[Recent Entries][Archive][Friends][User Info]
| January 11th, 2009 | |
|---|---|
| 04:56 am [Link] |     Еще раз о "пакте Молотова-Риббентропа" В этом году как только отметят 300-летие "украинско-шведского союза" и "хэроическую победу мазепы под Полтавой" наша антиукраинская украинская власть намерена на ГОСУДАРСТВЕННОМ уровне отмечать 70 лет со дня начала Второй мировой войны. Решение об этом приняла Верхованя Рада. Понятно, что начнется антироссийский шабаш о незаконном захвате "советскими войсками" нашего адвоката в Европе - Польши и "пакте Молотова-Риббентропа". Поэтому стоит к обсуждению этой темы снова (и снова) вернуться. 23 августа 1939 года в дополнение к советско-германскому договору о ненападении якобы был подписан «секретный протокол» о разделе сфер влияния. Впервые он (примерно в том виде, в котором мы его сейчас знаем) был опубликован после Второй мировой войны в англо-американской прессе. Набирала обороты «холодная война», и «секретный протокол» пришелся как раз вовремя. Правда, представить англо-американцы смогли лишь некие бумаги, распечатанные с микрофильмов. 15 августа 1989 года в газете «Известия» (в разгар развернувшейся дискуссии о «пакте Молотова — Риббентропа») появилась статья А.Бовина «В августе 39-го», в которой автор подробно описывал эту историю, в т. ч. пояснял, почему нет подлинников, а есть только копии. Оказывается, в 1943—44 гг. по указанию Риббентропа якобы были сделаны микрофильмы документов МИД Германии. А весной 1945-го поступило указание уничтожить все архивы. Выполняя это распоряжение, некий советник германского МИДа Карл фон Леш уничтожил документы, но по собственной инициативе (какая предусмотрительность!) спрятал микрофильмы (20 катушек с 9725 страницами документов) в железную коробку, обмотал ее промасленной тканью и зарыл в парке замка Шенберг (Тюрингия). 12 мая 1945-го фон Леш рассказал о микрофильмированных документах английскому подполковнику Роберту Томсону. Тот в свою очередь поведал об этом американцам. 14 мая коробку отрыли, 19 мая доставили в Лондон, где американцы и сняли копии со всех микрофильмов. Вот с этих-то микрофильмов и сделаны фотокопии, которые стали известны всему миру. Полагаться на правдивость американцев, которые были заинтересованы в дискредитации СССР, не приходится. И что это за микрофильмы, кто их делал — действительно ли некий фон Леш или американо-британские спецслужбы — по сей день загадка. Таким образом, оригиналов с немецкой стороны нет, а где оригиналы с советской стороны? На 1-м съезде народных депутатов СССР в июне 1989 года прибалтийские делегации демонстрируют копии «секретных протоколов» к «пакту Молотова — Риббентропа». Те самые американские копии, о которых шла речь выше. По требованию прибалтов создается Комиссия по политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении от 1939 года. Возглавил комиссию главный в то время идеолог КПСС Александр Яковлев, подключился к работе и Михаил Горбачев. Еще до того как было принято решение о создании комиссии, Горбачев заявил: «Проблема эта стоит давно, она обсуждается, изучается и историками, и политологами, и соответствующими ведомствами. И я должен сказать: пока мы обсуждаем в научном плане, в ведомствах каких-то уже все документы, в том числе и секретное приложение к этому договору, опубликованы везде. И пресса Прибалтики все это опубликовала. Но все попытки найти этот подлинник секретного договора не увенчались успехом... Мы давно занимаемся этим вопросом. Подлинников нет, есть копии, с чего — не известно, за подписями, особенно у нас вызывает сомнение то, что подпись Молотова сделана немецкими буквами...» («Знамя», №10, 1989 г., стр.65) В другом своем комментарии относительно вышеупомянутой комиссии Горбачев вновь подтверждает, что подлинников нет: «Секретного протокола пока нет, и мы его оценить не можем». Рассуждая о деятельности комиссии, Горбачев соглашается, что она «должна быть», но рамки действия этой комиссии необходимо сузить — «она должна выработать политическую и правовую оценку этого договора о ненападении, без упоминания секретного протокола, поскольку все архивы, что мы перерыли у себя, ответа не дали» (там же, стр.69). Иными словами, Горбачев предложил оперировать подлинными фактами, опираться только на то, что доказуемо. Сам же Горбачев в том комментарии отметил логику, которой руководствуются инициаторы разбирательства, касающегося «секретных протоколов»: «...вот то-то происходило, двигались навстречу две мощные силы, и на каких-то рубежах, так сказать, это соприкосновение совершенно остановилось. Что-то лежало в основе. Но это пока рассуждения» (там же, стр. 69). Расшифровывая слова Горбачева и превращая их в версию, можно предположить: высока вероятность того, что некто (заинтересованный в дискредитации СССР), используя известные исторические события (период осень 1939 — лето 1940 гг.), задним числом облек их в некую форму «секретного протокола» — дескать, известные события произошли не ввиду объективных причин развития международной обстановки 1939—40 гг., а ввиду «сговора Сталина и Гитлера». В подтверждение этой гипотезы можно привести аналогичный пример. 29 ноября 1939 года французское агентство «Гавас» со ссылкой на «достоверный источник» сообщило о том, что 19 августа 1939 г. состоялось секретное заседание Политбюро, на котором выступил Сталин («текст» этого выступления довольно часто можно встретить в литературе). Автор, опираясь на уже свершившиеся факты — раздел Польши, состояние войны между Германией и Англией с Францией, активность СССР в Прибалтике и т. д., — и составил текст выступления Сталина (были в сообщении «Гавас» и фантазии вроде «Германия готова уступить нам как зону влияния Румынию, Болгарию и Венгрию...»). На 2-м съезде народных депутатов СССР 24 декабря 1989 г. А.Яковлев представил «служебную записку», датированную апрелем 1946-го (была опубликована в «Известиях» 27.12.89 г.). В ней речь шла будто бы о передаче заместителем заведующего Секретариатом Молотова Смирновым старшему помощнику министра иностранных дел Подцеробу подлинного секретного протокола и трех его копий на русском и немецком языках вместе с еще несколькими документами. Тогда же «записка» подверглась острейшей критике специалистов, работавших с секретными документами: несекретный акт по передаче секретных документов! И действительно, напрашивается простой вопрос: зачем скрывать «секретный протокол», отрицать его наличие, чтобы в несекретной записке признавать его существование? «Записка» вполне справедливо была поставлена многими под сомнение. Каков был смысл в ее существовании? А такой: подлинников «секретного протокола» нет, общественности предъявляются некие машинописные копии. И чтобы подтвердить подлинность последних (а заодно объяснить причину их появления, а также с чего они были сделаны), «записка» была как нельзя кстати... Довольно примечательный момент в этом деле — терминология. С самого начала широкой дискуссии (в СССР — с 1989-го, в мире — несколькими десятилетиями раньше) относительно «секретного протокола» его неизменно называли «дополнительным к пакту». Собственно говоря, в обращении потому и утвердилось словосочетание «пакт Молотова — Риббентропа». Если вы откроете перестроечную прессу конца 80-х — начала 90-х, то везде речь идет о «секретном протоколе» к пакту. Скажем, в упоминавшемся номере журнала «Знамя» был напечатан «секретный протокол», озаглавленный как «ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЙ ПРОТОКОЛ К СОВЕТСКО-ГЕРМАНСКОМУ ПАКТУ О НЕНАПАДЕНИИ от 23.08.1939 г.» В чем здесь абсурд? В том, что между СССР и Германией подписывался договор о ненападении, а протокол почему-то — к пакту! Естественно, такую глупость составители документа написать не могли. К продолжению истории с игрой в термины «договор — пакт» мы еще вернемся. А пока версия: зачем понадобилась их подмена? Обратимся к речи В. М.Молотова на сессии Верховного Совета от 31 августа 1939 г. (особое внимание следует обратить на указанные понятия). О подписании советско-германского договора Молотов сказал: «Советско-германский договор подвергся многочисленным нападкам в англо-французской и американской прессе... Доходят, дальше, до того, что ставят нам в вину, что, видите ли, в договоре нет пункта о том, что он денонсируется в случае, если одна из договаривающихся сторон окажется вовлеченной в войну при условиях, которые могут дать кое-кому внешний повод квалифицировать ее нападающей стороной... Разве трудно понять этим господам смысл советско-германского договора о ненападении, в силу которого СССР не обязан втягиваться в войну ни на стороне Англии против Германии, ни на стороне Германии против Англии? Разве трудно понять, что СССР проводит и будет проводить свою собственную, самостоятельную политику, ориентирующуюся на интересы народов СССР, и только на эти интересы?..» А вот слова Молотова относительно срыва московских переговоров между СССР, Англией и Францией: «...Вы знаете, что англо-франко-советские переговоры о заключении пакта взаимопомощи против агрессии в Европе начались еще в апреле месяце... ...Заключение пакта взаимопомощи против агрессии имело смысл только в том случае, если бы Англия, Франция и Советский Союз договорились об определенных военных мерах против нападения агрессора... ...С одной стороны, Англия и Франция подчеркивали важность и серьезность переговоров о пакте взаимопомощи, требуя от СССР серьезнейшего отношения к этому делу и быстрейшего разрешения вопросов, связанных с пактом. С другой стороны, они сами проявляли крайнюю медлительность и совершенно несерьезное отношение к переговорам... ...С одной стороны, английское и французское правительства боятся агрессии и ввиду этого хотели бы иметь пакт взаимопомощи с Советским Союзом, поскольку это усиливает их самих, поскольку это усиливает Англию и Францию. Но, с другой стороны, английское и французское правительства имеют опасения, что заключение серьезного пакта взаимопомощи с СССР может усилить нашу страну, может усилить Советский Союз, что, оказывается, не отвечает их позиции...» и т. д. и т. п. Заметили: с Германией СССР подписывает договор о ненападении, а вот с Францией и Англией соглашался подписать военный пакт «в том случае, если бы Англия, Франция и Советский Союз договорились об определенных военных мерах против нападения агрессора»! Как известно, пользуясь случаем (состоянием войны между Германией и западными демократиями), СССР тогда активизировался в Прибалтике. Так вот, с Литвой, на территории которой размещение советских военных объектов не предусматривалось, был заключен договор, а с Латвией и Эстонией, у которых арендовались острова под военные базы, — пакты. Видимо, идея о «пакте Молотова — Риббентропа» преследовала цель подчеркнуть его военную (и, конечно же, агрессивную) направленность. Кстати, согласно договору о ненападении между СССР и Германией от 23 августа 1939 г., стороны отказывались от участия в агрессивных союзах друг против друга, но не оборонительных. Поэтому уже после подписания договора с немцами советское правительство предлагало Англии и Франции 30 августа 1939 г. продолжить переговоры об оборонительном союзе. Однако англо-французская сторона не откликнулась на это предложение. Элементарный вопрос: если бы 23 августа СССР заключил с Германией агрессивный военный пакт, стал бы он предлагать Англии и Франции продолжить переговоры? В 1999-м на канале НТВ вышел документальный фильм Светланы Сорокиной о 1-м съезде народных депутатов. Среди прочего она вспомнила и о «секретных протоколах», вызвавших разбирательство на съезде. Спустя десять лет после работы комиссии Сорокина интервьюировала ее главных героев — А.Яковлева, М.Горбачева и других. Яковлев недоумевал: «Меня до сих пор поражает, почему Михаил Сергеевич не дал их («протоколы». — Авт.)... И не сказал, что они есть?.. Почему он вместе со всеми суетился, что их нет? Он даже на Верховном Совете... выступал: «Уважаемые делегаты, мы их искали и там и там, всех запросили, но нет оригиналов...» А они у него...» Затем Сорокина спрашивает у Горбачева: «Михаил Сергеевич, Вы были знакомы с документами пакта Молотова — Риббентропа до съезда?» Горбачев: «До сих пор я их не видел» (!!! — Авт.). И это в 1999 году! Сорокина: «А почему Яковлев и тот же Лукьянов говорят, что вы были знакомы, то ли в 85-м, то ли в 86-м даже стоит на документах ваша запись «ознакомлен»?» Горбачев: «Как я думаю, что на этот счет существовало две или три папки. Копии, кстати, лежали. Копии! Но подлинников не было. И самое интересное, что копия подписана Молотовым немецким шрифтом». Сорокина: «Подпись Молотова по-немецки?» Горбачев: «По-немецки. Странно для меня это было». Сорокина: «То есть копии вы видели?» Горбачев: «Копии да-а-а... Так копии были у всех. Где подлинники?.. Ну а копии что же, у нас подлинники изобретают, а уж копии... Мастера большие». С одной стороны, хитрить и обманывать аудиторию Горбачеву в 1999-м смысла не было никакого. С другой — трудно представить, чтобы генсек не смог получить интересующий его документ. Поэтому когда в 1992-м «нашелся» т. н. «пакет №34», в котором якобы был подлинный «секретный протокол», его вполне уместно рассматривать сквозь призму горбачевского тезиса «у нас подлинники изобретают... Мастера большие». Материалы «пакета №34» были опубликованы Г.Севостьяновым и Б.Хавкиным в журнале «Новая и новейшая история» (№1 за 1993 г.). Кстати, именовался сей документ по-новому: «Секретный дополнительный протокол к Договору о ненападении между Германией и Советским Союзом». «Пакт» заменили на «договор». Тогда же, в октябре 1992 года, перед общественностью потрясали «секретной разграничительной картой» за подписью Сталина, представляя это событие суперсенсацией... На самом деле эта «секретная» карта, на которой фиксировался раздел Польши, была официально и открыто напечатана в СССР еще 23 сентября 1939 года в газете «Правда»... В 1986-м 97-летним ушел из жизни Вячеслав Михайлович Молотов — непосредственный участник тех событий. Из книги Феликса Чуева, долгие годы общавшегося непосредственно с Молотовым и издавшего записи своих бесед с ним, мы видим, что до конца жизни Вячеслав Михайлович отрицал наличие «секретных протоколов». Феликс Иванович неоднократно задавал этот вопрос бывшему наркому, но ответ всегда был один и тот же. Вот выдержка одного из их диалогов, состоявшегося 29 апреля 1983 года: «Чуев: «На Западе упорно пишут о том, что в 1939 году вместе с договором было подписано секретное соглашение...» Молотов: «Никакого». Чуев: «Не было?» Молотов: «Не было. Нет, абсурдно». Чуев: «Сейчас уже, наверно, можно об этом говорить». Молотов: «Конечно, тут нет никаких секретов. По-моему, нарочно распускают слухи, чтобы как-нибудь, так сказать, подмочить. Нет, нет, по-моему, тут все-таки очень чисто, и ничего похожего на такое соглашение не могло быть. Я-то стоял к этому очень близко, фактически занимался этим делом, могу твердо сказать, что это, безусловно, выдумка» (Ф.Чуев. Молотов. — М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2000, стр. 25—26.). При этом Молотов никогда не отрицал существования договоренностей с Германией относительно Прибалтики, Бессарабии, Польши. И напоминал, что границы были еще тогда опубликованы в прессе вполне открыто. Более того (в русле «зачем Молотову врать?»), можно отметить, что в беседах с Чуевым Вячеслав Михайлович не скрывал многих деликатных подробностей относительно переустройства границ. Вот, к примеру, как он описывает присоединение Прибалтики: «Министр иностранных дел Латвии приехал к нам в 1939 году, я ему сказал: «Обратно вы уже не вернетесь, пока не подпишете присоединение к нам»... Нашим чекистам я дал указание не выпускать его, пока не подпишет. Из Эстонии к нам приехал военный министр.., мы ему то же сказали» (там же, стр. 19.). Если Вячеслав Михайлович вполне откровенно поведал, что означало «добровольное» вступление Прибалтики в СССР, то с чего бы ему отрицать наличие секретных протоколов? Павел Судоплатов, который был одним из руководителей советской разведки, пишет, что ничего не знал о секретных протоколах (П.Судоплатов. Спецоперации. Лубянка и Кремль 1930—1950 годы. — М.: ОЛМА-ПРЕСС, 1997, стр. 148). И это странно, поскольку обычно разведка получает установки на проведение работы в развитие определенных политических решений и дипломатических договоренностей. Можно предположить, что эти протоколы считались какими-то сверхсекретными. И Сталин с Молотовым держали их в глубокой тайне. Но разве информация о протоколах была более секретной, чем та, которой обладала разведка в других сферах, скажем, ликвидация Троцкого или материалы по атомному проекту? Да и в политическом плане, о тех же самых сферах влияния разведка постоянно вела работу. Павел Судоплатов описывает, например, зондаж пакта о ненападении с Финляндией в 1938-м: «Предложение Сталина включало также разделение сфер военного и экономического влияния в Балтийском регионе между Финляндией и Советским Союзом» (там же, стр.143). Все тот же вопрос — раздел сфер влияния. Но что такое «сфера влияния» или «сфера интересов»? То, что договоренности по этому вопросу между СССР и Германией были, сомнений не вызывает. Другое дело, в какой форме и о чем именно. В частности, что подразумевали стороны под «сферой влияния»? С началом войны Германия передала СССР ноту, в которой пояснялись причины немецкого нападения (нота от 21 июня 1941 г.). Речь в этом документе шла и о «сферах интересов». В частности, о московских договорах в ноте сказано: «Суть этих договоров заключалась 1) во взаимном обязательстве обоих государств не нападать друг на друга и жить в мирном добрососедстве и 2) в разграничении сфер интересов с отказом Германского Рейха от какого-либо влияния в Финляндии, Латвии, Эстонии, Литве и Бессарабии, причем области бывшего Польского государства до линии Нарев — Буг — Сан по желанию советской России были включены в ее состав» (здесь и далее цитирую по «2000», 05.05.2000 г.). «...В Москве при разграничении сфер интересов советское правительство заявило рейхсминистру иностранных дел, что, за исключением находившихся тогда в состоянии распада областей бывшего Польского государства, оно не намерено оккупировать, большевизировать или аннексировать находящиеся в его сфере влияния государства. Но в действительности, как показал ход событий, политика Советского Союза в это время была направлена исключительно на одну цель, а именно на то, чтобы везде, где можно, продвинуть на Запад военную власть Москвы в пространстве между Ледовитым океаном и Черным морем...» Обратите внимание: «при разграничении сфер интересов советское правительство заявило...» Устно? Ведь если немцы открыто (а эта нота, отметим, не была какой-то секретной, ее текст сразу же узнал весь мир) заявляют, что разграничивались сферы интересов, то есть ли смысл скрывать форму, в которой это разграничение происходило. Не все ли равно, был ли это «секретный протокол» или «секретная устная договоренность». Важна ведь суть. При этом отметим следующее: немцы, нападая на СССР, имели в союзниках Финляндию и Румынию, а прибалтов — Литву, Латвию и Эстонию — намеревались обратить в свои союзники. Если бы договоренности (за спиной указанных стран) носили некий крамольный характер, вряд ли они стали бы говорить о них во всеуслышание. Наконец факт договоренностей о разделе Польши признается открыто. В ноте немцы выставляют СССР претензии относительно отторжения части территории Финляндии, Румынии, захвата Прибалтики. И настаивают, что при разграничении сфер интересов об этом речь не шла. К примеру: «...СССР оккупировал также Латвию и Эстонию. Вся Прибалтика, вопреки заверениям Москвы, была большевизирована, а через несколько недель после оккупации аннексирована... торговые соглашения Германии с этими государствами, которые по московским договорам должны были остаться в силе, были односторонне аннулированы Советским Союзом». «Оккупировав и большевизировав всю предоставленную СССР на переговорах в Москве правительством Рейха сферу интересов в Восточной Европе и на Балканах, советское правительство явно и однозначно нарушило Московские соглашения»... Для чего тогда понадобился «секретный протокол», «пакт Молотова — Риббентропа»?.. Для антисоветской пропаганды, затем для развала СССР — представить страну «тюрьмой народов», которые были «порабощены». Ведь все территориальные приобретения Советского Союза (вкупе с Польшей, Прибалтикой, частью Финляндии и Румынии) были официально признаны по итогам Второй мировой войны в Ялте, Потсдаме и др., европейские границы также были подтверждены серией международных договоров 50—70-х гг. Вот и потребовалось переиграть ситуацию. Дескать, оказывается, произошедшее — результат сговора, тайного плана двух агрессоров. А фабриковался этот «секретный протокол», судя по всему, уже после (и на основе) произошедших исторических событий, поданных как умышленный провокационный сговор советских политиков с руководителями фашистской Германии. И это коррелируется с тезисом М.Горбачева: события, мол, развивались так, что совпадали с «текстами секретных протоколов». Однако нельзя не добавить, что задним числом можно состряпать все что угодно, ход мировой истории можно представить как следствие неких «секретных договоров» (иные так и делают, вспомните «протоколы сионских мудрецов»). Потому, видимо, особый упор сделан на «секретность» («секретный дополнительный протокол») — сразу ассоциации с чем-то крамольным, нечистым, мол, было бы все по-честному, не скрывали бы. P.S. 25 августа 1939 года министр иностранных дел Англии Эдуард Галифакс и посол Польши в Лондоне Эдвард Рачиньский подписывают англо-польский союзнический договор и берут на себя обязательство в случае прямого или косвенного нападения «какого-либо европейского государства» оказывать друг другу немедленную помощь. К договору прилагался секретный протокол, в котором расшифровывалось понятие «европейское государство» — это Германия, и только Германия! Вне сомнения, в Лондоне знали о договоренностях СССР и Германии в отношении Польши. И предусмотрительная Англия воевать с СССР из-за Польши не собиралась, поэтому и настояла на вышеуказанной оговорке в секретном протоколе. Именно поэтому, когда в середине сентября 1939-го Красная армия вошла в Польшу, у Англии не было ни повода, ни обязательств объявить войну Советскому Союзу. К слову, никогда не приходилось слышать рассуждений о «моральном облике» Галифакса (и Англии как таковой) по поводу этого документа, аналогичного договору Молотова — Риббентропа. Ведь в то время в Англии не могли знать содержание договоренностей Москвы и Берлина, а значит, ее секретный союз с Польшей и был, по существу, настоящим пактом. |