зига-зага, йхвх - Цвет изнанки елочных игрушек

Утро тридцать первого декабря вполне соответствовало образу утра тридцать первого декабря. За окном сторожки у КПП начиналась грунтовка, очерченная редкими рядами пластиковых столбиков, еле пробивающихся сквозь полуметровый слой снега: зимой редко кого заносило в такую глушь. Чо поймал себя на мысли, что уже несколько минут смотрит на устланное снегом поле, простирающееся в далекую неопределенность, начинающуюся где-то за горизонтом.

Завтра наступит новый год, а это привлекало определенные хлопоты. Например, нужно будет сменить календарь над столом, приучить себя к новому формату даты в еженедельном отчете, а еще… А больше, собственно, и ничего. Чо отвернулся от окна и пошел собирать елку, она уже три дня лежала в тамбуре. Забавно, когда четыре года назад, разуверившись во всем, он решил устроиться смотрителем опечатанной после развала Союза станции ПВО, его снабдили не только одеждой, инструментами и посудой, но и ящиком с парой десятков елочных игрушек. Точнее, этот ящик лежал в сторожке еще задолго до него, но думать о том, что таким образом некто безликий позаботился именно о нем, Чо было лестно, вот он так и думал. Еще были книги, электронные, занимавшие львиную долю места на его стареньком компьютере.

Чо извлек из антресоли ящик с игрушками и вынул из него большой красный шар. Кое-где он затерся, и в нем не доставало крепления. Чо заглянул внутрь шара: на него уставился его же глаз, искаженный формой игрушки. Увиденное пробудило в Чо мысли, посещавшие его и гонимые им из года в год. Взвесив шар в руке, он решил отложить наряжание елки до вечера.

Напялив тяжелый ватник и взвалив на плечо потрепанный ИЖ-27 – починить ремень все никак руки не доходили – Чо пошел обходить периметр. В этом не было особой нужды – подъехать к станции можно было только по дороге, а если бы кто решил зайти с тыла – Енот, старый беспородный пес, тоже доставшийся ему от прежнего персонала, сиюминутно известил бы об этом громким лаем. Сейчас Енота нигде не было видно, но снег вдоль забора был испещрен его следами.

«Как потеплеет, – думал Чо, – нужно будет приварить к его будке новую крышу, поверх деревянной. Все же лучше псине будет».

Сварочным аппаратом он научился орудовать уже здесь, на станции. Помнится, когда он впервые одел маску сварщика, его очень удивило небольшое открытие: оказывается, в солнечную погоду сварщик всегда видит в затемненном стекле маски свое отражение. Это придавало процедуре особую важность: сразу всплывали в памяти кадры фильмов о водолазах или космонавтах, у которых внутри скафандра были установлены камеры так, что даже малейшая дрожь мускулов их лиц не ускользала от работников диспетчерской. Но в случае со сварочной маской наблюдателем своей мимики был только он, и от этого процесс приобретал несколько интимный характер.

«В жизни всегда есть место отражению, – перефразировал Чо».

Взять те же очки, большие, на пол-лица, бывшие в моде в то время, когда он решил уйти от людей. Никогда не знаешь, о чем думает девушка в таких очках, зато, видя в них свое отражение, можно предположить, что бы ты думал о себе, будь ты на ее месте.

Мир, который он покинул, казалось, весь состоял из зеркал, отражающих лица и личности каждого, готового это увидеть. От этого порой начинала ехать крыша. Просиживая часами в аське, он раз за разом ловил себя на мысли, что все эти диалоги, не имеющие ни начала, ни конца, разворачиваются у него в голове, что он общается, не издавая при этом ни звука, и что с тем же успехом мог бы переписываться сам с собой. Но все это было в прошлом: возможно, именно страх сойти с ума толкнул его к отшельничеству.

По дороге назад в сторожку Чо заглянул на склад и прихватил банку тушенки, праздник как-никак. Еду ему раз в три месяца привозил армейский грузовик, за рулем которого были постоянно разные водители. Примечательно, что грузовик при этом оставался одним и тем же. Чо видел в этом некий символизм, как если бы на четверке коней апокалипсиса посменно разъезжала череда всадников, один за другим стареющих и уходящих на заслуженный покой.

Оббив в тамбуре от снега ботинки и отряхнув штаны, Чо снова вспомнил о елке, она так и лежала, связанная бечевкой в тугой зеленый конус. Затащив ее в спальню и установив на треногу, Чо начал разбирать ящик с игрушками. Они были старые и поцарапанные. Помнится, еще в детском саду он наряжал елку точно такими же шарами, гномиками, морскими коньками и улыбчивыми бабульками. Еще тогда он не мог не заглянуть в каждую из них, чтобы увидеть свой крохотный блестящий глаз, расползающийся по текстуре зеркальной изнанки игрушки. Не удержался и в этот раз.

Даже спустя годы пребывания в добровольном изгнании, его не покидали его же отражения. Развешивая игрушки по елке, он предварительно заглядывал каждой из них внутрь, как будто в душу, и видел, как обычно, размытое отражение себя.

«Какого цвета изнанка елочной игрушки? – криво улыбнулся Чо».

Сейчас каждый школьник мог с легкостью ответить на этот вопрос: отдутые из тонкого стекла современные заграничные шары изнутри были такими же, как и снаружи, но во время его детства дела обстояли куда сложнее. Тогда каждая стеклянная фигурка являлась изнутри уникальным отражением глаза, века, частички брови, как будто давая ободряющий прогноз: все, что ты видишь, это в какой-то степени ты сам, нужно только прищуриться и хорошенько заглянуть вглубь.

А сколько детей, заглядывающих внутрь елочных игрушек, выросло и стало увлекаться психологией. Ведь какая разница: заглянуть в игрушку или в глаза человека? Какая разница, что увидеть: отражение своего глаза или сходство характеров? Даже здесь, без людей, как реальных, так и виртуальных, ему не удавалось почувствовать себя до конца одиноким.

Чо сел на пол, прислонился спиной к стене и уставился на елку, с которой, как напоминание о давно потерянном для него мире, неуклюже свисали игрушки.

«Какого цвета изнанка елочной игрушки? – снова мысленно спросил сам себя он. – Зачем мы живем? Есть ли жизнь после смерти? Что было до Большого взрыва? Разве не от этих бессмысленных вопросов я пытался убежать?»

Выругавшись, Чо встал с пола и побрел готовить ужин. Его провел глазами стеклянный гномик, покачивающийся на елке. Когда Чо скрылся за дверью, гномик повернулся вбок, как будто бы собираясь что-то прошептать на ухо висящей рядом бабульке, да так и застыл. Еле ощутимо пошатываясь в такт ветке, бабулька улыбалась блестящими губами в пустоту.