тому назад накануне Пасхи как всегда после исповеди я ждал причастия. Как всегда церковь кишела старухами. Снова давка за то, чтобы побыстрее подойти к чаше, снова лезущие без очереди, шипящие друг на друга… И вот, когда я уже подходил к чаше, приготовившись принять таинство, вдруг откуда-то вылезла старуха и пролезла прямо передо мной. Это была омерзительная старуха с трясущейся головой, с слюнями, стекающими изо рта и с омерзительным запахом, исходящим от неё. Священник засунул ей в рот ложечку со смоченным в вине кусочком хлеба и, вынув, зачерпнул в чаше новый кусочек, который был предназначен уже мне. И вдруг до меня дошло, что я должен сейчас взять в рот ложку, которую за секунду до этого держала в своём вонючем рту эта омерзительная полусумасшедшая старуха. Мне стало ужасно противно. Я сцепил свои зубы, развернулся и ушёл.

Меня периодически спрашивают, к какой религии я себя причисляю. На это я отвечаю – это моё глубоко личное дело. Я настоял на том, чтобы в рамках НСО всякая религиозная пропаганда была запрещена. Но когда частным порядком кто-то при мне утверждает, что Русская Православная Церковь превратилась в прибежище полусумасшедших тёток и жирных корыстных попов – я не возражаю. Потому что возразить нечего. И отдельные религиозные подвижники, а также незначительное количество вменяемых людей, считающих себя православными, не улучшают общего убого впечатления, а, напротив, только подчёркивают его.

Но я не религиозный реформатор. Я не собираюсь анализировать и критиковать основы религии. Пусть всё идёт, как идёт. Как писал дьякон Кураев – большинство русских людей религиозны два раза в году: на Масленицу и на Пасху. И это так. Религиозность их, правда, не идёт далее блинов и крашеных яиц, но, в конце концов, сотни и сотни лет наши русские предки пекли блины и красили куриные яйца – этого более чем достаточно, чтобы то же самое делал и я. А к каким источникам обращаюсь я в поисках Знания – это никого не касается.

Ну и довесок. После публикации моей работы «Национал-социалистическое государство» одним из камней преткновения для некоторых явилось моё рассуждение о будущем одиноких стариков (http://www.nso-korpus.info/ns-state04.htm). Кликуши, судя по всему из православной общественности, заголосили хором, прочитав вот этот пассаж: «Если есть старки, живущие со своими семья, то огромная часть их проживает в одиночестве. Они должны получать регулярное медицинское обслуживание, закупать продукты, одежду, пользоваться общественным транспортом. И весь драматизм ситуации заключается в том, что по приходу к власти мы не сможем поддерживать уровень их жизни даже на нынешнем – невероятно низком уровне. Единственный выход, который видится – все эти старики должны быть перемещены в специально оборудованные посёлки для компактного проживания».

«Да как так, да Румянцев предлагает всех стариков отправить чуть ли не в концлагеря, да как это может говорить русский человек» и прочее «бла-бла-бла». Кликушествовать очень хорошо. Очень хорошо быть добрым за чужой счёт, произнося абстрактные сердечные слова поддержки русским старикам. Только боюсь, господа православные патриоты либо лукавят, либо в самом деле не понимают о чём речь. Всем кликушам, до сих пор называющим русский народ «народом богоносцем», предлагаю ознакомиться с видеозаписью. И это не единичный случай – таких существ миллионы. Я буду весьма признателен, если кто-нибудь из кликуш найдёт хоть сколько-нибудь разумный способ решения этой проблемы. Может всех этих старух и стариков возьмётся обеспечивать православная церковь? Это было бы весьма благородно. Только пока что-то со стороны РПЦ незаметно желания участвовать в решении этой проблемы.

Итак, наслаждайтесь. Только предупреждаю: зрелище омерзительное.