«Это вы их на прошлой неделе забрали и ничего не сказали воспитателю? – миниатюрная Ксения Станиславовна укоризненно смотрит на меня снизу вверх. – У нас есть правила, по правилам они, даже если на час покидают территорию детского дома, должны писать расписку».

Они – это Снежана и Ангелина, им по 14 лет и они уже неделю живут в детском доме №4. До этого несколько лет они жили в шестом на Левом берегу, но региональный минобр решил, что садики важнее – и расселил воспитанников детского дома №6 в два детдома в Нефтяниках. Геля и Снежа попали в четвертый, остальные девочки из их группы – в первый. Семью – а в шестом у них была именно семья, а не группа – разорвали. Сердца вдребезги. Слезы, сопли. Поревели несколько дней – но надо жить дальше. Жизнь берет свое.

В четвертом холодно. В спальне девчонок почти пар изо рта идет. Балконная дверь – в наледи. Дети спят в колготках, теплых пижамах и носках. У кого почки послабее – писаются ночью. Стремно в 14 лет писаться. Но здесь всем пофиг.

За неделю они пообвыклись и даже начали улыбаться. Но сегодня новая беда. Из психиатрички выписали ту, чье имя не называют. Фамилия – Клочкова. За день нахождения в баторе (так они называют детский дом) 16-летняя выпускница (это значит, выпускается в этом году) запугала воспитательницу, побила 10-летнего Кирюшку и построила всех, кто младше ее хотя бы на год. Всех, кроме Снежи и Гели. Они борзые, но по глазам вижу – сильно борзеть тоже боятся. За спиной у нее – банда таких же безбашенных девиц, и даже если ее снова укатают в психиатричку, девицы останутся и отомстят. Дедовщина.

«Евгения! А вы давно здесь? Вы ко мне пришли?» – в полутемную прихожую группы, где мы стоим со Снежей и Гелей, из группы выбегает Кирюшка и обнимает меня сколько есть сил.

«Кирюшенька, я уже ухожу. Я еще завтра приду. Ты как тут? Тебя обижают? Бьют?» – я поднимаю его голову и смотрю ему прямо в глаза, огромные, с расширившимися в полутьме зрачками.

«Нееет», – не вполне уверенно отвечает Кирилл. Вопросительно смотрю на девчонок – его же побили сегодня. «Она его запугала», – поясняют те.

Ксения Станиславовна стоит напротив в теплых уггах и шерстяном свитере. Она продолжает отчитывать меня за то, что в пятницу вечером забрала девчонок, чтобы накормить нормальным ужином. Забрала не по правилам.

«А что у вас тут за люди посторонние ходят, матом при детях ругаются?» – перебиваю я ее.

«Это не посторонние, это наши выпускники», – смущается воспитательница и начинает прибирать обувь ребятишек, которую пару минут назад разбросала та, которой можно все, в поисках собственных балеток. Которые, как выяснилось, спиз… Нет, в ее восклицании многоточия не было.

«И им можно материться? Это по правилам?»

«Нельзя!»

«А почему же матерятся? Что, управы нет?»

«Есть, но…»

Я не дослушиваю аргумент Ксении Станиславовны – Геля и Снежка уже стоят в куртках и тянут меня на улицу, чтобы проводить до машины.

«Ничего, в среду выйдет наша Елена Викторовна, она ей быстро мозги прочистит!» – уверенно заявляет Геля.

«Угу, только нам бы до среды дожить», – полушутя отвечает Снежка.

В 50 метрах от калитки детского дома та самая, чье имя не называют, стоит в компании сомнительных личностей возле маленького продуктового магазина. Мне кажется, в ее руках бутылка. Может, газировка, из машины не видно.