|
|
Пишет toto6kin (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} toto6kin)@ 2008-12-02 23:46:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
Вдруг кому-то будет интересно.
Утром прочитала полушутливый пост о С.И. Дымшиц-Толстой. Вот интересная ссылка. О С.И. Дымшиц пишет Елена Толстая «Я пою и я – ничья». Там о джазе, обнаженке и прочих игрищах!:) (не в осуждение, а констатации ради:). А вот еще одна, здесь фото Дымшиц-Толстой (№2). Я искала портрет Н.Н.Сапунова кисти её третьего мужа – художника Милиоти, да зачиталась. Цитаты и портрет прилагаю.
Н.Н.Сапунов. Портрет художника Н.Д. Милиоти. 1908.
Следуя совету учителя Софьи Л. Бакста, молодая пара в начале 1908 г. едет в Париж (Толстая 2008 и 2004а), где они знакомятся с кружком "русских парижан", в первую очередь с Гумилевым. Из воспоминаний С. И. мы знаем, что парижские карнавалы (первый, mi-careme, празднуемый в разгар великого поста и соответствующий масленице, и второй, бал художников "Четыре искусства", или "Катзар" (Quatres arts), выпадающий на конец апреля - начало мая) произвели на нее неизгладимое впечатление: в особенности поразило обилие обнаженного тела и при этом здоровое и радостное к нему отношение
Герою праздник этот кажется страшной языческой оргией, вызывающей в человеке все низменное. Он потрясен и сбит с толку обилием обнаженного тела; героиня же, в отличие от "зажатого" героя, в стихии наготы чувствует себя естественно
По нашему впечатлению, Софья восприняла парижскую раскованность с энтузиазмом. В своих мемуарах - в той версии, которая хранится в Русском музее - она специально подчеркивает невинность рискованных парижских забав. Аттракционы, о которых идет у нее речь, можно восстановить по другим свидетельствам -они сопровождались раздеванием донага:
Из впечатлений о художественной жизни веселящегося Парижа мне живо запомнился костюмированный бал, так называемый "Катзар", в переводе "Четыре искусства" (фр. quatres arts -Е.Т.), т.е. бал четырех искусств. Он был ежегодным традиционным праздником и устраивался поздней весной. На него съезжались художники и меценаты не только Франции, но и других стран. Наша школа была также приглашена на этот бал. Я была в костюме египтянки и присутствовавшее при входе жюри меня пропустило без возражений. Пришла я с группой наших русских художников (Алексей Николаевич временно уехал в Петербург), хотя была приглашена одним архитектором-французом из нашего пансионата, где я жила. Хотя бал проходил в самом большом зале Парижа, но там, и то с трудом, поместились только лица, получившие письменные приглашения , не говоря о простых смертных, желавших попасть на праздник. Джаз в то время не был известен, но оркестр манерой исполнения напоминал то, что мы сейчас называем этим словом "джаз".
Бал открылся шествием, представляющим эпизоды из греческого эпоса. Во главе шествия, в качестве исполнителей шли красивейшие женщины и мужчины Парижа, артисты, художники и их модели. Шествие прерывалось разнообразными аттракционами, но все зрелище было подчинено одной установке - выявлению красоты как цели высокого искусства.
Настало время ужина. Вино лилось рекой. Воды не было нигде. Ее в буфетах и киосках заменяло шампанское. Хотя пригласивший меня француз-архитектор был одним из главных устроителей бала, но я его так и не видела в продолжении всего вечера и ночи, а ужинать мне пришлось в компании нашей русской колонии. Удивительное дело! Хотя на балу не было ни одного трезвого человека, но за все время не случилось ни одного безобразного или оскорбляющего слух или зрение факта. Все было подчинено какой-то особой высокой эстетической дисциплине. (Зачеркнуто: Поэтому вся обстановка "Катзара" оставила во мне твердое мнение о воспитательно-организующей роли искусства.)<...> (Дымшиц-Толстая 1962 С.22-23).
9 марта 1909 Софья участвовала в знаменитом самодеятельном спектакле писателей "Ночные пляски", где танцовала босиком и в крайне легком наряде.
Весной 1912 г., перед отъездом на юг, они решают уехать из Петербурга в Москву (правда, переезжают только в конце октября, после долгого лета на Кавказе и в Крыму и осеннего визита в Москву для подыскания квартиры).
В Москве, куда зимой-весной 1912 г. часто наведываются, а осенью переселяются Толстые, они сближаются с художниками "Бубнового валета": Сарьяном, Милиоти, Якуловым, Павлом Кузнецовым, Лентуловым (а в 1913 и с Маяковским - в качестве начинающего художника) и знакомятся с московскими меценатами. В том же году Софья начинает выставлять на выставках обеих столиц свои натюрморты, а Толстой становится энтузиастом нового направления. Тогда же он приобретает ее портрет работы Лентулова. В своих воспоминаниях Софья перечисляет и другие свои портреты работы ее коллег - бубновалетцев: Сарьян написал с нее "Даму с маской", Якулов - психологический портрет в нескольких видах, Лентулов изобразил на берегу моря, а Милиоти - с попугайчиком на пальце (Дымшиц-Толстая 1950 C. 34).
Погруженность своей жены в игру, ее детскость Толстой, видимо, любил и сам культивировал. Еще в 1908 молодые супруги, разыгрывая сказку Ремизова "Зайка", вообразили себя ремизовскими персонажами Артамошкой и Епифашкой, что и запечатлено в дружеской переписке с Волошиным, в которой участвовала и Софья (Толстой 1989 Т.1. С.142). Она, видимо, помогала создать атмосферу сказки - не зря Толстой подчеркнул ее роль, упомянув в посвящении к книге "За синими реками" о ее "соавторстве".
В архиве Толстого сохранился недатированный, но основанный на парижских впечатлениях набросок рассказа "Она" (Толстой 1908в С.12,15-16)., где изображена девушка с "детской" психикой редкой чистоты и очарования. Герой этого фрагмента, бедный русский художник в Париже, подпав под роковую власть некой сатанинской натурщицы, пишет ужасную картину "Страсть", снискавшую тем не менее,- или именно поэтому,- бешеный успех:
В начале 1911 г. разгорается т.н. "обезьянье дело", из-за которого Толстой ссорится с петербургскими литературными кругами. Софья с Толстым затевают новогодний маскарад, приглашают гостей и рядятся -гости изображают зверинец, а Софья укротителя. В течение маскарада оказываются непоправимо испорченными обезьяньи шкуры, одолженные у Сологубов. Кто-то отрезает у них хвосты. Переписка с Сологубами по этому поводу скоро перерастает в обмен взаимными оскорблениями (Толстая 2003 С.93-96). Сологуб обижается насмерть, и следует серия литературных судов над легкомысленным Толстым.
Однако, их с Софьей гонения только сближают, и они решают завести ребенка. Третий "русалочий" рассказ Толстого, также написанный в 1911 г., выполнен в гораздо более мрачном колорите. Героиня, черноморская девка-рыбачка Маринка, подобие горьковской Мальвы, не привечает героя, первого парня в округе, но тот берет ее силой, и они живут вместе. Почувствовав беременность, она мрачнеет еще больше и все время проводит у моря, куда в конце концов и погружается - уходит к своей сестрице-русалке. Маринка не простила герою то, что он поймал ее в самую крепкую ловушку - привязал ее к себе общим ребенком. Тема беременности и связанной с ней депрессии очевидно совпадает по времени с беременностью Софьи.
Несомненно, Толстой ревновал жену и к ее красоте, в юности изумительной, и к ее профессиональной деятельности, и к ее неизменному стремлению к независимости, ярче всего прочерченному в Мавке : "Я пою и я ничья".
Все это время Софья продолжает учебу в художественной школе Званцевой - у Л. Бакста и А. Бенуа. Весну - весну и лето 1911 г. семья проводит в Париже. В начале их пребывания Софья - в платье из валансьенских кружев - крестится в русской церкви на рю Дарю. В августе рождается их дочь Марианна: Толстой крестит ее в той же русской церкви (крестными были супруги Ященко) и при этом записывает ее только на себя, без упоминания матери!
Мы мало что знаем о московском житье Толстых в 1912-1914 гг. Неизменные провалы попыток сближения Толстого с Художественным театром. Попытка сотрудничества в импровизационной студии Станиславского, из которой ничего не выходит. Удача зато с Малым театром, где Сумбатов-Южин начинает ставить пьесу Толстого "Насильники" (1913). Тесное общение с коктебельскими "обормотами", Цветаевыми - Эфронами и житье в одном доме с ними, запечатленное в незаконченной повести "Дом без мебели", какие-то трагедии с соблазненной горничной и мятущимся по ее поводу героем-писателем, ставшие предметом также незаконченной "московской" повести "Большие неприятности". Дом Щербатова на Зубовском бульваре, общение с художниками, всем запомнившиеся маскарады: наконец, футуристические интересы Толстого, устроенный у них дома прием в честь Маринетти.
В начале 1914 г. - то есть незадолго до начала семейного кризиса - с Толстыми познакомилась переехавшая в Москву знаменитая эмигрантская писательница и журналистка, хозяйка русского салона в Париже Р. Хин-Гольдовская. 32-х летний Толстой показался ей моложе, а 25-летняя Соня - сильно старше своих лет. То ли красота ее оказалась эфемерной, то ли жизнь перестала ее баловать, ср. : "У нее печальный взгляд, и когда она молчит, то вокруг рта вырезывается горькая, старческая складка. Ей можно дать лет 35-37. Ему лет 28-30" (Хин - Гольдовская С.523-524).
В конце 1917 года Софья Исааковна, принявшая за шесть лет до того православие, возвращается в лоно иудаизма (что было тогда нередким явлением) - об этом сохранилась соответствующая запись в Петроградской синагоге. Той же осенью она в составе бригады художников, под руководством Татлина, расписывает кафе "Питтореск" (по эскизам Г. Б. Якулова).
Дальнейшие несколько лет ее жизни тесно связаны с Татлиным. Ср.:
"Февральская революция застает Татлина в Петрограде; он участвует в организации "левого блока" деятелей искусства, которым делегируется 12 апреля в Москву, где участвует в создании профсоюза художников-живописцев (Профхуджив), становится председателем его "Левой федерации" ("Молодой"). Сближение с С.И. Дымшиц. Оформляет кафе "Питтореск" вместе с группой художников (Родченко, Дымшиц-Толстая, Удальцова и др.), возглавлявшейся Г. Якуловым <…> 1918. Воспринимается неформальным главой всех футуристов в пластических искусствах. <…> При формировании Московской художественной коллегии Отдела ИЗО Наркомпроса становится ее председателем (апрель 1918 - май 1919).
Год посвящен организационной работе <…> связанной с художественной жизнью, монументальной пропаганде (подготовка концептуальных документов, утвержденных и опубликованных правительством, организация практических работ), реформе художественного образования, музейному делу (в частности, доклад о специальных музеях художественной культуры - с Дымшиц-Толстой)" (Стригалев, Хартен С.388).
и.т.д.
Кому интересно, читайте по ссылке.
Там много разных материалов.
Утром прочитала полушутливый пост о С.И. Дымшиц-Толстой. Вот интересная ссылка. О С.И. Дымшиц пишет Елена Толстая «Я пою и я – ничья». Там о джазе, обнаженке и прочих игрищах!:) (не в осуждение, а констатации ради:). А вот еще одна, здесь фото Дымшиц-Толстой (№2). Я искала портрет Н.Н.Сапунова кисти её третьего мужа – художника Милиоти, да зачиталась. Цитаты и портрет прилагаю.
Н.Н.Сапунов. Портрет художника Н.Д. Милиоти. 1908.
Следуя совету учителя Софьи Л. Бакста, молодая пара в начале 1908 г. едет в Париж (Толстая 2008 и 2004а), где они знакомятся с кружком "русских парижан", в первую очередь с Гумилевым. Из воспоминаний С. И. мы знаем, что парижские карнавалы (первый, mi-careme, празднуемый в разгар великого поста и соответствующий масленице, и второй, бал художников "Четыре искусства", или "Катзар" (Quatres arts), выпадающий на конец апреля - начало мая) произвели на нее неизгладимое впечатление: в особенности поразило обилие обнаженного тела и при этом здоровое и радостное к нему отношение
Герою праздник этот кажется страшной языческой оргией, вызывающей в человеке все низменное. Он потрясен и сбит с толку обилием обнаженного тела; героиня же, в отличие от "зажатого" героя, в стихии наготы чувствует себя естественно
По нашему впечатлению, Софья восприняла парижскую раскованность с энтузиазмом. В своих мемуарах - в той версии, которая хранится в Русском музее - она специально подчеркивает невинность рискованных парижских забав. Аттракционы, о которых идет у нее речь, можно восстановить по другим свидетельствам -они сопровождались раздеванием донага:
Из впечатлений о художественной жизни веселящегося Парижа мне живо запомнился костюмированный бал, так называемый "Катзар", в переводе "Четыре искусства" (фр. quatres arts -Е.Т.), т.е. бал четырех искусств. Он был ежегодным традиционным праздником и устраивался поздней весной. На него съезжались художники и меценаты не только Франции, но и других стран. Наша школа была также приглашена на этот бал. Я была в костюме египтянки и присутствовавшее при входе жюри меня пропустило без возражений. Пришла я с группой наших русских художников (Алексей Николаевич временно уехал в Петербург), хотя была приглашена одним архитектором-французом из нашего пансионата, где я жила. Хотя бал проходил в самом большом зале Парижа, но там, и то с трудом, поместились только лица, получившие письменные приглашения , не говоря о простых смертных, желавших попасть на праздник. Джаз в то время не был известен, но оркестр манерой исполнения напоминал то, что мы сейчас называем этим словом "джаз".
Бал открылся шествием, представляющим эпизоды из греческого эпоса. Во главе шествия, в качестве исполнителей шли красивейшие женщины и мужчины Парижа, артисты, художники и их модели. Шествие прерывалось разнообразными аттракционами, но все зрелище было подчинено одной установке - выявлению красоты как цели высокого искусства.
Настало время ужина. Вино лилось рекой. Воды не было нигде. Ее в буфетах и киосках заменяло шампанское. Хотя пригласивший меня француз-архитектор был одним из главных устроителей бала, но я его так и не видела в продолжении всего вечера и ночи, а ужинать мне пришлось в компании нашей русской колонии. Удивительное дело! Хотя на балу не было ни одного трезвого человека, но за все время не случилось ни одного безобразного или оскорбляющего слух или зрение факта. Все было подчинено какой-то особой высокой эстетической дисциплине. (Зачеркнуто: Поэтому вся обстановка "Катзара" оставила во мне твердое мнение о воспитательно-организующей роли искусства.)<...> (Дымшиц-Толстая 1962 С.22-23).
9 марта 1909 Софья участвовала в знаменитом самодеятельном спектакле писателей "Ночные пляски", где танцовала босиком и в крайне легком наряде.
Весной 1912 г., перед отъездом на юг, они решают уехать из Петербурга в Москву (правда, переезжают только в конце октября, после долгого лета на Кавказе и в Крыму и осеннего визита в Москву для подыскания квартиры).
В Москве, куда зимой-весной 1912 г. часто наведываются, а осенью переселяются Толстые, они сближаются с художниками "Бубнового валета": Сарьяном, Милиоти, Якуловым, Павлом Кузнецовым, Лентуловым (а в 1913 и с Маяковским - в качестве начинающего художника) и знакомятся с московскими меценатами. В том же году Софья начинает выставлять на выставках обеих столиц свои натюрморты, а Толстой становится энтузиастом нового направления. Тогда же он приобретает ее портрет работы Лентулова. В своих воспоминаниях Софья перечисляет и другие свои портреты работы ее коллег - бубновалетцев: Сарьян написал с нее "Даму с маской", Якулов - психологический портрет в нескольких видах, Лентулов изобразил на берегу моря, а Милиоти - с попугайчиком на пальце (Дымшиц-Толстая 1950 C. 34).
Погруженность своей жены в игру, ее детскость Толстой, видимо, любил и сам культивировал. Еще в 1908 молодые супруги, разыгрывая сказку Ремизова "Зайка", вообразили себя ремизовскими персонажами Артамошкой и Епифашкой, что и запечатлено в дружеской переписке с Волошиным, в которой участвовала и Софья (Толстой 1989 Т.1. С.142). Она, видимо, помогала создать атмосферу сказки - не зря Толстой подчеркнул ее роль, упомянув в посвящении к книге "За синими реками" о ее "соавторстве".
В архиве Толстого сохранился недатированный, но основанный на парижских впечатлениях набросок рассказа "Она" (Толстой 1908в С.12,15-16)., где изображена девушка с "детской" психикой редкой чистоты и очарования. Герой этого фрагмента, бедный русский художник в Париже, подпав под роковую власть некой сатанинской натурщицы, пишет ужасную картину "Страсть", снискавшую тем не менее,- или именно поэтому,- бешеный успех:
В начале 1911 г. разгорается т.н. "обезьянье дело", из-за которого Толстой ссорится с петербургскими литературными кругами. Софья с Толстым затевают новогодний маскарад, приглашают гостей и рядятся -гости изображают зверинец, а Софья укротителя. В течение маскарада оказываются непоправимо испорченными обезьяньи шкуры, одолженные у Сологубов. Кто-то отрезает у них хвосты. Переписка с Сологубами по этому поводу скоро перерастает в обмен взаимными оскорблениями (Толстая 2003 С.93-96). Сологуб обижается насмерть, и следует серия литературных судов над легкомысленным Толстым.
Однако, их с Софьей гонения только сближают, и они решают завести ребенка. Третий "русалочий" рассказ Толстого, также написанный в 1911 г., выполнен в гораздо более мрачном колорите. Героиня, черноморская девка-рыбачка Маринка, подобие горьковской Мальвы, не привечает героя, первого парня в округе, но тот берет ее силой, и они живут вместе. Почувствовав беременность, она мрачнеет еще больше и все время проводит у моря, куда в конце концов и погружается - уходит к своей сестрице-русалке. Маринка не простила герою то, что он поймал ее в самую крепкую ловушку - привязал ее к себе общим ребенком. Тема беременности и связанной с ней депрессии очевидно совпадает по времени с беременностью Софьи.
Несомненно, Толстой ревновал жену и к ее красоте, в юности изумительной, и к ее профессиональной деятельности, и к ее неизменному стремлению к независимости, ярче всего прочерченному в Мавке : "Я пою и я ничья".
Все это время Софья продолжает учебу в художественной школе Званцевой - у Л. Бакста и А. Бенуа. Весну - весну и лето 1911 г. семья проводит в Париже. В начале их пребывания Софья - в платье из валансьенских кружев - крестится в русской церкви на рю Дарю. В августе рождается их дочь Марианна: Толстой крестит ее в той же русской церкви (крестными были супруги Ященко) и при этом записывает ее только на себя, без упоминания матери!
Мы мало что знаем о московском житье Толстых в 1912-1914 гг. Неизменные провалы попыток сближения Толстого с Художественным театром. Попытка сотрудничества в импровизационной студии Станиславского, из которой ничего не выходит. Удача зато с Малым театром, где Сумбатов-Южин начинает ставить пьесу Толстого "Насильники" (1913). Тесное общение с коктебельскими "обормотами", Цветаевыми - Эфронами и житье в одном доме с ними, запечатленное в незаконченной повести "Дом без мебели", какие-то трагедии с соблазненной горничной и мятущимся по ее поводу героем-писателем, ставшие предметом также незаконченной "московской" повести "Большие неприятности". Дом Щербатова на Зубовском бульваре, общение с художниками, всем запомнившиеся маскарады: наконец, футуристические интересы Толстого, устроенный у них дома прием в честь Маринетти.
В начале 1914 г. - то есть незадолго до начала семейного кризиса - с Толстыми познакомилась переехавшая в Москву знаменитая эмигрантская писательница и журналистка, хозяйка русского салона в Париже Р. Хин-Гольдовская. 32-х летний Толстой показался ей моложе, а 25-летняя Соня - сильно старше своих лет. То ли красота ее оказалась эфемерной, то ли жизнь перестала ее баловать, ср. : "У нее печальный взгляд, и когда она молчит, то вокруг рта вырезывается горькая, старческая складка. Ей можно дать лет 35-37. Ему лет 28-30" (Хин - Гольдовская С.523-524).
В конце 1917 года Софья Исааковна, принявшая за шесть лет до того православие, возвращается в лоно иудаизма (что было тогда нередким явлением) - об этом сохранилась соответствующая запись в Петроградской синагоге. Той же осенью она в составе бригады художников, под руководством Татлина, расписывает кафе "Питтореск" (по эскизам Г. Б. Якулова).
Дальнейшие несколько лет ее жизни тесно связаны с Татлиным. Ср.:
"Февральская революция застает Татлина в Петрограде; он участвует в организации "левого блока" деятелей искусства, которым делегируется 12 апреля в Москву, где участвует в создании профсоюза художников-живописцев (Профхуджив), становится председателем его "Левой федерации" ("Молодой"). Сближение с С.И. Дымшиц. Оформляет кафе "Питтореск" вместе с группой художников (Родченко, Дымшиц-Толстая, Удальцова и др.), возглавлявшейся Г. Якуловым <…> 1918. Воспринимается неформальным главой всех футуристов в пластических искусствах. <…> При формировании Московской художественной коллегии Отдела ИЗО Наркомпроса становится ее председателем (апрель 1918 - май 1919).
Год посвящен организационной работе <…> связанной с художественной жизнью, монументальной пропаганде (подготовка концептуальных документов, утвержденных и опубликованных правительством, организация практических работ), реформе художественного образования, музейному делу (в частности, доклад о специальных музеях художественной культуры - с Дымшиц-Толстой)" (Стригалев, Хартен С.388).
и.т.д.
Кому интересно, читайте по ссылке.
Там много разных материалов.
