Хотя при наблюдении за просвещенным Западом принцип "nihil admirari" давно уже должен был стать нормой жизни, все равно чтение новостей опять заставляет дивиться до невероятия. Когда после убийства диспетчера, ответственного за полуторагодовой давности воздушное столкновение транспортного "Боинга" и русского "ТУ-154", компания "Skyguide" тут же снизила пропускную способность полетов в районе Цюриха на 40%, объяснив, что "эти меры направлены на укрепление безопасности, а также на помощь сотрудникам компании пережить шок от случившегося", поражает разница в чувствительности. В 2002 году, когда в результате работы компании погиб 71 человек, из них - 49 детей, на пропускной способности Цюрихского аэропорта это никак не сказалось, и сотрудники компании пережили смерть угробленных ими людей вполне мужественно. Что полностью отбивает всякое желание оказаться на борту, находящемся в ответственности данной службы. Мало того, что качество ее работы (неисправность устройств слежения, занятость даже обыкновенного проводного телефона, отсутствие штатного числа диспетчеров и, напротив, присутствие в диспетчерской непонятно что там делающих дам, наконец, подача неверных команд) было продемонстрировано катастрофой над Фридрихсхафеном. Если нервы диспетчеров столь слабы, что трагическое происшествие с их коллегой способно парализовать всю их работу, как можно вообще вверять свою жизнь людям со столь неустойчивой психикой. Кто знает, что может взволновать их следующий раз - с надлежащими последствиями для пассажиров и экипажа.

Коллизия сильная. С одной стороны - нежные и страдающие души швейцарцев (не постеснявшихся , впрочем, оболгать угробленного ими командира ТУ Александра Гросса - "Skyguide" заявила, что с ним невозможно было держать связь, ибо он не знал иностранных языков, каковая ложь была немедленно опровергнута австрийской диспетчерской службой, ведшей наш борт до того, как он попал в руки швейцарцев, и отметившей превосходный английский русского пилота), с другой - страшный человек весь в черном, который еще прежде общался с главой "Skyguide" Россьером, отчего тот, по его словам "испытывал жуткий страх".

Между тем и жуткого страха, и нервного расстройства в Цюрих-флюгхафен, и самого ужасного убийства вполне можно было избежать, если бы швейцарцы лучше помнили гегелевскую формулу "Там, где бездействуют законы - господствует месть". С тем только уточнением, что законы понимаются не в чисто позитивном смысле (вряд ли швейцарцы совсем уже внаглую нарушили все формальные нормы), но в минимально органическом - в том, что нормальное правосознание считает необходимым посадить в тюрьму человека, чья злостная халатность лишила жизни несколько десятков душ.

Ибо все уголовное право покоится на том, что государство, обладающее монополией на применение насилия, лишает частных лиц права на личную месть, заменяя его государственным возмездием. Самое драконовское законодательство в этом смысле - колоссальный шаг вперед по сравнению с обществом, где мстят в частном порядке. Однако, в случае, когда правоприменение делается все более и более снисходительным, есть опасность перейти ту грань, за которой древняя месть вдруг снова оживает. Между тем современному либеральному правосознанию часто присуще игнорирование того обстоятельства, что у смягчения юстиции есть объективные ограничители. Предел гуманизации наказания реально существует и называется он "самосуд". Если человек, причинивший тяжкую беду другим людям, уходит от ответственности благодаря крайнему гуманизму правоприменительной практики, это не всегда означает, что все неприятности для него уже позади. И, напротив, достойное уголовное наказание может являться для него благом не только в довольно-таки абстрактном смысле раскаяния и очищения через страдание, но и в смысле сугубо прагматическом - сидел бы в камере, остался бы жив.

Сказанное никак не следует понимать как пусть даже частичную санкцию на самосуд. Убийца диспетчера должен понести наказание, ибо никому не дано право заниматься убийством - даже из мести. Любой намек на санкцию раскрепощает такие страсти и порождает такую цепную реакцию, укрощение которой потребует очень больших жертв. Но существует еще и такая дисциплина, как виктимология, устанавливающая, что довело жертву преступления до печального исхода. И в данном случае необходимо признать, что было сделано абсолютно все, чтобы разбудить демонов древней мести.

Здесь и невыразимо гнусное поведение компании, лгавшей, отрицавшей все, клеветавшей на своих жертв. Здесь и первичные результаты расследования, вскрывшие полную малину в организации управления воздушным пространством - в колхозе "Путь Ильича" пьяные механизаторы работают, пожалуй, что поисправнее. Здесь и затяжка суда и следствия. По истечении полутора лет воз был на прежнем месте, хотя какие, собственно, новые обстоятельства могли вскрыться вдобавок к уже установленным и неопровержимо свидетельствующим о преступной халатности, повлекшей за собой самые тяжкие последствия. Единственный смысл такой затяжки мог быть в попытке замотать вопрос и окончательно уйти от какой бы то ни было ответственности. Здесь и заявление покойного диспетчера, относящееся к разряду тех извинений, которые хуже оскорбления - "Трагическое происшествие показало, что в этой ситуации были сделаны ошибки. Моя задача и мой долг как авиадиспетчера - избегать таких аварий. Но я являлся лишь частью сложной системы контроля, состоящей из людей, компьютеров, линий связи и должностных инструкций, которые в теории должны функционировать безошибочно. Катастрофа показала, что система дала сбой". Пьяный водитель, подавивший несколько десятков детей, безусловно, тоже является лишь частью сложной системы дорожного движения, однако такое суждение из его уст не у всех бы вызвало понимание и уж точно никак бы не свидетельствовало хоть о каком-то раскаянии в случившемся. Здесь и поведение следствия, которое, приняв во внимание нервное состояние диспетчера, отправило его на две недели в санаторий. Не в фигуральном смысле (хотя по нашим понятиям швейцарская тюрьма вполне близка к санаторию), а в самый настоящий. У пьяных виновников трагических ДТП, да и вообще у лиц, чья халатность повлекла за собой многочисленные жертвы, нервы тоже вряд ли находятся в превосходном состоянии, и тем не менее степень их раскаяния определяется готовностью сотрудничать со следствием, а о санаторно-курортном лечении подследственных наука уголовного права до сих не ведала. Наконец, даже и с "ценой крови" были очень тяжелые проблемы. Положим, не всякий человек, потерявший близких, готов смириться с тем, что в случае выплаты ему солидной компенсации, виновник смерти детей остается безнаказанным, но немедленная готовность пойти на возмещение ущерба свидетельствовала бы о наличии хоть какой-то доброй воли и хоть какого-то раскаяния - и тем самым хоть как-то усмиряла бы демонов мести. Однако и по прошествии полутора лет даже и денежный вопрос не урегулирован.

Если бы мстительным чувствам несчастного человека со стороны виновников беды, а равно и со стороны швейцарской юстиции было бы противопоставлено хоть что-нибудь, могущее эти чувства успокоить - скорее всего диспетчер был бы жив. Однако, швейцарцы как будто специально задались целью всеми возможными приемами гуманизма укрепить мстителя в его отчаянном решении. Что двигало ими - то ли презрение к людям второго сорта - "Это у нас нервы такие чувствительные, а дикари ничего, перетопчутся", то ли просто общее ожирение мозга, как говорят, наступающее после периода длительного и несмущаемого благоденствия - сказать трудно. Но в любом случае либеральной юстиции преподан урок - чем кончается непомерно нежный гуманизм на фоне обгорелых детских трупов.