|
|
Пишет toto6kin (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} toto6kin)@ 2007-02-23 23:34:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
"Немец".
Приходила в гости бывшая учительница из нашей школы М., она давно на пенсии. В 1941 ей было 8 лет. Каким-то боком разговор вывернул на войну, и она рассказала историю, о которой думаю весь вечер, и чем дальше – тем больше. В начале июня 1941 мама нашей гостьи вместе с двумя дочерьми, одной из них и была наша учительница, выехала под Волоколамск к родственникам. На лето. Дальше понятное дело, что. Зимой 41-го их деревню заняли немцы, и поскольку дом у родственников был справный и просторный, к ним на постой определился немецкий офицер, который, войдя в избу, заговорил на чистейшем русском языке.
Он сразу определил, что у мамы М. петербургский выговор.
Та подтвердила, что она родилась, выросла и всю жизнь прожила в Ленинграде (!), а сюда приехала к родне, но вот – началась война, и они остались зимовать. Застряли. В Ленинграде (!) у нее еще сестра с мужем. Что с ними – она не знает.
Немец сказал, что у него под Петербургом, в Царском Селе, дом и имение, и он только по матери немец, а по отцу – русский. Его родители уехали из России после революции. Сказал, что Петербург окружен, но по льду Ладоги продовольствие в город все же поступает, и возможно, ее родственники живы, хотя в Петербурге голод, и там съели всех собак и кошек.
Сколько я ни допытывалась, что за фамилия была у «немца», М. не вспомнила. Сказала, он называл, но ей ни к чему было запоминать, а у мамы не спросишь: она давно умерла.
Дальше он говорил, что вот сейчас они возьмут Москву – демонстрировал пригласительный билет с золотыми буквами, а потом освободят Петербург. Мама М. спорила: да разве возьмете? Ни за что не возьмете. Родственники на нее шикали – и за споры, и за «Ленинград».
Стоял он у них долго, до начала немецкого отступления.
Когда немцы отступали, то всю деревню сожгли – а ней было больше 300 дворов.
М. говорила, что этот момент запомнила на всю жизнь, потому что было страшно и очень холодно: немцы ходили по деревне с факелами. Ими и поджигали дома.
Я спросила: «А где же жили потом?»
В землянках и погребах. Это до весны, когда пришла весна, начали кое-как отстраивать пепелища.
Вот так-то: имение в Царском. За этим и шел «освобождать».
Блин, из ума не идет.
А сегодня нас примиряют с этой эмиграцией…
И у меня такое ощущение, что они вот-вот вернутся и потребуют свои дома и имения.
Приходила в гости бывшая учительница из нашей школы М., она давно на пенсии. В 1941 ей было 8 лет. Каким-то боком разговор вывернул на войну, и она рассказала историю, о которой думаю весь вечер, и чем дальше – тем больше. В начале июня 1941 мама нашей гостьи вместе с двумя дочерьми, одной из них и была наша учительница, выехала под Волоколамск к родственникам. На лето. Дальше понятное дело, что. Зимой 41-го их деревню заняли немцы, и поскольку дом у родственников был справный и просторный, к ним на постой определился немецкий офицер, который, войдя в избу, заговорил на чистейшем русском языке.
Он сразу определил, что у мамы М. петербургский выговор.
Та подтвердила, что она родилась, выросла и всю жизнь прожила в Ленинграде (!), а сюда приехала к родне, но вот – началась война, и они остались зимовать. Застряли. В Ленинграде (!) у нее еще сестра с мужем. Что с ними – она не знает.
Немец сказал, что у него под Петербургом, в Царском Селе, дом и имение, и он только по матери немец, а по отцу – русский. Его родители уехали из России после революции. Сказал, что Петербург окружен, но по льду Ладоги продовольствие в город все же поступает, и возможно, ее родственники живы, хотя в Петербурге голод, и там съели всех собак и кошек.
Сколько я ни допытывалась, что за фамилия была у «немца», М. не вспомнила. Сказала, он называл, но ей ни к чему было запоминать, а у мамы не спросишь: она давно умерла.
Дальше он говорил, что вот сейчас они возьмут Москву – демонстрировал пригласительный билет с золотыми буквами, а потом освободят Петербург. Мама М. спорила: да разве возьмете? Ни за что не возьмете. Родственники на нее шикали – и за споры, и за «Ленинград».
Стоял он у них долго, до начала немецкого отступления.
Когда немцы отступали, то всю деревню сожгли – а ней было больше 300 дворов.
М. говорила, что этот момент запомнила на всю жизнь, потому что было страшно и очень холодно: немцы ходили по деревне с факелами. Ими и поджигали дома.
Я спросила: «А где же жили потом?»
В землянках и погребах. Это до весны, когда пришла весна, начали кое-как отстраивать пепелища.
Вот так-то: имение в Царском. За этим и шел «освобождать».
Блин, из ума не идет.
А сегодня нас примиряют с этой эмиграцией…
И у меня такое ощущение, что они вот-вот вернутся и потребуют свои дома и имения.
