Секс и Бадью на службе у Кадырова
Приснился эротический сон, из которого наконец стало ясно, как по производной категории многообразия узнать его размерность.

"Предположим, что нас все-таки убьют. Но после нашего убийства деревья не перестанут терять и обретать листву. Следовательно, те, кто убьет нас, слабее того хорошего, что у нас есть. Предположим, что нас убьют, и деревья все срубят нафиг. Но после нашего убийства и порубки деревьев пространство не перестанет быть неподвижным и торжественно (как черное, золотое) прозрачным. Следовательно, те, кто убьет нас и уничтожит деревья, слабее того лучшего, что у нас есть. Наконец, пусть нас убьют, перережут деревья, и как-нибудь запачкают и сдвинут с места пространство. Но после всего этого пространство не начнет двигаться и не перестанет просвечивать триста лет назад. Следовательно, те, кто это сделает, слабее вообще всего, существующего.
Оруэлл все-таки долбоеб: память -- химический процесс, не имеющий никакого отношения к событию. Поэтому долбоеб и Бадью: повторение -- это метафизический процесс, не имеющий никакого отношения к событию. Но те, кто убьют нас не читали ни того, ни другого, поэтому даже не удивятся, когда поймут, что проиграли." -- Это чудесное тавтологическое открытие я совершил, гуляя чудесным вечером -- после обеда стремительно, как под горку, начинает темнеть, и дома, особенно их карнизы, и горбы улиц, и еще неуместный свет фар, покрываются голубой пленкой задумчивости, не очень глубокой и умной, но очень старательной, и потому вызывающей непреодолимую любовь.
Кажется, из этого времени суток целиком состоит город Киев. Надо туда непременно поехать. Зимой, непременно, непременно. И ходить там в соборы и фастфуды.
Так и сделаю.