Не смолчал |
[Aug. 31st, 2009|02:03 am] |
peresedov@lj написал глупейшую статью. Называя Михалкова "солнцем нашей поэзии", он апеллирует не к своему вкусу, а, разумеется, к народному сознанию, в котором, дескать, Михалков остался последним поэтом. Сильно сомневаюсь, что в народном сознании отложены какие-либо тексты Михалкова, кроме двух с половиной гимнов, "Дяди Степы" и двух-трех басен из мультфильмов с мишками и зайцами, и тем более - что эти самые произведения ассоциируются с современной поэзией. Но народным же сознанием прикрыться так удобно. Называть "альтернативой" Михалкову покойного Солженицына в том контексте, в каком это делает Переседов - бесстыдство. По чему мерим? По количеству прожитых лет? По "итоговой" лояльности? "Именно он для миллионов в России и за рубежом является сегодня лицом русской литературы", - пишет Переседов - и как нарочно дискредитирует это утверждение: "Русская литература, как это было верно замечено писателем Владимиром Сорокиным, идет по пути нисхождения. И если сегодня произносить слова "солнце нашей поэзии закатилось", обращены они могут быть только к Михалкову". Странно идет литература по пути нисхождения: почему-то "Доктор Живаго", "Архипелаг ГУЛАГ" и, скажем, романы Аксенова были написаны именно в период деятельности Михалкова. Бог с ним, с Сорокиным, но вот для чего вообще произносить эти слова про закатившееся солнце? Воздух посотрясать? |
|
|
Silentium! |
[Aug. 31st, 2009|02:42 pm] |
В последние дни у двух исследователей - Ю.В. Манна и В.И. Тюпы - прочитал мнение, что тютчевское "Silentium!" самим фактом своего существования противоречит формуле, в нем выраженной. Заклинает молчать - и однако, не молчит. Это очень красиво и убедительно; можно было бы сказать, что прозрачный намек на эту "уловку" дает сам Тютчев: раз он говорит, что мысль изреченная есть ложь, то и призыв молчать, и все его обоснования - тоже ложны. И тогда мы попадаем в пространство софизма, парадокса ("Критянин Эпименид сказал: все критяне лжецы"). Мне всегда казалось, что это любимое мною стихотворение произносится откуда-то со стороны, извне, что говорящий в нем берет на себя роль советчика из совершенно другого измерения, что это попытка представить совет, чуждый косности нашего человеческого языка. Тот же Манн пишет, что Жуковский, когда сообщает в "Невыразимом", что для отображения, сохранения, пересоздания необъяснимого духа, чувствуемого в природе, нет языка, - уже дает этот самый язык, стремится к максимальному приближению. Тютчевское же стихотворение тоже является таким приближением, но мне трудно отделаться от ощущения, что это приближение с другой стороны.
При том, что я не считаю, что следует молчать, но часто сознаю тщетность говорения. Обычные волнения и колебания, в которых мы велики. |
|
|