Гончаров. Навстречу женскому дню

На первый взгляд странная связь, но...

Моё твёрдое убеждение, что "Обрыв"  должна обязательно прочитать каждая девушка, каждая женщина. Вот этот роман смело можно назвать «женским романом», а не всю ту макулатуру, что заваливает ныне полки книжных магазинов.

Ибо роль и место женщины в мире иные. Они крупнее и значительней. И, чтобы нащупать свой путь, надо прочесть "Обрыв". Это книга, которая может научить... 


(ИЛЬЯ ГЛАЗУНОВ Иллюстрация к роману И.А.Гончарова "Обрыв". ниже ещё две) 
Ему скоро стукнет 200 лет, а по силе воздействия на молодую душу, можно говорить, что он наш современник. По удивительному совпадению он тоже родился в Симбирске. Как Ленин и Керенский. Это родина Н. М. Языкова, историка Н. М. Карамзина, русского живописца А. А. Пластова. Такое вот гнездо.

Произведения Ивана Александровича Гончарова прежде всего  -  изображение и отражение его собственных житейских переживаний. Он сам сказал: "Что не выросло и не созрело во мне самом, чем я сам не жил, то недоступно моему перу; я писал свою жизнь и то, что к ней прирастало".  Оттого-то все его романы стали настоящей классикой. Сюжет можно выдумать, а остальное должно быть правдой... 

Гончаров ближе других подходит к Толстому, и у него, как у Толстого, почти отсутствует юмор. Однако, Толстого я не люблю, а Гончарова обожаю. А на Западе напротив любят Толстого и совсем не знают Гончарова.

А отчего он совсем неизвестен на Западе? Просто это. Гончаров стремился изобразить национальную природу русского человека, народные его свойства, независимо от того или иного общественного положения. Поэтому, вероятно, Гончаров менее других выдающихся русских писателей был понятен иностранцам. Непонятен, потому и не известен... 


Гончаров, комментируя Обрыв:
"У меня мечты, желания и молитвы Райского кончаются, как торжественным аккордом в музыке, апофеозом женщин, потом родины, России, наконец, божества и любви... Я боюсь, боюсь этого небывалого у меня притока фантазии, боюсь, что маленькое перо мое не выдержит, не поднимется на высоту моих идеалов"




Он писал Обрыв 20 лет, издавая его фрагменты. Так долго оттого, что основной объект исследования очень не прост! Гончаров явил исследование женских характеров. Для чего они? И почему они не равны мужчинам, отчего такой шлейф следует за поступками женскими всю её жизнь.

Он явился глубоким и горячим защитником равноправия в любви и в оценке того, что принято называть "падением женщины". В своих малоизвестных заметках, напечатанных в "Русском обозрении" 1895 года, Гончаров подробно разъясняет эту сторону своего "Обрыва":

"Меня давно с молоду занимал один из важных, вопиющих, по своей несправедливости вопросов: это вопрос о так называемом падении женщин. Меня всегда поражали: во-первых -- грубость в понятии, которым определялось это падение, а во-вторых -- несправедливость и жестокость, обрушиваемые на женщину за всякое падение, какими бы обстоятельствами оно ни сопровождалось, -- тогда как о падении мужчин вовсе не существует никакого вопроса... Падение женщин определяют обыкновенно известным фактом, не справляясь с предшествующими обстоятельствами: ни с летами, ни с воспитанием, ни с обстановкой, ни вообще с судьбой виновной девушки. Ранняя молодость, сиротство или отсутствие руководства, экзальтация нервической натуры - ничто не извиняет жертву, и она теряет все женские права на всю жизнь, и нередко, в безнадежности и отчаянии, скользит дальше по тому же пути. Между тем общество битком набито такими женщинами, которых решетка тюрьмы, то есть страх, строгость узды, а иногда еще хуже -- расчет на выгоды,-- уберегали от факта, но которые тысячу раз падали и до замужества, и в замужестве, тратя все женские чувства на всякого встречного, в раздражительной игре кокетства, легкомыслия, праздного тасканья, притворных нежностей, взглядов и т. п., куда уходит все, что есть умного, тонкого, честного и правдивого в женщине. Мужчины тоже со своей стороны поддерживают это и топят молодость в чаду разгула страстей и всякой нетрезвости, а потом гордо являются к брачному венцу, с болезненным или изношенным организмом, последствиями которого награждают девственную подругу и свое потомство, - как будто для нас, неслабого пола, чистота нравов вовсе необязательна".




Где-то прочитал неожиданное сравнение: «Если сравнивать писателя с художником-живописцем, то широкая кисть Гончарова, скорее всего, напоминает Рубенса, как нежные и пленительные контуры Тургенева напоминают письмо Рафаэля, а яркие образы Толстого - "светотень" Рембрандта».

Интересно, но только с визави Тургенева я могу согласится, Гончаров для меня это Маковский, а Толстой - Покорение Сибири Ермаком кисти Сурикова.

Да, меня зачастую удивляют оценки маститых. Они часто неверны. Вот Короленко большую статью в 1912 году написал о Гончарове, которую посвятил мужским образам в Обрыве, проблемы с образом Волохова, за который вся прогрессивная молодежь отвернулась от Гончарова, и почти ни слова о женских образах. Короленко не понял Обрыва, увы!

Уважаемые Дамы! Возьмите в руки Обрыв и на несколько дней окружающий вас мир станет немного менее реальным. А книжный мир немного более реальным...

***

Иван Гончаров родился 18 июня (по новому стилю) 1812 года в Симбирске (Ульяновске). Его отец и мать принадлежали к купеческому сословию. В большом каменном доме Гончаровых, расположенном в самом центре города, с обширным двором, садом, многочисленными постройками проходило детство будущего писателя. Дом сохранился до наших дней. Сейчас в нем размещается единственный в стране Музей И. А. Гончарова, филиал областного краеведческого музея им. И.А.Гончарова

А ещё он совершил кругосветное плавание на фрегате "Паллада", о чём написал книжку.

* **
И не могу отказать себе в удовольствии ещё раз процитировать "Обломова" и предложить вашему вниманию Casta diva, великую вещь...

- Сыро в поле, - заключил Обломов, - темно; туман, как опрокинутое море, висит над рожью; лошади вздрагивают плечом и бьют копытами: пора домой. В доме уж засветились огни; на кухне стучат в пятеро ножей; сковорода грибов, котлеты, ягоды... тут музыка... Casta diva... Casta diva! - запел Обломов.

- Не могу равнодушно вспомнить Casta diva, - сказал он, пропев начало каватины, - как выплакивает сердце эта женщина! Какая грусть заложена в эти звуки!.. И никто не знает ничего вокруг... Она одна... Тайна тяготит ее; она вверяет ее луне...

- Ты любишь эту арию? Я очень рад; ее прекрасно поет Ольга Ильинская. Я познакомлю тебя - вот голос, вот пение! Да и сама она что за очаровательное дитя! Впрочем, может быть я пристрастно сужу: у меня к ней слабость...

Это сложнейшая вещь. Я прослушал на Ютубе несколько десятков. Не вытянули многие знаменитости. Две девушки немного приблизились. Послушайте.

OperaBabes - Casta Diva


(ещё одна: http://www.youtube.com/watch?v=87VsH0sLzi0 где хрустальный голос и скверная запись, а послушать стоит;
и почти классическое исполнение, которое слушал Обломов! http://www.youtube.com/watch?v=WGwpSqoFkA4)

Анна Нетребко:



***

А для тех терпеливых, кто дочитал до сего места есть маленький подарок.

Знаете ли вы, что Гончаров однажды был официальным цензором Пушкина?


Рукопись седьмого тома собраний сочинений поэта пошла на просмотр к Ивану Александровичу Гончарову, служившему с 19 февраля 1856 года цензором в С.-Петербургском комитете.

Вот последние слова сего цензора:

… что уважение к памяти поэта требует всевозможной пощады и осторожности при цензурном рассмотрении его сочинений, которые и в этом отношении могли бы, до значительной степени, составить исключение противу других писателей,-- я полагал бы испросить разрешение Главного управления цензуры на одобрение VII тома сочинений Пушкина в печать без всяких изменений, о чем и имею честь представить на усмотрение цензурного комитета. Цензор И. Гончаров. 6 апреля 1857 г.

А вот его личные воспоминания про Пушкина и его смерть:

"Пушкина я видел впервые в Москве, в церкви Никитского монастыря. Я только что начинал вчитываться в него и смотрел на него более с любопытством, чем с другим чувством. Через несколько лет, живя в Петербурге, я встретил его у Смирдина, книгопродавца. Он говорил с ним серьезно, не улыбаясь, с деловым видом. Лицо его матовое, суженное внизу, с русыми бакенами и обильными кудрями волос, врезалось в мою память и доказало мне впоследствии, как верно изобразил его Кипренский на известном портрете. Пушкин был в это время для молодежи все: все ее упования, сокровенные чувства, чистейшие побуждения, все гармонические струны души, вся поэзия мыслей и ощущений,-- все сводилось к нему, все исходило от него... Я помню известие о его кончине. Я был маленьким чиновником -- "переводчиком" при министерстве внутренних дел. Работы было немного, и я для себя, без всяких целей, писал, сочинял, переводил, изучал поэтов и эстетиков. Особенно меня интересовал Винкельман. Но надо всем господствовал он. И в моей скромной чиновничьей комнате, на полочке, на первом месте стояли его сочинения, где все было изучено, где всякая строчка была прочувствована, продумана... И вдруг пришли и сказали, что он убит, что его более нет... Это было в департаменте. Я вышел в коридор и горько-горько, не владея собою, отвернувшись к стенке и закрывая лицо руками, заплакал... Тоска ножом резала сердце, и слезы лились в то время, когда все еще не хотелось верить, что его уже нет, что Пушкина нет! Я не мог понять, чтобы тот, пред кем я склонял мысленно колени, лежал бездыханен. И я плакал горько и неутешно, как плачут по получении известия о смерти любимой женщины. Нет, это неверно -- о смерти матери. Да! Матери... Через три дня появился портрет Пушкина с надписью: "Погас огонь на алтаре", но цензура и полиция поспешили его запретить и уничтожить..."

А.Ф. Кони,  друг Гончарова, прекрасно сказал о смерти самого Гончарова.

На новом кладбище Александро-Невской лавры течет речка, один из берегов которой круто подымается вверх. Когда почил Иван Александрович Гончаров, когда с ним произошла всем нам неизбежная обыкновенная история, его друзья -- Стасюлевич и я -- выбрали место на краю этого крутого берега, и там покоится теперь автор Обломова... на краю обрыва...
Но сегодня наша мысль переносится от этой могилы к колыбели Гончарова, и мы благодарим судьбу, зажегшую на небе русского слова и русской мысли светоч его великого дарования.

***

Я схожу на его могилу, когда снег растает. И поклонюсь низко-низко…