О сырых остатках и о поражении в поражении.
Чтобы не записать, хотя давно это было, забуду сон про здравую смерть всей честной компании:

Бухали в какой-то полуразрушенной квартире на Чистых. М.Ж., стриженная и крашеная в зеленый, похабно ко всем приставала в лифте.
Мы с С. разговаривали и не могли друг друга понять, и должны были о чем-то договориться, и каждый все время менял точку зрения.
Ну эти две — понятно, дальше интереснее:
М-рка вышла на лестницу и наблевала на лицо юноши гопнического вида. Чтобы загладить вину, мы пригласили юношу к себе, он пришел с другом и глупо всех унижал.
Тш принесла два ящика темного пива, нужно было стоять на улице и продавать их по 9 рублей штука, но так, чтобы в сумме получился полный квадрат.
Потом, под утро, пришел хозяин квартиры и выгнал всех. Мы с Кирюшей вышли на улицу. В конце улице в тумане стояло москва-сити, а перед ним плыли красные воздушные шары.
К. спросил у меня, хочу ли я, чтобы он рассказал мне то, что я ни за что не хотел бы услышать.Я без колебания согласился, и он сказал мне, что Д. Крп. умирает от спида. Тут красные шары стали серыми и москва-сити начало рушиться, не от взрыва, а от тысячелетий, пробегающих на наших глазах.


С тех пор много всего случилось, я встретился с Другой, и мне приснилось: в холодной петроградской пустой квартире девочка, с утра вставшая вся в засосах и с раздвоением личности; в жаркой московской комнате разговор с девочкой с помощью кфицат hа-дерех, разговор с преодолением километров. Пространство искривлялось и проскальзывало само в себе.


Вот такое всякое снилось. А теперь сны закончились, и даже всякая похотливая тяга к прошлому, к очерченному, к виду с петровскими башенками и кузницей коммунистической молодежи, исчезла. И стремление души в будущее, к абсурду и Достоевскому, погасло.
Просто ничего невозможно делать, иногда только посмотришь в окно, потом посмотришь на истину, и подумаешь: "пиздец бля".

Н.Г. очень любит говорить, про то, как интересно, как формируется будущее, а я сейчас думаю скорее про то, как оно не формируется. Как это прекрасно, что ты не встретился с тем, с кем хотел, не попал туда, куда хотел, что существуют силы вне тебя, соприродные силам внутри тебя. Что поэзия может также фиксировать (и закладывать вперед) собственное бессилие над будущим. Вот это все, короче.
Дурацкий какой-то пост, но я просто хотел сказать, что проигрывать интереснее, потому что не понятно, как это делать. Желтая звезда и подпись "я проиграл" -- уже поражение в твоем поражении, как бы. Самый гнусный, самый скучный, самый бесполезный способ выиграть. Ненавидимые, красивые и несчастные другие -- это не евреи, не палестинцы, и даже не пидорасы. Это мы, разделенные, разбитые, желающие быть любимыми, некрасивыми и счастливыми, черт бы нас побрал.
Не надо только это практиковать, хорошо?