Столетье, лучшее для историка
[Most Recent Entries]
[Calendar View]
[Friends View]
Saturday, February 19th, 2011
Time |
Event |
10:30a |
Арбатский транспорт, блин! | 2:10p |
Продрогшая Турандот | 8:13p |
Несколько интервью Ирины Антоновой Первое- Посол [Италии] договорился с галереей Боргезе в Риме, они уже в марте готовы выставить у нас "Даму с единорогом" Рафаэля. В коллекции нашего музея его вообще нет, а сегодня Рафаэль, возможно, самый сложный художник из великих имен прошлого. Не знаю никого, кто был бы труднее для восприятия современным человеком - его гармония, его безусловная вера в величие человеческое... Художник, который до конца дней, когда и Ренессанс заканчивался, остался рыцарем без страха и упрека, червоточин в нем не было. В Леонардо были, в других - были, а у него нет. Такая натура, такое человеческое устройство, такие тоже бывают, и они очень нужны. Меня попросили сделать entree, своего рода вступление. Очень интересно, как эту вещь воспримут.
- - Вы известны своим атеизмом. Понятно, что люди верующие в беде не одиноки. На что уповаете вы в трудные минуты?
- Я понимаю тех, кто не имитирует веру, а действительно пришел к ней: так намного легче. Вера дает человеку ощущение перспективы в самых тупиковых обстоятельствах. К чему припасть остальным, зависит от того, от чего именно нам трудно. Я гораздо больше огорчаюсь, когда сама виновата, чем когда кто-то не прав по отношению ко мне. Потому что если он виноват передо мной - ну, обманул, подвел, - от меня зависит, как я к этому отнесусь. Я могу вникнуть, почему он так сделал: ну да, слаб человек. Можно вычеркнуть его из жизни, а ведь можно и простить - надеясь, что человек задумается как-то и очистится. Однажды Рихтер, с которым мы никогда не разговаривали на подобные темы, неожиданно сказал об одном человеке: "Ирина Александровна, она ведь вас продает..." Я и сама это почувствовала, но продолжаю работать с ней. - ( ещё )
Второе- В Москве был великий музей нового западного искусства - на основе коллекций Сергея Ивановича Щукина и Ивана Абрамовича Морозова. Он возник в 1923 году из произведений, национализированных в 1918-м. <---> Но в 1948 году появился другой указ, подписанный Сталиным: что это вредное, буржуазное, разлагающее людей искусство, что музей должен быть ликвидирован. Слава Богу, картины не уничтожили и не продали. Коллекция была поделена на две части: одна осталась у нас, другая - в Эрмитаже. Делилась она в спешке, и были просто глупости сделаны, например, триптих Матисса: две работы остались у нас, одна попала в Эрмитаж. Нам потом удалось обменяться, соединить триптих, как и некоторые другие разрозненные произведения. Какое-то время мы не имели права на показ этих экспонатов, но сегодня начали выносить их в экспозицию... Но этого мало! И сегодня я настаиваю на том, чтобы в Москву была возвращена часть коллекции из Эрмитажа. Мне на это говорят: не надо снова заниматься переделом. Но речь идет не о переделе, а именно о восстановлении музея, учреждения культуры, такого же, как, скажем, храм Христа Спасителя. То храм церковный, а это храм искусства. Причем - созданный в Москве. Тогда такой музей можно было создать только в Москве. <---> Необязательно в том здании, где он был, да он и не поместится туда. Но - только в Москве! Надо знать историю, чтобы понимать: так же как собрание Павла Михайловича Третьякова не может быть вне Москвы, так вне Москвы не могут быть и Щукин с Морозовым.
- ( ещё )
Третье- Приезжали недавно музейщики из Эрмитажа, которые признали, что кое-какие разделы у нас получились даже более сильными, чем у них. Все-таки мы — музей мирового искусства, хотя, конечно, с Эрмитажем никогда не пытались конкурировать. Помню, на одном из юбилеев Эрмитажа я так и сказала, что мы по отношению к ним - как Ева, созданная из ребра Адама. Они ведь передали нам когда-то часть своей коллекции. На что, правда, их директор заметил: "Знаем мы эту Еву!".
Четвертое- - Вы сделали много очень хороших дел. Одно из них - создание Музея личных коллекций. Как возникла эта идея и кто эти личности, чьи коллекции его составили?
- Коллекционеры, как правило, до конца жизни не могут расстаться со своей коллекцией. А Илья Самойлович Зильберштейн был ученый, литературовед, таких коллекционеров единицы. Он видел, как гибнут коллекции, у него в "Литературной газете" и в "Огоньке" была целая серия статей о судьбе коллекций. Мы его очень впечатлили, когда сделали выставку русской части его собрания. Он мне звонил рано утром и дотошно выспрашивал, сколько было посетителей. Интерес публики был бешеный, он его потряс. Тогда и возникла идея с этим музеем. Он отдал 2200 вещей! 200 - западных, остальное - русское искусство. Изумительных. Репин, Бенуа, Коровин, Кустодиев... Его Репина у нас часто запрашивают, мы посылаем его на выставки за границу. ...Жуткое было зрелище, когда я пришла к нему, а с потолка свешивались веревки от картин. Его жена, Наталья Волкова, просила: "Илюша, оставь одну-две вещи на память", но он был непреклонен и легко пережил это расставание. Илья Самойлович был очень болен, у него был страшный диабет, и он понимал, что надо принять решение. Однажды чуть не умер у меня в кабинете. Сидим вот как с вами, и вдруг он начинает повторять за мной мои же слова... Приглядываюсь, а он клонится и вдруг теряет сознание... Вызываю "скорую". "Почему вы не дали ему сахар, у него диабетическая кома, вы последний момент ухватили", - сказали приехавшие врачи. А я не знала про сахар... Когда он отдал свою коллекцию, то стал меня брать с собой к другим коллекционерам - уговаривал их отдать. Мы ездили к Чуванову, ему было уже 96 лет, от него у нас интереснейшее собрание икон, а книги он подарил Ленинской библиотеке. - Все-таки есть в этом несправедливость, что старик отдал безвозмездно такое богатство, деньги-то в старости еще больше, может, нужны... - Конечно! Я еле уговорила Илью Самойловича, чтоб хотя бы одну работу мы бы купили. - - У каждого музея есть свои беззаветные фанаты, которые посещают его по зову сердца при малейшей возможности. Наверняка и у вашего они есть?
- Их много. Но в истории останется один особенный поклонник - помните, был такой секретарь ЦК КПСС Катушев? Он один приходил к нам чаще, чем весь ЦК партии, вместе взятый. Я помню, как на одну из выставок он пришел с женой и дочкой, которая была уже буквально на сносях, - им хотелось смотреть. Они приходили и на "Декабрьские вечера", и на все выставки - любили это. Часто без звонка, просто покупали в кассе билеты. А после его смерти вдова приходила одна... Я это очень ценю, и народ таких руководителей больше уважает. |
|