В тексте человек женского пола – кто еще мог так выразиться? – описывала, как это здорово спасать людей и какое тебя чувство любви охватывает к спасенному, когда всё заканчивается. Иллюстрацией, кроме собственных переживаний автора, был рассказ одного старого заслуженного и уважаемого лично мною перца про спасработы в горах.

А у меня вот как-то все по-другому.

Не скажу, что я такой прожженный спасатель и у меня спасаловок на счету – десятки. У меня на счету их несколько, как у каждого рядового альпиниста, худо-бедно помотавшегося по горам десяток-другой сезонов. И даже две поисковых экспедиции, одной из которых я руководил - но они тут не в счет. Не в кассу. Совсем другая психология и отношение.

А что касается именно спасработ…

Первые спасы я словил на третий или пятый день пребывания в альпинистах. Приехал новичком в «Уллу-тау» (лет так сто назад) и на третий или пятый день началась суматоха; потом в направлении гор выскочило одно отделение разрядников, за ним – другое, третье. И нас инструктор предупредил, чтоб, мол, парни были наготове: ноги в ботинках, каска, штормовка, абалаковские ремни запазухой – связка разбилась, один ногу поломал, второй – жизнь. Спасотряд с раннего утра пашет, вполне возможно и нас позовут на транспортировку.

Ну, мы, понятно дело, приоделись, подсобрались и такие воодушевленные у комнат крутимся, что-то трем меж собой небрежно. А у самих чуть ли не гордость – вот сейчас пойдем и спасем; ты только свистни, товарищ командир отряда… Уж мы покажем, на что способны, и какие вообще мы герои и прочая романтическая херня.

А что с пацанов взять - по 20 лет в среднем было?..

Народ тогда в новички грамотный приезжал – как правило, межсезонку в коллективах все проходили, там поднабирались духа, да книжки почитывали – Шатаева, Аннапурна – первый восьмитысячник и про Хергиани, и полагали (справедливо), что альпинист только такой и должен быть – ГЕРОЙ НАШЕГО ВРЕМЕНИ.

И вот пока мы духарились, вдруг внезапно вся эта хива уже в лагерь приперла. Сначала прискакали с суровыми лицами всякие вспомогателя вроде нас, потом поднесли раненого, а последней пришла группа с черным коконом на носилках.

И вот помню, как менялось настроение.

Вспомогатели – такие ж, как мы  - сурово-героические лица и небрежность во взглядах и позах. Ребята, принесшие раненого, были деловиты и по-рабочему озабочены. А вот последняя группа пришла… ну, как вам сказать – с какой-то черной печатью на лицах, с равнодушно-мертвыми глазами… их клиенту уже ничего не надо было и им тоже было - все равно.

Это на мою романтическую натуру большое впечатление произвело.  И еще большее впечатление произвел этот черный кокон на носилках. Их поначалу поставили в тенек неподалеку от медпункта, потом куда-то унесли. И вот я стоял и глаз не мог отвести - как заколдованный. И еще все пытался представить, каким был этот человек. И впечатляло то, что еще вчера мы с ним вполне возможно сталкивались, умываясь утром на речке, или в столовой за добавкой стояли, или спешили на построение, когда весь лагерь собирали поприветствовать вернувшуюся с восхождения группу…

А был человек – и нету.

Я впервые в жизни видел реальность этого перехода.

До этого я так со смертью не сталкивался (вообще время другое было – никаких тебе круглосуточных трупов по телевизорам, и народ смерти боялся), и про то, как люди погибают, только читал в книжках про войну и шпионов или милицию. Еще в кино сто раз видел. А тут наяву: вчера жил – сегодня кокон...

С тех пор на любых спасах – хоть живого таскали, хоть неживого – у меня только одно впечатление: скорей бы закончилось. Какая тут любовь, к черту?.. Ожидание. Тревога. Напряжение физическое. Напряжение психологическое. Не отпускающее напряжение. Одно слово – геморрой. Тяжелая работа, которую надо поскорей и с минимум трудозатрат сделать. И не дай Бог, еще по пути кого ухайдакает. И никаких эмоций особенных. В этом плане – если клиент еще глазами моргает - очень хороша деловитость и немного юмора, пусть даже дешевого: мол, все в порядке, старичок, сейчас вот ледничок перевалим – ты тут потерпи на ухабах – а там полегче под горку пойдет, а там пацаны подтянутся, мы тебя в миг до медпункта докинем, а там врачиха вооот с такими приборами – ну, ты знаешь, сам к ней в столовке клеился…

И после того случая в «Уллу-тау» никогда я никакого воодушевления не испытывал. Это всегда было, как к стоматолагу сложный запущенный зуб идти удалять. И не хочется, и деться некуда – надо. Надо помучиться - от того, как в приемную вошел, и до того, как из кресла выполз. И еще помучаться пока заживает... И вспоминать эту боль время от времени…

Вся моя альпинистская биография прошла на сборах в своих коллективах. И если приходилось кого таскать, так в основном своих, очень знакомых ребят. И такого, чтоб наши люди куда по дури или безграмотности залезли – почти не было. Не было причин им безответственность вменять и по тому называть всякими разными словами. И если НС – значит с доставкой тела в альплагерь всё не заканчивается. Еще будут похороны, поминки и родственники. Вот там можешь и на эмоции съехать…

И в книжку я еще по молодости первые спасработы вписал. Вернее, вписали. А больше никогда не давал вписывать…

PS И оттого с равнодушием отношусь к напускному цинизму профессионалов. Да, бывает, сидят за столом МЧСовские парни и после второго-третьег стакана такого, наслушаешься. И раненых чуть ли не пинками вниз гонят, и чуть что - по щщам хрясь ему, чтоб не ныл...

Маски циников - это у них реакция такая, защитная… Я вообще не понимаю, как можно спасателем работать годами. Надо пару сезонов и - менять их местами с работниками садово-паркового хозяйства. 

PPS Всё это - имхо, товарищи. Кому-то и - любовь...