Корявая элегия.
----------------

Вечерело. Баба Нина
шла домой из магазина.
И подумалося ей:
"Уже солнце светит низко,
а идти ещё не близко,
надо бы шагать быстрей."
И пошла заре навстречу,
где, горя во весь накал,
постепенно в этот вечер
глаз заката догорал.
И так думала, шагая:
"Жизнь, ты приснилась мне?
Вот зачем иду одна я
в этой дикой стороне?
Может, бросить эти сумки,
смысла их переть ничуть,
яду, яду мне из рюмки,
да забыться и заснуть..."
А тем временем светило,
завершив небесный ход,
молча в землю уходило
под могильный серый свод.
И за ним враз как в овраг
всё скатилось в полный мрак.
Вскорости над бабой Ниной
сделалась такая мгла,
что она бы не смогла
даже женщину с мужчиной
не на ощупь распознать.
Ей подумалось опять,
что пора поторопиться,
только надо, чтоб в мозгу
чёрных мыслей вереница
оборвалась. "Не смогу
я идти нормально дальше,
этих дум не прекратив."
И от мерзости и фальши
повернула в позитив:
"Мне сначала жизнь мало
что дала, но вышел срок
всё же я у ней урвала,
отхватила свой кусок.
И теперь живу не хуже,
чем кругом живёт народ,
завтрак и обед, и ужин
чин-по-чину всё идёт."
И воспряло духом тело -
вдаль по мрачной стороне
баба Нина полетела
как на розовом коне.
Пронеслась стрелою мимо
и сокрылась на века
где-то неисповедимо
в зарослях борщевика...

Как то наша компания из 4-х человек решила с рюкзаками отправиться на Байкал, посмотреть пещеры Черского. С Андреем мы оба закончили один факультет, и были друзьями, а двое остальных Наташа с Игорем были друзьями Андрея. У Игоря была гитара, и он в дороге развлекал нас бардовскими песнями. Добравшись до Листвянки, нам надо было попасть в Большие Коты, откуда начиналась так называемая "собачья тропа", которая шла до пади Кадильной, от которой мы планировали начать подъем в горы в поисках пещер.

Тропа эта тянется десятки километров вдоль берега озера. Надо отметить, что по этой тропе в течение дня проходит до 200 человек всяких туристов, большими группами, по шесть, по два человека и по одиночке. Все с рюкзаками, котелками, альпинистским снаряжением и прочим обмундированием. Дни стояли солнечные, июль был жаркий, а от воды шла прохлада. Шагали бодро и весело, Предвкушая провести первую ночь в пади Большая Сенная. Синева неба сливалась с огромной площадью озера, раскинувшееся от нас справа. Противоположный Бурятский берег едва просматривался на юге в дымке. Мы шли на восток, а слева были скалы или пологие склоны, ниспадающие в озеро. Открывались распадки с текущими сверху ручьями. Иногда после скал местность открывалась широким лугом, поросшим тмином. Зачастую приходилось осторожно продвигаться, когда тропа сильно прижималась к скалистой стене, а по другую сторону колыхалось озеро с хорошо просматриваемым каменистым дном. Миновав пади Малую Сенную и Варначку, мы к вечеру достигли Большой Сенной и стали там лагерем. Большая Сенная – это большой луг, который, если смотреть с озера, ограничен справа огромной наклонной треугольной скалой Скрипер высотой около пятидесяти метров, а слева зеленым холмом. Падь полого уходила вверх, до лесочка, а там начинались холмы и далее были видны хребты. По центру протекал ручей, окаймленный ивняком, но за 10 метров до озера ивняк заканчивался, и ручей с прозрачной водой был закован в чистое галечное русло, которое можно было перепрыгнуть.

Мы поставили палатку в 10 метрах от берега на поляне покрытой короткой ровной травой. Рядом с палаткой оказалось костровище, которое было еще теплым, и были остатки дров. Видно, за несколько часов до нас, это место покинули туристы. Уже смеркалось, когда мы натаскали достаточно дров, заварили два суппакета с картошкой, и разлеглись, кто где мог, на еще теплую землю. Игорь с Наташей уединились ближе к Ивняку, а мы с Андреем ближе к берегу. Поедая суп, смотрели на противоположный берег и на первые появляющиеся звезды и пытались увидеть огоньки на противоположном берегу. Потом промыли котелок, заварили чай, сели у костра, а Игорь достал гитару. Я не помню, во сколько мы легли спать, но на озере просыпаешься рано. Было около 5 утра. На востоке была заря, и из-за дымки и гор на противоположном берегу вот-вот должно было взойти солнце. Я подошел к берегу. Озеро было спокойным. Вода медленно накатывала и откатывала от берега на расстояние всего 5-10 см. Сквозь гладь воды в утреннем свете, еще не отражающей неба, я увидел дно, которое уходило под уклон вниз в воду, как под стекло и просматривалось на десяток метров. Вокруг меня были только камни и вода. Умывшись, я поворошил костер и поставил котелок. В этот момент в палатке начали ворочаться и просыпаться остальные.

Я не сразу заметил, что к палатке приближаются двое – мужчина и женщина. Они брели по берегу, но, увидев меня за 50 метров, прибавили шагу, направляясь в нашу сторону.
Из палатки уже все выползли, когда они к нам подошли. Они поздоровались и обратились к нам за помощью, но прежде попросили их выслушать.
Мужчина был в очках с седоватой короткой бородой лет 45-48. Он представился как декан факультета экологии Ленинградского института … (не помню какого). Женщина оказалось девушкой лет 20-24, звали ее Еленой, и она была его студенткой. Как оказалось, предыдущей ночью они большой группой останавливались на этом месте и днем покинули его. К вечеру Елена обнаружила, что потеряла серебряный крестик на цепочке, который передавался по наследству и был передан ей ее бабушкой. Крестик, переживший всех царей, революцию и блокаду был потерян и предположительно находился теперь на этой поляне. Весь вечер ее успокаивала вся группа, и ночью с деканом она приняла решение вернуться на эту поляну и поискать крестик. Они шли всю ночь, пока к утру не добрели до нас – своего бывшего лагеря. Они заглядывали в наши глаза, пытаясь понять, какие мы люди, поможем ли мы им поискать, или будем безучастно наблюдать, как они его ищут, или мы уже нашли его и молчим. Им было трудно, а нам было еще трудней, дать им понять, что мы ничего не находили. И вот первый лучик солнца появился на востоке, а мы начали просматривать траву, было достаточно светло, чтобы заметить, что-либо металлическое. Мы вшестером исходили всю поляну и ничего не нашли. Свернули палатку и поискали под палаткой. Потом, окинув взглядом всю поляну, определив ее размеры, стало понятно, что искать тщетно. Мы предложили им чай, и они охотно согласились. Все расположились кружком вокруг костра. Гости сели рядом, Андрей слева, Игорь с Наташей справа. Я лежал на боку напротив гостей, подперев голову рукой, и лениво ковырял землю складным ножом. Гости рассказывали, как было жутко, когда они ночью добирались сюда по тропе. А потом Елена опять начала говорить о том, как дорог для нее был этот крестик. Мне было жалко Елену, я лежал и думал, вот бы нашел я этот крест, сколько было бы радости. Она приехала из далекого Ленинграда, полюбоваться этой дикой природой и теперь все ее воспоминания о Байкале будут омрачены потерей фамильного серебряного крестика. И тут вдруг мой нож отковырял что-то блестящее. Я не поверил своим глазам и ковырнул еще раз. Я увидел звенья цепочки и слегка вскрикнул. Подцепил ножом эту цепочку и потянул ее из травы. Внимание всех было приковано к моему ножу, а через мгновение на нем на цепочке болтался толстый высотой сантиметров 5 серебряный крест. Елена подскочила и заплакала. Они оба с деканом подбежали ко мне – обнимали, целовали, жали руку, хлопали по спине, и радости их не было предела. А мои друзья застыли от неожиданности. Вторая кружка чаю пошла веселее первой. Мы уже взобрались на пятидесяти метровый Скрипер и видели с высоты, как они махали нам руками.

P.S. Это реальная история произошла в 1991 г. Счастливые герои были сфотографированы. Фотография отправлена в 1992 г. в Ленинград моим друзьям, но их так и не смогли найти.

== ЖИЗНЬ В РЕКЛАМЕ==

- Да заткнёт кто-нибудь этого Зайца? - раздражённо произнесла Русалка, сидя на ветвях, и театрально зевнула. - Я не спала трое суток, у меня под глазами тёмные круги и ни один крем не помогает!
- "Бабушку Агафью" от морщин пробовала? - язвительно отозвалась Баба Яга, высовываясь из ступы.
- Старая дура, мажься им сама, ведь ты этого достойна, - зло процедила Русалка и овернулась.
- Ух, девка... Ушица бы из тебя знатная вышла... - заклокотала Баба Яга.
- Девочки, не ссорьтесь! - примирительно улыбнулась выглянувшая из темницы Царевна.
- Ещё одна выискалась, - проворчала Баба Яга. - Ты там, кажется, тужишь? Ну вот и тужи молча.
- А вы ей своими склоками, может, тужиться мешаете, - хихикнул Леший.
Все молчали. Поняв, что шутку никто не оценил, он вздохнул, почесал под мышкой и, пробурчав: "Ладно, пошёл я бродить дальше", медленно зашагал в сторону болота.
- А действительно, где Кот Учёный? - поинтересовался мимоходом Королевич.
- Да! И почему по его цепи разгуливает этот сумасшедший Заяц? Он ведь вовсе не из нашей сказки! - грозно подхватил Царь, пытаясь высвободиться из плена.
- Где-где... На сковороде! - захохотала Баба Яга.
- Как же ты достала своим чёрным юмором, - прикрикнула Русалка, красивым движением руки откинув за плечи волосы. Потом немного подумала и повторила этот жест.
- Не старайся, чешуя. "Велла" тебе денег за рекламу не отстегнёт, - Баба Яга презрительно сплюнула.
- Спрашиваете, где Кот Учёный? - встрял в разговор Бурый Волк. - Знамо где. "Вискас" рекламирует. Взял себе псевдоним "кот Борис" и стрижёт денежки. Жениться собрался, говорят, а невеста - та ещё штучка: ей богатого подавай, да знаменитого.
- Ну а Заяц? Заяц-то долго ещё будет шляться туда-сюда? - снова вмешался Королевич, пленительно улыбаясь Грозному Царю.
- Зря стараешься, - пробурчал Царь в ответ на его улыбку. - Ты меня уже пленил.
- А может, этому Зайцу бабла подкинуть? - предложил Кощей. - А то я тут чахну, чахну, а хули толку?...
- Дурень! - осекла его Баба Яга. - Твоё злато ещё в девяносто первом обесценилось.
- Сама дура, - обиделся Кощей. - И ступа твоя дурацкая, и нога у тебя без инкрустации, и стразы Сваровски на брэкетах липовые!
- А у тебя игла в яйце, - не растерялась Яга.
- Да прекратите же вы ссориться! - взвизгнула Царевна. - Как дикие люди, ей-богу!
- Захлопни темницу! - в один голос отозвались Кощей и Баба Яга.
- На самом деле, Заяц чертовски надоел! - прогрохотал Морской Дядька.
- Так точно! - подтвердили Тридцать Прекрасных Витязей.
- Кот учёный хоть на пожрать и на погадить прерывался, - крикнул, пролетая мимо, Колдун.
- И отпуск в марте брал! - вторил ему Богатырь, крепко вцепившись в колдовскую бороду.
- А от этого неугомонного Зайца все Невиданные Звери разбежались, - грустно прохрипел Бурый Волк. - На неведомых дорожках ни одного следа! Только Избушка на курьих ножках всё топчется и топчется.
- Это потому что у меня туфли от Маноло Бланика, - кокетливо произнесла Избушка. - Были б у тебя такие, и ты б топтался.
- У меня таких не будет, - ответил Бурый Волк. - Я ж не поворачиваюсь к каждому встречному-поперечному то передом, то задом. Я гордый.
И вдруг заяц остановился. Все замолчали и удивлённо уставились на него.
А заяц вздохнул и произнёс устало: "Уж простите, ребята... В такое время живём: каждый зарабатывает на свой кочан капусты, как может".
Потом он вытащил из задницы севшую батарейку, заменил её на новую, воскликнул радостно: "Энерджайзер! Работают до десяти раз дольше!" - и, заведя песнь, снова пошёл направо.
- Он прав, - сказала Избушка на курьих ножках. - Каждый зарабатывает, как может.
- Н-да... - выдохнули остальные. - Не будешь крутиться, кто тебя накормит? Пушкин?
И, понуро опустив плечи, все разбрелись по своим сказкам.
А в воздухе по-прежнему невыносимо пахло Русью.

О сколько раз твердили миру
Что низок, гадок адюльтер
Но всяк увы! драгой свой х**
Во все готов засунуть дыры...
Вот басня будет вам в пример:

Жил был на свете кот проказник
Когда налево он ходил
Жене он сказки говорил,
А возвратясь к себе направо
Он пел (отнюдь не ради славы)
А чтоб хозяин, полон сил,
Ему бы форточку открыл.

Но раз случилось после пьянки
Отведав много валерьянки
Он перепутал ход вещей -
Налево он пошел, злодей,
К своей ангорской белой кошке,
И пред любовницы окошком
Запел, как демон асмодей

И что же? тут же в миг расплата
Ее хозяин грубоватый
Гринписа заповедь не чтил -
Кота помоями облил.

Мораль сей басенки, ребята -
Коль ты налево ходишь - пусть!
Хорош сей путь развеять грусть,
Но только, в путь идя к любезной
Не надо слишком много пить
И также - много говорить (тем паче под окном вопить
Шум адюльтеру - не полезный

- Вкуснее ничего в жизни не ел, - сказал он, макая хлеб в растёкшийся на тарелке желток, - как здорово ты готовишь яичницу.
Она слушала и улыбалась.
- А ещё у меня макароны хорошо получаются, - привычно пошутила она.
- Ты умница, у тебя всё хорошо получается,- он потянулся к ней губами.- До чего ж я с тобой счастлив.
«Женское счастье – был бы милый рядом», - пропелось в ответ у неё в голове. Но милый был уже не рядом, он, понятное дело, собирался на работу.
- Рубашку. Галстук. Пиджак. Ботинки, - с интонацией хирурга в операционной говорил он. Она подавала вещи, бог знает, в который раз помогая ему одеваться и тихо радуясь его прикосновениям и мимолётным поцелуйчикам. Скоро уже 20 лет, как вместе, он состоятельный человек, импозантный мужчина, а всё по-прежнему, как мальчишка…
- Пока, счастье моё, - он нежно поцеловал её, крепко прижав к себе. Теперь она полдня будет пахнуть его парфюмом. И это было привычно-приятно.
-Пиши, звони, не забывай, - проговорила она свою обычную скороговорку, глядя, как он спускается с лестницы. Потом она подошла к окну, посмотрела, как он садится в машину. Хороший всё-таки они выбрали цвет. Тёмно-синий BMW так ему к лицу.
…
Он отворил дверцу, и она впорхнула к нему на заднее сидение, ощутив аромат его дорогого парфюма. Он коснулся её руки и только. При водителе он никак не проявлял своих чувств. Машина остановилась на Тверском бульваре у «Пушкина».
- Ты обещал отвезти меня в «Золотой», - нежно напомнила она ему.
- Всё будет, дорогая, сегодня у меня мало времени, а вот на следующей неделе в «Золотом» pre-party Нового Года - «DRESS CODE на НОВЫЙ ГОД». Мы пойдём туда, и ты выберешь себе всё, что захочешь.
У неё захватило дух. Ещё недавно она радовалась нарядам из МЕХХа и дешёвой бижутерии, а теперь у неё поблёскивали на ухоженных пальчиках колечки с настоящими камушками. И на новый год он обещал подарить что-то необыкновенное.
- Где мы будем встречать новый год, милый? – спросила она, когда они уютно устроились на привычном месте за столиком в ресторане.
- Где хочешь, дорогая.
И он принялся расписывать те места, где можно было чудесно отдохнуть – Бали, Канары, Мальдивы.
- А к лету я куплю тебе домик где-нибудь на берегу синего моря, с пальмами и павлинами.
У неё снова захватило дух.
Попрощаться пришлось сразу у дверей ресторана – он торопился. Глядя, как он садится в тёмно-синий BMW, она подумала: «Какой красивый цвет. Так ему к лицу».

И все были счастливы.
И обе они не догадывались о существовании друг друга.

Сорок лет спустя

Бабушка напекла горку румяных пирожков и хлопнула дверью.
- Опять подгорели, - она отколупнула корочку. - Старая стала. За что мы ей платим?
Я пожала плечами:
- Так повелось. Нельзя бросить старушку. Теперь уже ничего не изменишь. Придется жить, как живем, и ждать конца.
- Знаю. Грустно у нас. Второй день снег.
- Сыплет, - согласилась я, сняла передник и подошла к окну.
- Смотри, какие хлопья. Сугробы у Ратуши. Может, она… приедет, как думаешь? Сколько лет прошло.
- С тех пор, как это случилось, она перестала приезжать, ты же знаешь.
Она потрогала герань. Передвинула горшки, хромоногий подсвечник:
- Розы скоро зацветут.
- Теперь они цветут зимой, - вздохнула я. – Камин растопить?
- Как хочешь. Мы все перепутали…
В домах напротив зажглись огни, на площади – гирлянды и старый чугунный фонарь, горевший снизу желтым, а сверху, под колпачком – синим электрическим цветом.
На башне пробило одиннадцать. Вьюга выла и стучала в окно. На нашей елке качались шоколадные конфеты в серебряных бумажках. Позвякивали чашки и кукольные рюмки на маленьком столике. Мы поглядывали на дверь, прислушиваясь: а вдруг?
- Я все равно надену розовое платье.
- А я голубое.
- Оно так идет к твоим волосам, - солгала я: волосы у неё давно стали седыми.
Где-то далеко заиграла музыка. Захлопали фейерверки.
- В королевском замке веселье, - она задернула занавеску. - Что у нас к пирожкам?
- Лимонад в ореховых скорлупках и какао. Все, как всегда.
- Как сорок лет назад.
Она смахнула слезу. Посмотрела в зеркало, потом на меня:
- Я стала глупой и сентиментальной курицей.
- Неправда. Ты всегда была умной девочкой. Садись к столу. Пора.
Латунный маятник сверкнул недобрым глазом. Часы заскрипели шестеренками.
- А ты – хозяйственной и сердечной, - она улыбнулась.
Большая фигурная стрелка прыгнула на цифру два, а маленькая робко притиснулась к двенадцати. Говорящий Сверчок высунулся из кулачкового механизма и прохрипел:
- Пор-ра, пор-ра!
- Помним! – обрадовались мы в два голоса: жив! Надо же: Говорящий Сверчок жив, он сегодня с нами. Добрый знак.
Моё розовое платье выцвело за сорок лет, а её – полиняло и из голубого превратилось в белое.
- Он боится, что мы пропустим время. Ты ни о чем не жалеешь? – она подняла на меня свои хорошенькие глазки.
- Нет. Я знала, что нельзя путать сказки, но я… любила его. Он был таким веселым и отчаянным...
- …невоспитанным безобразником! – хихикнула она, тряхнув по-девчоночьи кудряшками. – А мой Охотник добрым. Он никого не хотел убивать! Ни волков, ни оленей из королевского леса. И я не жалею.
- Мы ни о чем не жалеем, - я расправила скатерть, придвинула пирожки и с тоской поглядела на часы: большая стрелка подползла к единице. Вот уже сорок лет наши часы ходят наоборот: сейчас без пяти двенадцать, а не начало первого, и скоро Новый Год. Осталось несколько мгновений. - Откроем шампанское?
Она кивнула. Зажгла свечи, подложив под хромоногий подсвечник абрикосовую косточку. На потолке запрыгали янтарные тени. Сколько лет мы ждем чуда! Если оно случится, то непременно в праздник. Таково условие. Мы надеемся, но шансов у нас нет.
- Ах, если бы один часовщик!..
- Не начинай сначала. Ты же знаешь, в городе не осталось часовщиков, а Главные Часы на Ратуше она заводит сама.
- Злая бессердечная женщина!..
Я покачала головой:
- Сердце у неё есть, но, говорят, ледяное. Не трави себя, дорогая.
Она стиснула побелевшие пальцы:
- Каждый год мы ждем полночи – и… напрасно? Скажи, напрасно, да?! Чуда не будет?
Часы зашипели, заклокотали. Музыкальный механизм в деревянном корпусе пискнул. Сейчас все решится. Откроется дверь, и Снежная Королева смилуется, повернет стрелки наших неправильных часов в обратную сторону, и мы вернемся в сказку.

(продолжение)

- Боже! – я бросилась к комоду. – Совсем забыли! Мальвина, бант! Все должно быть, как прежде!..
Трясущимися руками я завязала бант на её седых волосах, пристроила на свою голову красную шапочку.
- Теперь все. Приборы поправь, - шепнула я, толкнув её ногой под столом.
Сердце у меня остановилось.
Стрелки на циферблате обнялись и замерли. Я зажмурилась: «Давай же! Давай!»
«Дили-дили-донн! Дили-донн!», - запели противные часы и начали бить.
- Ах! – заплакала Мальвина, закрыв лицо руками.
Прошла целая вечность. В окна по-прежнему ломилась вьюга. По полу дуло. За дверью стояла разрывающая душу тишина. «Дили-донн!» - стучало моё одинокое сердце…
- Тебе налить… какао? Теплое.
- Налей, - она стянула безжизненной рукой бант. – И… ему, пожалуйста.
Я положила на тарелку пирожок, поставила бокал перед пустым стулом.
- А Буратино?
- Он не любит какао, я налью ему лимонада, - я выбрала самый красивый стакан и слила в него оранжевую жидкость из ореховых скорлупок.
Каждый год мы накрываем наш стол на четверых, но садимся за него вдвоем.
Вот уже сорок лет.
Мы перепутали сказки, и за это наказаны.
- С Новым Годом?
- С Новым Годом, дорогая. Я спрячу его в комод, - я взяла из её рук голубую ленту и положила на полку вместе с красной шапочкой. – Она испытывает нас. В следующем году она непременно прилетит и исправит время. Пока мы ждем, ничего не напрасно.
- Неправда…
«Я знаю», - сказала я про себя.
- Ты просто верь…

Шёл вдоль леса по делам, торопился. Два слова удачных нашёл. Оглянулся – ничьи. Подобрал. Нет корзинки – в карман положил. Встретился встречный прохожий. Он говорил музыкально, с крепко заложенным ритмом и это очень заразно – сам я потом испытал.
– Нет огонька? - говорит он.
– Я не курю – отвечаю – Но зажигалку имею. Сам уж давно завязал.
Дал прикурить – и доволен! Вот, человеку помог. Сам не заметил, когда же выпали, словно и не были, два замечательных слова. Мы распрощались учтиво, даже приветливо, скажем. Каждый своею дорогой вновь торопливо пошёл.
Вспомнить слова захотелось. Хлоп по карманам – ни слова! Может оно и неплохо – незачем лазить в карман. Только мне стало обидно: я их нашёл так недавно и уже планы построил, как буду их применять. В общем, решил я вернуться и поискать при дороге. Может никто не заметил, на моё счастье найду!
Вижу, тот самый прохожий сел на пенёк и играет, выпустит дым, и играет в самые эти слова.
Я уж расплылся – победа! Вот где слова дорогие. Этот степенный прохожий мне их конечно вернёт. Только я поторопился.
– Это о чём вы, любезный? Вы докажите, что ваши. Эти слова, извините, я на дороге нашёл! Да, кстати: у меня тоже пропажа – ритм свой где-то выронил. Вы не находили?
Что мог на это ответить?
– Не находил на дороге, а подцепил, как заразу, респираторным путём!
Может действительно прав он? Да, пусть нашёл я их первым, но потерял их ведь кто-то – в поле слова не растут и не растут на деревьях. Может отложены птицей? Или растерзаны зверем? Звери не те’рзают фразы. Нет, это точно не зверь. И это точно не птица. Слово не яйцеобразно. Видно другой растеряха, вдоль по опушке гуляя, по неизвестной причине эти слова обронил. Значит тогда, безусловно, эти слова не мои.
Может играть в них, кто хочет. Если мечтаешь оставить их у себя наподольше, будь аккуратен, раззява, и береги, что имел.

2008, Монреаль