"добровольное расставание с родиной давно превзошло насильственное"

("из некогда промышленных и сельскохозяйственных поселков")

Эмигрируешь? Нет, бегу…

Закончились зимние каникулы. Прибывшие из-за границы соотечественники потянулись в давно обжитые лондоны, глазго и вест-бромвичи.

Мои знакомые сегодня разбросаны по всему миру. От США до Австралии, Бразилии и Мексики. Уехали зарабатывать. И продолжают уезжать. Поэтому в Международном аэропорту Вильнюса я с удивлением прислушивался к вопросам, которые корреспондент телевидения задавал улетающим. А наивный вопрос «Не пришла ли пора оставаться в Литве?» и вовсе вызвал горькую усмешку.

Кто бы уезжал без необходимости? Да и не уезжают – увы, бегут соотечественники не только семьями, но уже родовыми кланами. Особенно из глубинки, из районных центров, из некогда промышленных и сельскохозяйственных поселков. Причем настроения в ближайшем будущем не изменятся. Такой вывод можно сделать из очередного опроса, проведенного нашим еженедельником.

Тенденцию подтверждает и мнение трезвомыслящих политиков. Например, не склонного к пустопорожней критике Ромуалдаса Озоласа – одного из отцов литовской «поющей» революции, подписанта акта о независимости:

- Проблем столько, что люди склонны  к разочарованиям и эмиграции, которая уже похожа на депортацию. Советские депортации были идеологическими, сейчас экономическая – вот вся разница. Но Литва вновь теряет граждан, молодежь, надежды.

Почему так? Выйдя из состава одного союза, мы тут же вступили в другой. Я глубоко убежден, что любой союз не укрепляет, а ослабляет нацию. Что в условиях бессоюзных пытались бы сделать собственными силами, в рамках союза отдают чужим умам, используют заимствованные стандарты. То есть это не укрепляет творческие начала нации, а нивелирует. Вот почему я против любых союзов.

Философ и политик считает так: если на первом этапе независимости мы строили национальное государство, то со вступлением в Евросоюз опять вернулись к строительству интернационального. Только не на пролетарских принципах, а на принципах космополитизма. Именно в этом корни большинства сегодняшних литовских проблем. Люди чувствуют, что потеряны ориентиры, провозглашенные в 1991 году, и соответствующим образом реагируют.

Совершенно не случайно Ромуалдас Озолас сравнил эмиграцию с депортацией. Это еще мягко сказано. Ведь по масштабам добровольное расставание с родиной давно превзошло насильственное. По обобщенным данным Департамента статистики при Минфине Литвы, с 1990 по 2011 год государство официально покинули около 700 тысяч человек. Возвратились в страну примерно 100 000.  Только в 2010-2011 годах эмигрировало почти 140 тысяч. При этом каждый второй был моложе сорока лет, а каждый восьмой – по данным Департамента статистики, – ребенок или подросток до восемнадцати лет.
Явление, которое литовские политики стыдливо именуют термином «эмиграция», скорее напоминает исход, паническое бегство.

Правда, есть и противоположное мнение. Мол, уровень эмиграции приближается к самым низким показателям, начиная с 2003 года, и составит по прогнозам на 2013 год только 15 000 человек. Исходя из этих статистических прогнозов, вести любые разговоры об эмиграции, как бедственном явлении, беспочвенно.

К счастью, в противовес беспочвенному оптимизму существуют взгляды реалистов. К таковым можно отнести эксперта в области вопросов эмиграции Дайнюса Паукште, который обращает внимание на прогноз агентства Евростат. Оказывается, европейские эксперты утверждают, что к 2060 году в Литве останется лишь 2,5 миллиона жителей.

Любопытный нюанс. Чтобы «выполнить» к 2060 году планы Евростата, начиная с 1990 года Литву ежегодно должны покидать 16 714 человек. А фактически покидают 37 916! То есть рубеж, отведенный нашей стране евростатистиками, к сожалению, будет взят значительно раньше.

Статистики ясно указывают, что допустимый рубеж эмиграции колеблется в районе 3%. Это, так сказать, статистическая серединка. В Литве сегодня показатель равен 17-18%. Но и три процента для нас – это очень большая цифра, отмечает Паукште. 3% – это примерно90 000 ежегодно. Именно столько, сколько сегодня проживает в Панявежисе – пятом по величине городе.

Беда еще и в том, что только небольшая часть уехавших торопится вернуться. А зачем? В Норвегии водитель «Мерседеса» – так наши называют уборочные машины, моющие полы в торговых центрах, – зарабатывает в месяц около 6 000 литов. Сколько лет нужно прибавлять по 150 лт к минимальной зарплате, чтобы она составила у нас 6 000? Думается, до тех лет доживут только еще не родившиеся.

Закончить хочу диалогом в аэропорту. Спрашиваю улетающего в Лондон одноклассника:

- Эмигрируешь, выходит?

- Нет, старик. Бегу!